Кейн — все шесть футов три дюйма роста — непринужденно развалился на лимонно-желтых смятых простынях. Облокотившись на локоть, он быстро доедал сандвич, оставляя о нем лишь приятные воспоминания. Волосы на его теле были местами золотистыми, выгоревшими на солнце, а местами, там, где солнце не касалось его кожи, совсем темными.
Но как бы ни был Кейн красив и совершенен, Шелль влекло и манило к нему, конечно, прежде всего не его тело. Сила ее влечения к Кейну возрастала с каждой минутой — она вспомнила, как они вместе безудержно, словно дети, хохотали, как он умело сдерживал свои страстные порывы и влечения плоти, как добр был с Билли… Даже когда с холодной яростью смотрел на Джо-Линн, осмелившуюся оскорбить Шелли, он был любим и желанен для нее. В нем были какой-то сильный внутренний стержень, сильная доброта и в то же время удивительная незамутненность, прозрачность. Словно весь он — его желания, мысли, побуждения — был виден насквозь. И это привлекало ее гораздо больше, чем вся его сильная, мужественная — мужская! — телесная красота.
Глядя на него, Шелли приходила во все большее и большее волнение, чувства переполняли ее. Шелли подумала, что еще немного — и она разразится слезами.
— Нет, это несправедливо, — сказала она.
— Ну, я же предлагал тебе разделить сандвичи на двоих…
— Я не о сандвичах.
— Тогда о чем же? — удивился Кейн.
— О тебе. Мужчины не должны быть такими прекрасными.
Рука его, подносившая недоеденный крохотный кусочек сандвича ко рту, замерла на полпути. Кейн медленно положил недоеденный хлеб обратно на поднос. Потом он повернулся и посмотрел на нее. В его серо-голубых глазах вспыхнули серебристые искорки. Он увидел, что Шелли серьезна и просто говорит правду — то, что думает.
Для Шелли он и вправду был прекрасен!
Он неловко улыбнулся, и Шелли, увидев это почти робкое движение вверх уголков его губ, захотела одновременно плакать и смеяться.
«Господи, как я могла отдать ему столько, ведь мы oедва знакомы?!» — со страхом подумала она.
И ответить самой себе ей было нечего, кроме разве что той печальной истины, которую она поняла еще раньше: она уже отдала Кейну гораздо больше, чем просто свое тело. Несравненно больше.
Она поцеловала кончики его пальцев, ласкавшие ее, и Кейн подумал, что все это — его сон наяву, мечта, вдруг ставшая явью.
— Я не прекрасен, ласка. Черт, ты ведь правильно заметила тогда, когда мы впервые встретились, — я даже не слишком-то и симпатичен…
— Я была не права.
Он улыбнулся и, все еще лаская ее лицо, покачал головой.
Стараясь не дотрагиваться до Кейна, чтобы снова не возбудиться и не потерять контроль над своим телом и эмоциями, Шелли скрестила руки на краешке матраса и, все еще не вставая с пола, опустила на них подбородок. Она внимательно смотрела на Кейна, словно разглядывала какую-то прекрасную скульптуру, совершенное произведение искусства.
— Конечно, в той же Джо-Линн или Брайане гораздо больше поверхностного блеска и глянца, наносной красоты — вернее, красивости, — сказала она ему. — Однако невозможно заглянуть к ним внутрь, в душу. Они… как бы это сказать… какие-то непрозрачные, мутные. Нечистые внутри, одним словом.
— Таким же, по-видимому, был и твой бывший муж?
— Как и твоя бывшая жена… Но ты прозрачен, чист. Ты сильный и ясный весь, понимаешь, весь, полностью… Душа твоя чиста. Это и есть настоящая красота. А все остальное — не так важно.
— Тогда, поверь мне, ты — самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо встречал.
