— Английские законы позволяют свободным людям иметь рабов. Это или осужденные преступники, или военнопленные.
Она готова была разрыдаться, но не могла позволить себе этого у него на глазах. Нельзя было выказывать слабость. Она всегда пыталась доказать ему, что не согнется и не сломается, а сейчас была близка к тому, чтобы упасть на колени и упрашивать его сказать, что ничего из сегодняшних событий не было.
Фаллон не могла этого сделать. Она никогда не видела его в таком гневе. От бессильной ярости ее колотила дрожь. Как же ей хотелось убежать! Она ругалась, называла его варваром. Он отвечал, но она едва слышала его. Его гнев разгорался, словно пожар, и вот, отмерив быстрыми широкими шагами разделявшее их пространство, Аларик вплотную приблизился к ней и посмотрел в упор. Она клятвенно пообещала, что не перестанет воевать с ним. Он зловеще негромким голосом ответил, что с радостью четвертовал бы ее.
Он находился так близко, что она задыхалась. И еще ей было страшно. Она и подумать не могла, что будет до такой степени бояться Аларика. Его ожесточение было почти осязаемым. Он придвинулся к ней еще ближе, и его слова падали, словно удары. Пальцы ее ощутили нож, которым она ударила Фальстафа. Она не могла объяснить себе, что толкнуло ее тогда — мужество или страх. Она знала лишь то, что была не в себе.
Но сейчас перед ней был не Фальстаф. Возможно, Аларик предвидел это движение. Он с силой ударил ее по руке, и нож упал на пол. Затем она почувствовала, как его пальцы вцепились ей в волосы, и он швырнул ее на кровать, которую Фальстаф приготовил для любовных утех.
— Саксонская сука! Тебя придется усмирить!
— Нет!
Он придавил ее своим телом. Фаллон отчаянно барахталась и извивалась под ним, тщетно пытаясь отыскать в себе остатки мужества.
— Можешь казнить меня! Убей, только…
— Смирись! — взревел он, — Покорись, проси пощады! Проси оставить тебе жизнь, Фаллон!
Она была не в состоянии выцарапать ему глаза, поэтому плюнула в лицо.
Его тело напряглось до такой степени, что Фаллон захлестнула новая волна ужаса. Его стальной взгляд, казалось, пронизывал ее насквозь. Она ощущала его каждой клеткой своего тела. Он крепко удерживал ее руку, его бедра прижимались к ее ногам.
Внезапно Аларик заломил ей руки над головой. Быстрым движением он разорвал верхнюю часть ее рубашки и поднял юбку выше пояса. Его рука коснулась обнаженной девичьей плоти, и Фаллон вскрикнула от отчаяния и удивления, ибо лишь сейчас полностью осознала его намерения и силу его желания.
Она дочь Гарольда, напомнила себе Фаллон. Гордая дочь Гарольда. Делон дарил ей нежные, целомудренные поцелуи, ни один мужчина не позволял себе быть с ней дерзким — кроме этого воина.
Да и он не позволял себе раньше такого!
В те моменты в давнем прошлом он никогда не был с ней столь груб. Она помнила его поцелуй, который обжег и воспламенил ее, но он не был жестоким. Сейчас же в глазах Аларика читалось не только желание, но и ненависть.
— Варвар! — прошипела она, широко раскрыв глаза, не в силах удержать слезы. — Варвар и ублюдок, гнусное нормандское отродье!
Его лицо напоминало злобную маску, челюсти были плотно сжаты. Фаллон попыталась выскользнуть из его объятий, но это было так же невозможно, как своротить стену. Тело его было раскаленным, мышцы излучали жар, приводя Фаллон в трепет. Она продолжала выкрикивать ругательства, глядя в искаженное похотью и яростью лицо Аларика.
Внезапно он оттолкнул ее. Получив неожиданную свободу, Фаллон попыталась подняться. Он схватил ее за руку и вновь бросил на кровать с такой силой, что она задохнулась.
