А уж потом я скажу вам, что там в ней. Я знаю, что вы очень заняты, но не могли бы вы один час провести со мной?Он нахмурился, не зная, как отнестись к ее просьбе. У него есть сегодня важные дела, и они, конечно, должны занимать его в первую очередь. Прогулка верхом ради чистого удовольствия, по его убеждению, вообще не имела смысла.Но несколько минут — да, всего лишь несколько минут — он мог бы уделить своей красавице-жене. Ему это было по душе.— Указывайте путь, Джоанна. Я следую за вами.— Благодарю вас, милорд.Казалось, она преисполнилась благодарности Какая малость может радовать его нежную жену! Габриэль почувствовал себя настоящим монстром из-за того, что колебался, обдумывая ее просьбу.Джоанна, не давая ему возможности переменить решение, схватила поводья и пустила коня галопом вниз, с холма. Она хотела уехать подальше от дома, туда, где его никто не сможет отвлечь от того важного разговора, который она задумала провести с ним.Он с удивлением обнаружил, что она умелая наездница, чего никак нельзя было предположить в этой хрупкой женщине.Габриэль держался позади нее, пока они не достигли леса. Там он выехал вперед.Они прочесали лес вдоль и поперек, высматривая вход в пещеру. После часа напрасных поисков Джоанна отступилась:— В следующий раз попросим Огги поехать вместе с нами. Он укажет верный путь.Они прорвались сквозь строй деревьев и остановились на небольшой поляне вблизи ручья.— Вы готовы вернуться назад? — спросил Габриэль.— Прежде я хотела бы поговорить с вами, милорд. А если бы не голод, я просила бы вас остаться здесь со мной остаток дня. Здесь так чудно Вы заметили, какая зеленая и свежая эта ваша долина? — В глазах сверкнули озорные огоньки — Приятно воображать себе, будто у вас круглый год такая мягкая и теплая погода. Меня так радует каждый новый день. Я чувствую, что счастлива! Да, счастлива!Он еще не видел ее в таком радужном настроении. Оно согревало его сердце. Видит Бог, ему тоже не хотелось покидать эту поляну.— Я могу позаботиться об утолении вашего голода, жена.Она обернулась.— Вы хотите поохотиться?— Нет, просто все необходимое у меня с собой. Габриэль спешился и помог ей спуститься с коня.— Вы такая легонькая, Джоанна, едва ли вы весите два стоуна <Стоун равен 14 фунтам (около 5,5 кг) — Прим. ред.> .Она пропустила его замечание мимо ушей.— И где же пища, которой вы похвалялись, супруг мой? Напоминает ли она манну небесную?Он приподнял попону и вытащил плоское металлическое блюдо, а потом отвязал небольшой мешок, прикрепленный шнурками позади седла, и знаком предложил ей идти на поляну. Привязав поводья обоих коней к дереву, он догнал ее.— Снимите плед, Джоанна, и расстелите его возле сосен.— Вряд ли это будет выглядеть прилично. Озорной тон ее голоса сказал ему, что ей неважно, прилично это или нет. Ее легкомысленное настроение озадачило его, и он решил выяснить причину перемены. Обычно Джоанна была очень сдержанна.Она уселась на пледе и смотрела, как Габриэль готовит еду. Он высек огонь, поджег торф и сухие ветки, а затем разместил металлическое блюдо прямо среди пламени. Затем он высыпал из мешочка на ладонь овсянки, добавил воды, которую набрал в ручье, и, быстро замесив густое овсяное тесто, бросил его на блюдо и, покуда пеклась первая лепешка, замесил вторую.Овсяная лепешка показалась Джоанне сделанной из песка. Но ее супруг так усердно делал их, что она не подала виду, как ужасны на вкус его изделия. Она прошла к ручью, чтобы выпить воды и размочить кусок лепешки, и, едва сжевав половину, объявила, что совершенно сыта.— С вашей стороны предусмотрительно возить с собой провизию, — заметила она.— Каждый воин всегда возит с собой провиант, Джоанна. — Он присел радом с ней, прислонился к стволу дерева и прибавил: — Мы берем с собой все, в чем нуждаемся, на охоту и на войну. Нагорцы очень независимы и аскетичны. Им не нужны ни хлеб, ни вино, ни телеги, груженные горшками и котлами, как изнеженным английским солдатам. Наши пледы — наши палатки и наши одеяла, а другую пищу, в какой мы нуждаемся, мы берем у земли.— Или крадете у других кланов?— Да.— Плохо брать чужое без разрешения.— Таков наш обычай, — пояснил он еще раз.— А другие кланы обкрадывают вас?— У нас нет ничего, что им нужно.— Но все они обкрадывают друг друга?— Конечно.— Это настоящее варварство, — решила она вслух. — Неужели никто из лаэрдов никогда не выменивает то, в чем нуждается?— Почему же? — отозвался Габриэль. — Дважды в год проходят заседания совета, где присутствуют невраждующие кланы. Я слышал, что там многое выменивают друг у друга.— Вы слышали? Так вы никогда не присутствовали на этих встречах?— Нет. — Она ждала дальнейших объяснений. Он молчал.