Аэдит наклонилась к Фаллон.
— Я любила своих братьев, Фаллон… Всех… Я любила Тостига и Леофвина, Гирта и Гарольда… Но Гарольд мертв, Фаллон. Никакой местью его не вернешь. Я открываю объятия Вильгельму не для того, чтобы опозорить Гарольда. Я делаю это, чтобы проклятие, которое пало на нас, перестало действовать и народ вернулся к нормальной жизни.
— Ну как, парень, теперь все сделал, как надо? — обратился Стивен к Ричарду. Они снова засмеялись и покинули зал. Роже и Аларик подсели к камину, потягивая глинтвейн.
Завязалась беседа. Роже рассказал о положении на побережье и о кораблях, которые уже пересекли или собираются пересечь Английский канал. Аларик говорил о битве у моста, и при взгляде на Фаллон глаза его теплели. Вел он себя беспокойно, вставал, задумчиво смотрел в огонь и выпил несколько кубков вина.
Наблюдая за ним, Фаллон трепетала. Аларик говорил что-то о латах, но она чувствовала, что он глазами раздевает ее. Аэдит описывала Вестминстер и обряд коронации, но Фаллон едва ли способна была воспринимать что-либо из ее рассказа, сосредоточив все внимание на Аларике. Он стоял у камина, опершись локтем на каминную доску, рассеянно поигрывая кубком, и не спускал с нее глаз. Отсветы огня играли на его лице. Фаллон чувствовала, что щеки ее пылают. Слова не доходили до нее. Входили и выходили слуги, но она едва замечала их, завороженная силой его взгляда.
— Аларик, а ты что скажешь на это? — смутно донеслись до нее слова. Но, похоже, он не слышал этих слов, ибо продолжал смотреть на принцессу. Внезапно он поставил кубок, бросил короткое извинение Роже и вдовствующей королеве, подошел к Фаллон и, взяв за руку, помог встать, продолжая смотреть ей в глаза.
— Я покажу принцессе ее апартаменты, — сказал он.
Фаллон почувствовала, как краска прилила к ее щекам.
Аларик обнял ее. Не может же она сопротивляться при тете, сказала она себе. Но это была ложь, потому что она ждала его прикосновений.
Кажется, свечи закружились в хороводе, когда она шла через зал. Она споткнулась на лестнице, и он подхватил ее. Они оказались перед дверью, и Аларик открыл ее ногой, продолжая смотреть Фаллон в глаза.
— Ты не имеешь права это делать, — сказала она.
— Ты моя. И я возьму тебя сейчас.
— Я твой заклятый враг.
— Я думаю, что ты в эту минуту думаешь о мире.
— Я думаю, что ты помнишь…
— Я чувствую, как ты дрожишь… Вырывайся, принцесса, если можешь… Сопротивляйся, если найдешь силы…
Очевидно, вино бросилось ей в голову. Она вся пылала и была как во сне. Не хотелось вырываться из этих горячих объятий. Да, она окажет сопротивление ему, как и поклялась, но потом, потом, а не сейчас.
Они вошли в покои. Фаллон почти ничего не видела вокруг. Она была пьяна от вина, от его объятий, от желания и от предчувствия того, что должно сейчас свершиться.
В уютной спальне в камине был предупредительно разведен небольшой огонь. Для Фаллон не существовало ничего, кроме Аларика. Она дотронулась до его волос, пока он нес ее к широкой кровати. Он осторожно положил Фаллон и дрожащими пальцами коснулся ее щеки.
— Я тосковал по тебе… Как тоскуют по солнцу, по луне, по звездам…
Ей было трудно дышать. Она лишь трогала, гладила его мускулистое, упругое тело. Когда успела она попасть под воздействие его чар?
— Скажи, а ты, принцесса, — прохрипел он, — скучала по мне? Хотя бы немножко?
— Ты мой враг, — напомнила она, опуская глаза. — Я должна сопротивляться тебе.