Она поняла, что он отпустил ее только для того, чтобы снять меч и ножны. Он сбросил тунику, снял через голову рубашку, и пламя очага осветило выпуклые мышцы его груди и плеч. Фаллон прерывисто вздохнула, но едва пошевелилась, как он вновь оказался на ней. На нем оставались лишь рейтузы, сквозь которые она могла отчетливо ощутить его мужское естество.
— Нет! — Фаллон пыталась царапаться и лягаться. Она знала, что не обделена силой, но по сравнению с ним была слабым ребенком.
Он надежно сжал ей запястья, затем раздвинул коленом девичьи бедра и пригвоздил ее всей тяжестью к кровати. Фаллон не могла пошевелиться. Если она двинется, он приникнет к ее интимному месту еще плотнее.
— Проси пощады, Фаллон!
— Пощады? У тебя?! Да я скорее умру!
Он прижал ее руки к матрацу и расплющил ее всем весом, беспощадно придавив к кровати.
— Ублюдок! — прошипела она и снова отчаянно забилась под ним, задыхаясь и хватая ртом воздух.
В глазах Аларика не было и проблеска жалости. В них читалась непримиримость. Он ненавидел ее. Он прикасался к ней с каким-то презрением, его рука дерзко блуждала по ее бедрам. Фаллон ощутила тяжесть его обнаженного живота…
Страх и отчаяние взяли верх над гордостью. Прерывающимся шепотом она проговорила:
— Не надо… Прошу тебя, Аларик… Не надо…
Он замер, однако не отпустил ее. Фаллон почувствовала, что больше не может сдерживать слез.
Это Аларик, напомнила она себе. Человек, которому она много лет мечтала досадить. Человек, который не единожды зажигал в ней пламя и загорался сам, но смирял себя. Человек, который был другом отца, который не раз выручал ее из беды.
Она посмотрела на него, и неожиданно для нее самой из ее уст вырвались слова:
— Как мог ты… отдать меня… кому-то другому?
Он немо застыл над ней. Фаллон не знала, услышал ли он ее. Его глаза были для нее стальной загадкой. Она сдержала рыдания и сделала попытку отвернуться, понимая, что находится в рискованном соприкосновении с мужской плотью. Фаллон ощущала жар во всех членах. Он должен отодвинуться, иначе она станет кричать и малодушно просить его о милости.
И — о чудо! — он это сделал, он отодвинулся. Фаллон мгновенно прикрыла живот простыней, а Аларик молча надел тунику.
— Итак, миледи, — сказал он, подняв украденный ею нож. — Вы пытались убить Фальстафа за то, что он осмелился прикоснуться к английской принцессе. — С сардонической улыбкой Аларик снова приблизился к ней. — Но сейчас вы отлично знаете, что вы всего лишь шлюха ублюдка и приверженца другого ублюдка… Ты моя, Фаллон, и я могу делать с тобой все, что пожелаю. Не надо напускать на себя важность. Гарольд убит. Англией будут править норманны.
Она позабыла о страхе, который вынудил ее взмолиться о пощаде. Она увидела в Аларике холодного, надменного врага, и в ней снова поднялась ненависть. Как может он так говорить о Гарольде, сыне Годвина? Она встала на колени, чтобы ударить его.
Он поймал ее руку и так резко выкрутил, что Фаллон вскрикнула от боли. Он смотрел на нее холодным, безжалостным взглядом, и она, скрипнув зубами, опустила голову, чтобы волосы закрыли ее лицо и он не смог увидеть отразившиеся на нем чувства. Гарольд погиб. Англия проиграла битву. Слезы брызнули из ее глаз и скатились по щекам, и она была не в силах что-либо с этим поделать.
— Фаллон!
Аларик ослабил хватку. Он прошептал ее имя. Он сел рядом с ней и притянул к себе.