Он поднял Шелли на кровать и притянул к себе, крепко обнимая. В его объятиях уже не было такой голодной страсти. Он просто держал ее в руках. Ее тепло, ее дыхание, ее женственность — он столько лет нуждался в этом и теперь нежно держал Шелли, прижимая к груди и тихонько убаюкивая, словно ребенка.
Шелли обняла его за шею и доверчиво прильнула к нему. Он гладил ее и ласкал, но без чувственного порыва, а просто с нежностью. Кейн был счастлив оттого, что она рядом, что он может осязать ее, вдыхать аромат ее волос и кожи, вновь и вновь убеждаясь, что Шелли — живой человек, а не греза, порожденная годами одиночества, Одиночества, которое стало частью его натуры настолько, что он и не замечал его до тех пор, пока не появилась Шелли.
Он больше не одинок.
Кейн вдруг осознал это, и его захлестнула бурная волна чувств. Он задрожал.
Шелли с удивлением чуть отстранилась.
— Все в порядке, — успокоил он ее. — Не бойся, я не собираюсь тебя насиловать.
— А жаль…
Кейн беззвучно засмеялся.
— Но я не настаиваю, — продолжила Шелли. — Ты только посмотри, что я с тобой сделала…
И она осторожно дотронулась до его груди. Наполовину скрытый темными волосками, там все же виднелся довольно внушительных размеров синяк.
— Это не ты, ласка. Если бы ты захотела поставить мне такой синячище, тебе бы молоток понадобился по меньшей мере.
— Тогда что же это такое?
— То, что я и сказал. След от удара молотком.
— Ты шутишь?
— К сожалению, нет.
Одна только мысль о том, что кто-то мог причинить ему боль, пронзила ее, словно удар острого кинжала.
— Что случилось? — встревоженно спросила Шелли.
— Ничего страшного, всего-навсего небольшие разногласия.
— По поводу чего?
— Как обычно. Виски и эта… это всеобщее транспортное средство.
— Ты имеешь в виду велосипед?
— Нет. Я имею в виду женщину. На которой все подряд сидят — или лежат — верхом.
Шелли поморщилась.
— Ты был у доктора?
— Да пустяки, не стоит беспокоить врачей.
— Почему?
Кейн нежно гладил Шелли по голове, стараясь успокоить. Но это не помогло. Тогда он приблизил губы к ее лицу и поцеловал.
— Ничего страшного, — повторил он.
— Тогда почему ты мне сразу ничего не рассказал?
— Видишь ли, человеческая глупость настолько выводит меня из себя, что я всегда стараюсь забыть о ней как можно быстрее.
— Ну, судя по твоему поведению, можно подумать, что ты всю жизнь провел в местах с повышенной концентрацией дураков на единицу площади.
Кейн засмеялся, откидывая голову назад. Потом снова лег на спину.
Шелли устроилась рядышком.
— Я ведь, кажется, уже говорил тебе о геологе и инженере? Тех самых, за которых я так сильно беспокоился в прошлый раз…
— Ты имеешь в виду тех, которые все никак не могли поделить… гм… «всеобщее транспортное средство»?
— Именно. На этот раз я приехал как раз вовремя, чтобы успеть предотвратить грандиозный скандал.
— И тогда кто-то ударил тебя молотком?
— Я сам виноват, — ответил он зевая. — Я больше опасался за парня с пистолетом в руках. Пьяные ведь всегда ведут себя непредсказуемо.
У Шелли пересохло во рту.
— И когда я стал отбирать пистолет, Джо и та баба бросились на меня. Я вырвал пистолет из рук Кена и сумел частично блокировать удар молотка, иначе простым синяком мне бы не отделаться. Я просто встал между двумя этими дураками.
От волнения Шелли не сразу смогла заговорить.
— И часто такое у вас случается? — спросила она наконец еле слышно.
— Нет, не часто. Да и когда случается, то обычно между рабочими, а уж никак не между инженерами. Но Кен ведь раньше был рабочим. Немножко выпивки, смазливая баба — и он становится неуправляемым.