— Значит, мы меня ненавидишь?
— Не тебя. Я ненавижу мир, из которого ты пришел, чтобы украсть у меня мой мир.
Аларик тихо застонал, уткнув лицо в шелковистую копну ее волос.
— Мой мир, любовь моя? Ради того, чтобы видеть тебя, я отбросил его. Но это невозможно… Я не волшебник, не алхимик, чтобы отбросить прошлое или провидеть будущее.
Фаллон погладила ладонью его красивое, словно вылепленное искусным скульптором лицо. Было такое ощущение, что вокруг горят сотни и сотни свечей. Золотистый свет трепетал и струился в воздухе. Где-то там, снаружи, мир был белым, заснеженным и холодным, а здесь было сказочно тепло.
— Если бы только… — зашептала она.
Он забрал в ладонь ее пальцы и стал по очереди их целовать.
— Если бы только… Да, если бы это было возможно, я построил бы для тебя хрустальный дворец, и ты жила бы там, в сказочном мире. Тебе не угрожали бы ни смерть, ни опасность… А я любил бы тебя так нежно, что ты забыла бы о существовании черного мира снаружи и всегда обнимала меня с лучезарной улыбкой.
Он шептал у самых ее губ, а затем ее рот прикоснулся к ним, и Фаллон с легким, светлым вздохом отдалась поцелую и нежным, опьяняющим ласкам. Комната была освещена золотистым светом, и Фаллон не отвернулась, когда Аларик стал раздеваться. Она позволила ему снять одежду с ее трепещущего тела. Мягко и нежно коснулась его плеч. После этого призрачный, словно сотканный из легкого облачка чудесный мир начал бледнеть, и его заменило пламя. Бронзовые могучие плечи и контуры вздымающейся груди… Тень его руки на стене… Неповторимый вкус поцелуя. Они встали на колени друг перед другом, сплели пальцы рук, а их губы слились в поцелуе. Затем он откинулся назад, и она поднялась над ним, глядя ему в глаза. Он притянул ее поближе, сжал тяжелые груди. Было впечатление, что она парила, неслась вслед за ним. Он обнял округлые ягодицы, прижался к ней…
Аларик наслаждался страстью и красотой Фаллон. Сегодня она одарила его всем, что может дать женщина.
Никогда за всю свою бурную жизнь ему не приходилось встречаться с такой отвагой в любви, любовью, которая заставляет забывать о времени. На поле боя он не думал о смерти, но в тот миг ему показалось, что он умирает. Когда все кончилось, он остался лежать рядом с ней, прижимая Фаллон к себе, поглаживая ее влажное тело.
Аларик понимал, что влюблен. Это может погубить их обоих. Закрыв глаза рукой, он сказал себе, что ведет себя как законченный глупец. Это не любовь, а безудержная чувственность. Природа наградила Фаллон невероятным обаянием, и с каждым прикосновением он все более подпадал под ее чары.
Огонь в камине догорал, и Фаллон уснула. Ее тонкая, хрупкая ладонь лежала на могучей груди Аларика. Он ощущал легкое теплое дыхание. Роскошные волосы Фаллон накрывали его, словно крыло ангела. Она спала, непринужденно положив колено ему на бедро, — такая уязвимая в своей наготе, что он поклялся никогда не причинять ей и малейшей боли.
Но перед ним возникли картины, которые мучили его постоянно, — картины смерти и предательства. Не люби ее! Ее нельзя любить!
Фаллон вздохнула и пошевелилась, навалившись всей грудью на его руку.
Теперь слишком поздно, подумал он устало. А может быть, поздно было уже много лет назад.
Он задремал. Они проснулись одновременно. В полумгле видно было, как переплелись их руки, ноги, а ее волосы накрывали их обоих. Она улыбнулась ему полусонной улыбкой и повернулась на другой бок, прижавшись к его телу округлыми ягодицами. Ощутив прикосновение атласной плоти к животу, Аларик мгновенно почувствовал возбуждение. Он подтянул ее к себе за талию, медленно и осторожно вошел в нее и задал темп движения. Когда затихли их содрогания, он не покинул ее лона. Он гладил ее волосы, плечи, спину. Так они и заснули.