— Разве вас туда не приглашали?Ее голос звучал сердито, она уже готова была обидеться на него.— Туда приглашаются все лаэрды, жена.— Тогда почему же вы, скажите, Бога ради, не присутствуете на них?— У меня нет на это ни времени, ни желания. Да и, кроме того, как я уже объяснял вам, у нас нет ничего на обмен.— А если бы было? — спросила она. — Вы бы отправились на эти встречи?В ответ он только пожал плечами. Она вздохнула.— А что говорит вам о воровстве отец Мак-Кечни? Казалось, его жену тревожило мнение священника.— Он не осуждает нас, если вы спрашиваете об этом. Он знает, что спорить с нами было бы бесполезно. Выживание — вещь поважнее таких ничтожных вещей, как вполне простительные грешки.Она была совершенно сражена позицией своего супруга. И чертовски ему позавидовала. Должно быть, приятно не беспокоиться все время о своих грехах.— Отец Мак-Кечни — необычный священник.— Почему вы так говорите?— Он очень добр. И потому необычен.Габриэль нахмурился.— Английские священники иные?— Они жестоки. — Как только слово сорвалось у нее с языка, она сразу же почувствовала себя виноватой, что скопом соединила всех служителей Божьих с теми немногими бессердечными, которых знала. — Некоторые, возможно, добры, — поспешила добавить она, — я уверена, что среди них есть хорошие люди, которые не считают женщин последними существами в любви Бога.— Последними — в чем?— В любви Бога, — повторила Джоанна и распрямила плечи, но головы не подняла. — Вы должны знать, Габриэль, что я в сложных отношениях с церковью.Она говорила так, словно каялась в страшном преступлении.— А почему так, Джоанна?— Я бунтовщица, — прошептала она.Он улыбнулся. Ей показалось, он решил, что она с ним шутит.— Я бунтовщица, — повторила она. — Я верю не во все, чему учит церковь.— Например? — спросил он.— Я не верю, что Господь любит женщин меньше, чем волов.Габриэль никогда не слышал ничего более нелепого.— Кто же вам сказал… Она прервала его:— Епископ Холвик любил повторять, что по иерархии, установленной Господом, женщина стоит после волов и она должна об этом всегда помнить. Он говорил, что, если я не выучусь истинному смирению и покорности, я никогда не почию вместе с ангелами.— Этот епископ был вашим исповедником?— Одно время, — ответила она. — Из-за важного положения Рольфа. Он накладывал много разных покаяний.Габриэль вдруг ощутил весь пережитый некогда ею страх. Он наклонился и положил руку ей на плечо. Она вздрогнула.— Расскажи об этих покаяниях, — приказал он. Она покачала головой. Ей было тяжело говорить.— Когда же Алекс приедет домой?Он понял, что она умышленно переменила тему, и решил позволить ей делать то, что ей хочется. Его жена была исполнена странной тревоги. По тому, как она сейчас сжимала и разжимала руки, он догадался, что епископ Холвик возглавлял список ее прежних несчастий.— Алекс вернется домой, когда будет закончена стена, — ответил он. — Вчера вы уже спрашивали меня об этом. Разве вы забыли мой ответ?— Может статься, я вновь спрошу вас об этом завтра.— Зачем?— Сын должен жить с отцом. Разве он счастлив в семье родичей матери? Зачем вы поручили этим людям заботу о нем? Такой маленький ребенок нуждается в привязанности отца.Да она просто оскорбляет его подобными вопросами! Габриэль, впрочем, не считал, что она это делает намеренно. По ее лицу было видно, что она обеспокоена участью мальчика.— Алекс рассказал бы мне, если бы с ним дурно обходились.Она сильно потрясла головой, протестуя:— Нет, он может не рассказать вам об этом. Он будет просто молча страдать.— Зачем же ему страдать молча?— Потому, что он стыдится. Возможно, он думает, что сделал что-то дурное и заслуживает жестокого обращения. Привезите его домой, Габриэль. Ведь он наш сын.Габриэль притянул ее к себе, усадил на колени и приподнял ее голову за подбородок. Он долго смотрел на нее, пытаясь понять, что творится в ее голове.— Хорошо, я привезу его домой погостить.— Когда же?— На следующей неделе. Я спрошу у него, как с ним обходились и не чувствовал ли он себя несчастным.Она хотела что-то возразить, но он прикрыл ей рот рукой.— И Алекс скажет мне правду, — прибавил он более твердым голосом, когда она все же осмелилась покачать головой. — А теперь я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос, Джоанна.Он убрал руку, дождался согласного кивка и спросил:— А сколько вы сами страдали молча?— Вы неверно меня поняли. — Она отстранилась от него. — У меня было чудесное детство, нежные и любящие родители. Отец умер три года назад. На мой взгляд, ему всегда не хватало какой-то суровости.— А мать?— Теперь она совсем одна. Знаете, я никогда не согласилась бы приехать сюда, если бы Николас не обещал присматривать за ней. Он преданный сын.