— Мне очень жаль твоего отца. Он был храбрым воином… Мне очень, очень жаль…
Ее поразила произошедшая в нем перемена. До этого он был врагом, а сейчас вдруг заговорил каким-то душевным тоном и стал похож на того человека, которого она знала много лет. Он поглаживал ладонью ее плечо, слова его звучали тихо и нежно. У нее не было сил оттолкнуть его. Он медленно положил ее на подушку и наклонился над ней, пытаясь посмотреть в глаза. Он коснулся губами ее щек и лба, слизав языком слезы.
Затем он коснулся ртом ее губ, и Фаллон почувствовала всплеск и столкновение различных ощущений. Поцелуй вызвал появление жара, который разлился по всему телу. В этот миг Аларик был другом, а не врагом, и не важно, что может произойти затем или что было до этого, важно, что сейчас они вместе делили боль утраты Гарольда, саксонского короля. Она ощущала его печаль, как и жар во всем своем теле.
Фаллон никогда не уступила бы силе! Но здесь было нечто совсем другое.
Она не отдавала себе отчета в том, как он сумел отыскать в ней отклик. Она просто знала, что, когда он целует ее, она тянется к нему душой. Она подставила ему губы, ее руки обвили его шею. Она вся трепетала. Здесь не было насилия, не было принуждения. Аларик покрывал нежными поцелуями ее лицо, затем снова возвращался к губам и целовал так, словно хотел выпить ее дыхание. Он шептал какие-то малозначащие слова, которые успокаивали и убаюкивали. Ей было хорошо и спокойно в его объятиях.
Что-то приговаривая, Аларик отвел назад ее волосы. Он стал страстно, горячо целовать ей шею. Она не остановила его, когда он стал нежить и раскачивать ее груди, гладить и ласкать их, словно возлюбленный, высекая из нее новые искры пламени. Скоро они станут пожаром. Если бы она стала шептать слова протеста, его губы заглушили бы их.
Он касался ее все более дерзко. Она почувствовала, как его шершавая ладонь коснулась бедер и стала их гладить. Она мельком подумала, что лежит почти нагая, что рубашка разорвана и сбилась вверх. Его рука скользнула по внутренней части бедер и коснулась девичьей плоти. Она ахнула, но ее вздох был заглушен страстным поцелуем. Он плотно прижался к ней всем телом. Ее охватила паника. Но даже страх не мог помешать блаженной сладости, захлестнувшей ее.
Однако затем это ощущение сменилось резкой болью. Возвращенная к суровой действительности, Фаллон попыталась оторвать губы от его рта, освободиться от объятий и уйти от внезапной боли, которая унижала ее.
Сначала он назвал ее нормандской шлюхой, а потом сделал ею.
Фаллон закричала от ужаса. Она забарабанила кулаками по его спине, пытаясь справиться с новым потоком слез, который слепил ей глаза. Его плоть находилась глубоко в ее лоне, она жгла и трепетала.
Аларик схватил ее руки и придержал их. При этом он не сводил с нее глаз, и у нее перехватило дыхание.
— Аларик… ты мне делаешь больно…
Он покачал головой. Он показался ей удивительно красивым в этот момент. Тихим, проникновенным голосом он сказал:
— Больше не будет больно…
Он жадно поцеловал ее, переплел свои пальцы с ее пальцами и начал медленно, равномерно, ритмично двигаться, с каждым разом погружаясь в нее все глубже.
Волна сладости стала вытеснять боль. Пальцы ее размякли. Аларик без конца целовал ее, что-то шепча между поцелуями. Он спрятал свое лицо у нее на шее, затем его губы обожгли девичьи груди, а губы сомкнулись вокруг сосков. Все его тело не переставало двигаться.
Она не могла сказать, когда у нее началось это сладостное томление, она постанывала, выгибалась ему навстречу, чувствуя, как ее переполняет блаженство.