Когда они вновь проснулись, огонь в камине погас и в комнате было холодно.
— Нужно разжечь огонь, — лениво сказал Аларик, и она кивнула. Он встал, испытывая радость оттого, что они оба ведут себя так непринужденно.
Размешав угли, он подбросил в камин пару поленьев. Сидя на корточках, он наблюдал, как разгорались дрова. Он обернулся к Фаллон и увидел, что она не спускает с него глаз. Застигнутая врасплох, она вспыхнула, а он протянул к ней руку.
— Бери с собой покрывало и иди сюда. Потребуется время, пока в комнате опять станет тепло.
Поколебавшись, она встала с постели, прихватив с собой покрывало. Аларик нашел вино и наполнил два кубка. Они сидели на меховом покрывале, прижавшись друг к другу. Фаллон набросила второй конец им обоим на плечи.
— Сейчас, должно быть, ночь, — прошептала она. Аларик не мог отвести взгляда от ее изумительно красивого лица, от ясных голубых глаз, таивших нежность и мужество.
— Да, наверное, ночь. — Аларик улыбнулся, снова помешал дрова в камине и подбросил еще полено в огонь. Поцеловав ее в макушку, он добавил:
— Пожалуй, уже почти утро.
Фаллон прильнула к нему, и несколько секунд они молчали. Он ласково обнял ее за плечи, затем побаюкал тяжелые груди под покрывалом, удивляясь тому, как быстро способна она возбудить его.
— Ты не сожалеешь, что я прислал за тобой? — тихо спросил он.
Щеки ее зарделись… Кажется, с того времени прошла вечность. Фаллон легко вздохнула.
— Аларик, я… — Она помолчала. — Я не отрицаю того, что все это волшебно и изумительно, — прошептала она.
Он поймал ее пальцы и поцеловал их.
— Но мы враги…
— Да, Аларик, мы враги, это так. Никто из нас не способен это забыть.
Рука его напряглась.
— Ты моя, Фаллон… И не просто в фантазиях. Ты пришла ко мне не как пленница, а как любовница. Здесь действительно какое-то волшебство. И я иногда думаю, что твой знакомый священник…
— Отец Дамьен?
— Да, тот удивительный человек… Иногда я думаю, что он знаком с древней мудростью. Может, он напустил на нас чары? Ведь я готов поклясться, что околдован тобой.
Она покачала головой и улыбнулась. Мягкие золотистые отсветы пламени играли на его лице, а он был молодым, сильным и красивым. Сейчас он был не норманном, а мужчиной — блестящим мужчиной, которым всегда восхищался ее отец.
Но так не должно быть, она это знала. Она — дочь Гарольда и не может допустить, чтобы ее считали шлюхой норманна. А ничем другим для него ей быть не дано. Какое-то зловещее воспоминание довлело над ним, и он не верил ни одной женщине. Он никогда не женится на ней, но дело не только в этом. Смириться, выйти замуж за завоевателя было бы предательством.
Она намерена предать не свою страну, а Аларика, напоминала она себе. Она будет снова и снова восставать против него. И тем не менее она сейчас сидела рядом с ним, жаждала его прикосновений и ласки. Она любила, просто любила как мужчину.
Фаллон тяжело вздохнула.
— Между нами было так много всего. Я нисколько не сожалею об этой… сладостной сказке… Но я — твоя пленница и твой заклятый враг.
Аларик кивнул.
— Понимаю, — мягко сказал он. — Ты представляешь род великого короля. Его гордая, неистовая дочь. — Он наклонился и поцеловал ее, затем добавил: — Но у нас есть ночь, затем день и еще одна ночь, когда мы будем вместе.
Фаллон откинула голову и внимательно посмотрела на него. Сколько мирных часов им отпущено?