— А куда же смотрела полиция?
— Ты это серьезно? А что, в Сахаре было много «фараонов»? Как ты себе это представляешь? — спросил он, кисло улыбаясь.
Шелли замолчала, вспоминая. Когда она была маленькой и они ездили — кочевали — по всему свету, ей вместе с матерью часто приходилось прятаться в палатке. Сидя там, как мышка, она иногда подсматривала в щелочку между свисающими брезентовыми полотнищами, прикрывавшими вход. И сейчас она вспомнила с необыкновенной яркостью: ее отец пытается спокойно говорить со здоровым разгневанным мужиком, в руках которого огромное ружье-дробовик…
— Да уж, это точно. Пока не случится что-то серьезное, полиции не жди. Да и тогда не всегда… — отозвалась она и добавила: — Когда я была маленькая и мы путешествовали, отцу приходилось улаживать такие дела самому.
— То же самое и в нашем лагере. За порядком приходится следить специальному человеку — начальнику лагеря.
— Начальник — это ты?
— Нет, им был Кен. К сожалению, когда дело касается бабы…
— Этой Лулу?
— Да, жены Джо. Это она чуть не пришибла меня молотком.
— О Господи!
— Будь она мужчиной, я бы переломал ей все кости. — Кейн содрогнулся, вспоминая. — И я сказал ей напоследок, что, если, не дай Бог, что-то подобное когда-нибудь повторится, я не посмотрю, что она женщина.
— А что с Кеном?
— С Кеном? Ну, наверное, будет искать себе работу, когда рука заживет.
— Рука?
— Видишь ли, руку я ему сломал. Не люблю пистолеты, особенно если их наставляют прямо на меня.
— П-понимаю, — пробормотала Шелли. — А тот, второй, ну, муж этой…
— Джо и Лулу вернулись в свой домик. Не знаю, что уж там между ними могло стрястись, но, пока я был в лагере, они ни разу не попадались мне на глаза.
— Да, весело вы провели время…
— Веселее некуда, — подтвердил Кейн, и голос его на этот раз был жестким, почти злым. — А потом, в лагере, я был слишком занят, чтобы думать об этой дрянной шлюхе.
Эта неожиданная твердость, злость, с которой он произнес последнюю фразу, даже напугали Шелли. Она похолодела. О Лулу Кейн говорил сейчас с тем же холодным презрением, почти отвращением, что и о Джо-Линн, и о своей бывшей жене.
«Всеобщее транспортное средство»…
Да и самой Шелли досталось от его острого язычка, когда они впервые встретились: «Старая дева. Женщина, которая не может удержать мужчину…»
— А ты, я смотрю, не очень-то любишь женщин, а? — спросила Шелли, стараясь казаться спокойной.
Ведь недавно она обнаружила, насколько женственна она сама.
Глава 15
Кейн молчал так долго, что Шелли уже решила было, что он вовсе не хочет отвечать на ее вопрос, как вдруг он глубоко вздохнул, нервно провел рукой по растрепавшимся волосам и заговорил.
— Видишь ли, слишком многие женщины ведут себя так… Они недостойны никакого уважения, — сказал он. — Они спят со всеми подряд. И дело даже не в том, что они хотят каждого мужчину, которого видят, нет, они просто желают, чтобы эти мужчины хотели их. Их, и только их одних.
Шелли увидела, как напряглось все его тело, каждый его мускул. Он поджал губы, волнуясь. Потом повернулся и посмотрел прямо на нее.
— Да, ты права, довольно долгое время я не любил женщин, — сказал он просто. — Но однажды я увидел женщину, освещенную яркими лучами заходящего солнца. В руках у нее была змея. И она обращалась с ней так нежно, так бережно…
Большим пальцем он провел по тонкой линии бровей Шелли.