Оба горячо и часто дышали. Жар, казалось, все возрастал, и она металась, словно в лихорадке, пронизываемая сладострастными ощущениями. Он приподнялся над ней, и она увидела, что его лицо напряжено и искажено страстью. Наблюдая за ней, он все энергичнее двигал бедрами. Положив ладонь ей на грудь, он прислушивался к биению ее сердца. Фаллон закрыла глаза, мечтая о полном слиянии с его телом.
Это обрушилось на нее, сметая все на своем пути. Словно комета, внезапно промчавшаяся по небу, словно солнце, пронзившее слепящими лучами полночную тьму. Это была медовая сладость, которой она никогда до этого не испытывала.
И это исходило от него.
В последний раз он вошел глубоко в ее лоно. Его тело вздрогнуло, и излилось что-то обволакивающее и горячее. Некоторое время они лежали неподвижно, прижимаясь друг к другу и прислушиваясь к замирающим сладостным токам.
Их глаза встретились, и в их сознание постучалась реальность. Аларик, разгоряченный и потный, был почти одет, в то время как рубашка Фаллон была изорвана и не прикрывала наготы. Он все еще находился в ней, с ужасом подумала Фаллон. Он наверняка изумился той легкости, с которой овладел ею. И еще он знал, какую сладость она сейчас испытала.
Аларик попытался улыбнуться, но Фаллон стала выкрикивать проклятья, колотя его кулачками по груди. Он поймал ее руки и с загадочной улыбкой наблюдал, пока она, устав от борении, не затихла под ним.
— Ведь мы оба понимали, что происходит. Разве не так, Фаллон?
Перед ней больше не было нежного любовника. Слова его звучали холодно и жестко, и она чувствовала себя шлюхой. Она выпростала руку и сделала попытку расцарапать ему щеку. Он поймал ее за пальцы и еле заметно улыбнулся…
— Благодарю вас, миледи, за весьма приятный вечер.
— Ублюдок! — прошипела Фаллон. Слеза скатилась по ее щеке. Он коснулся мозолистой подушечкой пальца ее щеки и шепотом сказал:
— Ты не сопротивлялась, Фаллон.
Она заскрипела зубами и посмотрела ему в глаза.
— Я ненавижу тебя, Аларик!
— Ты отдалась мне добровольно. Ты подставляла губы и обнимала меня.
— Ненавижу тебя!
Он пожал плечами.
— Ты можешь говорить все, что угодно, Фаллон. Я норманн, и я не стал церемониться… Страна будет изнасилована, и ты можешь тешиться тем, что разделила ее судьбу. Фальстаф не стал бы насиловать, Фаллон. Я не столь заворожен тобой. Я знаю, на что ты способна, и поэтому настороже. Видит Бог, я и сам едва не погиб от одной из твоих ведьминых штучек.
Он замолчал, продолжая наблюдать за ней. Затем опустил ее руки, словно провоцируя на то, чтобы она снова ударила его.
Наконец он поднялся с нее. Она испытала чувство облегчения и освобождения. Схватив простыню, она поспешила прикрыться.
Аларик привел в порядок свою одежду. На его губах продолжала играть суровая насмешливая улыбка.
— Помни, Фаллон, по английским законам ты моя. Моя собственность… Моя рабыня.
Фаллон была внучкой безудержного в гневе Годвина. Она зашлась в гневе.
— Я не преступница, которую можно судить или продавать!
— Как же, миледи, именно преступница! Ты покушалась на убийство, а возможно, и совершила его. Я могу лишиться услуг Фальстафа. А они для меня более ценны, чем твои, как бы приятны они ни были.
Фаллон уже не могла сдерживать свою буйную натуру. Она закричала и бросилась, чтобы ударить и изничтожить Аларика! Но он был наготове. Он схватил ее за руки и подтянул к себе, крепко прижав обнаженную девичью грудь к своей груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55