— Разве ты не собираешься уезжать с рассветом?
Он покачал головой.
— А зачем?
— Выполнять свои рыцарские обязанности в свободное от грабежей время.
— Ах, любовь моя, мне кажется, что это меня ограбила эта страна, — проговорил он. — Нет, у меня нет никаких дел завтра. — Он взял щепки для растопки. — Скажи мне, любовь моя, что ты больше всего ненавидишь из того, что я несу с собой?
Она посмотрела на него, удивляясь голосу и вопросу.
— Голод! — горячо сказала она. — У меня нет сил видеть истощенные лица, сознавать, что люди умирают голодной смертью.
Аларик бросил щепки в огонь.
— Исчезни, голод! — приказал он, и пламя взметнулось вверх.
Покрывало соскочило с обнаженных плеч Фаллон, и она тоже бросила щепку в камин.
— Я не могу смириться с уничтожением ни в чем не повинных людей! — воскликнула она. — Не могу видеть их рабами!
Дрова трещали и щелкали в огне. Аларик переплел свои пальцы с пальцами Фаллон.
— Ненавижу смерть и кровь! — выкрикнул он. — Не хочу, чтобы умирал мой лучший друг! Мне жаль, что погибли Гирт и Леофвин!
— Да! — снова воскликнула Фаллон, подбрасывая новую щепку в огонь. — Пусть моя мать не страдает наедине со своими мыслями!
Аларик бросил несколько сухих веток в огонь, отчего пламя ярко вспыхнуло.
— Исчезни, страдание! Здесь мир Фаллон, здесь хрустальный дворец! Здесь мы вдвоем, и сюда нет доступа ни злу, ни боли.
Не спуская с нее глаз, он поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал. Обнаженная и бесстыдная, Фаллон обвила руки вокруг его шеи, прижалась к нему. Они вместе опустились на мех. Положив Фаллон на спину, Аларик стал исступленно целовать ее, исцеловал от головы до ног, ослепленный и очарованный красотой ее тела.
Когда все осталось позади, Фаллон увидела, что мир полыхал праздничными красками — золотой, алой, нежно-розовой.
Она поняла, что наступила заря. Фаллон снова заснула и не слышала, как Аларик поднял ее и перенес на кровать.
Ей не нужно было одеял. Ей достаточно было тепла упругого мускулистого тела Аларика. Ей было приятно ощущать крепкие объятия его рук, прикосновение его живота к ее бедрам. Ей нравилось, что их ноги переплелись. Нравилось чувствовать его дыхание на своих щеках и ощущать движение его плоти в своем лоне. Скоро все кончится, но пока еще продолжалось и было сказочно прекрасным.
— Все кошмары в огонь! — сказала себе Фаллон, прижимаясь к Аларику. «Здесь мой мир, мой хрустальный дворец, и сюда нет доступа ни злу, ни боли!»
Рука мужчины коснулась ее живота и легла на лоно, породив в Фаллон пламя желания. Податливо разведя бедра, она целиком отдалась ласке.
Они не вставали целый день. Слуги приносили еду, и они лениво ели у камина. Они пили вино и предавались любви.
Размолвка возникла лишь тогда, когда речь зашла о Вильгельме. Положив подбородок на колени, Фаллон с тоской думала о предстоящем Рождестве. Год назад Эдуард находился на смертном одре, но Англия здравствовала.
— Значит, Вильгельм будет королем, — проговорила она задумчиво. — Помоги всем нам, Господи!
— Он поможет. А ты будешь присутствовать на коронации, — сказал Аларик.
Она яростно замахала головой.
— Нет, не буду!
— Будешь. Он так приказал.
— Я не исполняю приказов Вильгельма.
— Тогда исполнишь мой.
— Нет! — взвилась она, сверкнув глазами.
Аларик подошел к камину, затем повернулся к ней.
— Ты там будешь, Фаллон, и будешь вести себя спокойно и уважительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55