— Вероятно, вы часто виделись с родителями, покуда были замужем за бароном, но отсюда до вашей матушки слишком большое расстояние, чтобы видеться с ней чаще, чем один раз в год.— Вы позволите мне ездить к матери? — изумилась она.— Я буду отвозить вас к ней, — ответил он. — Но только один раз в год. Вы не должны ожидать таких же частых свиданий со своей семьей, как прежде, когда вы были замужем за англичанином.— Но тогда я вообще не виделась ни с матерью, ни с отцом.Пришел его черед изумиться.— Разве ваш муж не разрешал вам встречаться? Она покачала головой:— Я сама не хотела видеть их… тогда. А сейчас… Не вернуться ли нам обратно? Уже поздно, и я достаточно долго удерживаю вас вдали от ваших важных обязанностей.Он нахмурился. По его мнению, эти ее слова вообще не имели смысла. Ему показалось, что настроение ее заметно поднялось, когда он сказал ей, что она сможет раз в год посещать свою мать. И тут же она вдруг заявляет, что не хотела видеться с родными, когда была замужем за бароном.Габриэль не любил неясностей и тут же потребовал от нее исчерпывающих объяснений.— Джоанна. — Голос его прозвучал глухо и низко. — Вы противоречите сами себе. Я не люблю загадок…Она разомкнула руки, лежавшие на коленях, и потянулась, чтобы потрепать его за шею. Но он не хотел отвлекаться и перехватил руку, чтобы она не могла снова прервать его, и продолжал:— Как я сказал, я не люблю…Она погладила его шею другой рукой.И Габриэль отвлекся. Он вздохнул по поводу этой своей слабости, поймал ее вторую руку, тесно прижал Джоанну к себе и поцеловал ее, едва коснувшись губами Но ее пылкий отклик заставил его забыть о самодисциплине. И вот уже его язык начал дразнящую любовную игру.Она хотела большего. Она высвободила свои руки и обвила их вокруг его шеи. Ее пальцы вплелись в его волосы, и она все теснее прижималась к нему.Ему потребовалась вся сила его воли, чтобы отстраниться. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее соблазнительных губ, и, с трудом придя в себя, строго сказал:— Сейчас не время, жена.— Нет, конечно нет, — отозвалась она еле слышно.— Здешние опасности…— Да, опасности…— Меня ждут дела.— Вы, наверное, считаете меня бессовестной, ведь я отвлекаю вас от ваших важных дел.— Да, именно так, — согласился он с усмешкой.Он перечислял все причины, по которым они незамедлительно должны вернуться в замок, а его руки ласкали ее бедра.Она едва слышала то, что он говорил ей. Этому мешали какие-то незначительные вещи. Например, его терпкий, такой мужской запах; так же пахла земля вокруг них. Ей это было очень приятно. И его голос, глубокий, с хрипотцой. Грубоватость в его тоне не пугала ее. Правду сказать, она возбуждала ее.— Габриэль?— Что такое?— Я хотела поговорить с вами о важных решениях, какие я приняла.— Вы можете сказать о них и потом, Джоанна. Она кивнула.— Здесь водятся волки? — спросила она.— Иногда они здесь бывают.— Кажется, вас это не тревожит?— Если лошади их учуют, они дадут нам знать об этом. У вас кожа будто шелковая.Она поцеловала его подбородок… Его руки двинулись по стыку ее ягодиц. Он обхватил их руками и начал гладить, тогда как поцелуи его становились влажными и горячими.Раздеваться здесь было бы затруднительно, она рванула шнурки на платье, но они затянулись в узел. Габриэль взялся их распутывать и, когда ему это не удалось, просто разорвал атлас Он не мог больше ждать, посадил се верхом себе на бедра, приподнял и заставил себя остановиться.— Возьмите меня к себе, — приказал он хриплым шепотом. Он хотел крикнуть: «Немедленно!», но сказал вместо этого: — Когда будете готовы к этому, жена.Она сжала мужа за плечи и медленно опустилась на него Они смотрели друг на друга.Наслаждение было почти невыносимым. Она закрыла глаза и всхлипнула, и когда наклонилась, чтобы поцеловать его, почувствовала горячий поток экстаза и тогда шевельнулась еще раз.Ее медленные, дразнящие движения привели его в неистовство. Он охватил ее бедра и показал ей, что ей нужно делать. Их любовное соитие стало безумным. Габриэль достиг апогея быстрее, чем она, но он помог ей — его рука проскользнула между их соединенными телами и погладила ее. Она прижалась к нему, спрятала лицо у него на плече и, когда оргазм захлестнул ее, с рыданием прошептала его имя.Габриэль еще несколько минут прижимал ее к себе, затем приподнял ее лицо за подбородок и крепко поцеловал.Он не дал ей много времени на отдых Поцеловав еще раз, велел одеваться.— Этот день, — заявил он, — мы растрачиваем зря. Она постаралась не обидеться на это заявление. Они вымылись в ручье, оделись и пошли, касаясь друг друга, к своим лошадям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51