— И с одиноким, заброшенным мальчиком-подростком она обращалась так ласково, нежно… — Голос Кейна был теперь спокоен и тих. Он глубоко вздохнул. — И ей ничего от него не нужно было, казалось бы, совершенно незачем быть с ним такой заботливой, но иначе она просто не могла. Она была доброй, любящей женщиной с удивительно открытым сердцем.
— Ты имеешь в виду старую деву, которая не может удержать мужчину?
Кейн засмеялся, и его теплые губы коснулись лба Шелли.
— Я был ужасно заинтригован тобой, понимаешь? Да и ты тогда не очень-то осмеливалась задирать нос, а? Да…
— А мне тогда и в голову не могло прийти, что тебя может заинтересовать у Джо-Линн, кроме… — перебила его Шелли.
— Ее больших сисек?
— Ну, не нужно забывать и про ее аппетитный зад…
— Когда-то давно я и впрямь смотрел на таких баб. Но с тех пор я вырос.
Шелли засмеялась, но смех ее оборвался, когда она увидела взгляд Кейна — такой напряженный, внимательный…
— Да, ты заинтриговала меня, — продолжал он. — Ты была вся настоящая, абсолютно вся, до мозга костей. Никакой игры, никакой лжи. Ты была прежде всего удивительно честна — я давно уже не надеялся встретить такую чистую, честную женщину.
Шелли повернулась и поцеловала его ладонь. А потом тихонько укусила его.
Кейн засмеялся и провел большим пальцем по ее тонким губам.
— А когда я увидел, как ты зажигаешь свечи на праздничном пироге для Билли, я окончательно понял, что просто должен узнать, какова же будет эта добрая честная женщина в постели. В постели со мной.
— Ну и какова же? — спросила она его, посмеиваясь. Но, посмотрев в его глаза, она увидела, что он не смеется.
— Это была моя мечта, ставшая явью, — просто сказал Кейн.
— Да, но некоторые мечты становятся потом ночными кошмарами…
— Некоторые — да, но только не эта. Я понял, что наконец-то нашел женщину, которая сильная и нежная, умная и честная, великолепно образованная, цивилизованная — и вместе с тем дикая…
Ремингтон приблизился к ней и поцеловал ее в губы. Шелли ответила ему на этот поцелуй — тихий, нежный и страстный. Потом она откинула голову назад и, чуть прищурившись, посмотрела прямо на Кейна:
— Нет, Кейн, ты не прав. Я вовсе не дикая. Я домоседка…
— Да? Знаешь, достаточно только посмотреть на эти стены из стекла, чтобы понять, какая из тебя домоседка…
Она перевела взгляд с распростертого на простынях Кейна на стеклянные стены своей спальни. Они открывали потрясающий вид на крутые заросшие холмы. Да, даже если забыть о последних словах Кейна, всe равно она должна была признать, что не прирученная человеком земля звала, манила ее, и это было больше чем просто слова, мысли, поступки… Этого отрицать она не могла.
Скоро солнце совсем зайдет и на землю опустятся сумерки. И влажное дыхание океана заглушит жаркие дневные ветры, иссушающие землю. И океанская прохлада принесет покой. И жизнь. Принесет на дикую землю, которая кажется пустынной и безлюдной в течение жаркого дня. Прохладный вечер, спускаясь в пропахшие душным солнцем овраги, будет напоен ароматами чапарали. Пугливые большеглазые лани на тонких, изящных ножках выйдут из укрытий и будут неслышно пробираться сквозь густую растительность горного побережья… Непоседы еноты крадучись проберутся к ее дому, чтобы вдоволь напиться прозрачной, чистой воды из искусственного водоема в ее садике, а за ними последуют опоссумы… А может, в гости пожалует и скунс в своей элегантной черно-серебристой шубке…
Конечно, придут и трусливые зайчишки, чуть что прижимающиеся в страхе к земле, боящиеся каждого шороха, каждого незнакомого звука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47