— А вы этого хотите? — спросил он.Она посмотрела ему прямо в глаза. Нет, она не станет прикидываться застенчивой или умничать. Она никогда не изучала тонкое искусство флирта, как те юные леди, которые вели придворную светскую жизнь в Лондоне, потому и выразилась сейчас так неловко.— Да, — прошептала она, стараясь унять дрожь в голосе. — Я бы хотела, чтобы вы опять занялись со мною любовью. Это было не так плохо, милорд.Габриэль заметил, что теперь ее щеки горели огнем. Однако смущение не помешало ей сказать ему правду. Он наклонился к ней, и его губы коснулись ее губ с нежной лаской. Она вздохнула и обвила руками его плечи.Это было единственное поощрение, в котором он нуждался. Он посадил ее к себе на колени, крепко обнял и поцеловал еще раз, теперь уже его язык проник в ее рот. Она ослабела в его руках, но целовала его с той же пылкостью. Джоанна удивилась сама тому, как быстро ее тело отозвалось на желание мужа. Ее сердце неистово стучало, руки и ноги дрожали, она едва дышала.Габриэля поразило его собственное отношение к жене. А она была уже не в состоянии хоть как-то сдерживать себя. «Значит, она полностью доверилась мне, — решил он, — иначе разве была бы она столь несдержанной?»«Дьявол!» Он возьмет ее здесь и прямо сейчас, если не положит конец этой сладостной пытке. Он резко подался назад. Он не мог бы посмотреть ей в глаза: они были затуманены страстью. Но вот он уже целует ее снова.Они оба были потрясены своим порывом.— Вы заставили меня забыться, милорд. Он счел это похвалой себе.Когда он снял ее с колен и поднялся сам, Джоанна все еще была оглушена. Ее лицо пылало. Он наблюдал за се попытками заплести волосы в косу и придать себе пристойный вид.«Женщины легко возбуждаются, — решил он. — А эта — быстрее других».— Мои волосы растрепались, — сказала она, поймав его улыбку. — Я хотела бы подстричь их… с вашего разрешения, конечно.— Что вы сделаете со своими волосами, меня не касается. Тут вам не требуется мое разрешение. У меня есть дела поважнее.Свое замечание он смягчил быстрым поцелуем, а потом поднял камень, который она собиралась передать Огги, и вложил этот круглый голыш в ее ладонь. Да, она была очень возбуждена, но, Господи, это нравилось ему.Подмигнув жене, он двинулся на холм.Джоанна расправила складки на пледе и поспешила за ним.Она шла и улыбалась. Его поцелуи все смешали в ее голове, и он это знает, она поняла это по его лицу, на котором появилось выражение удовлетворения. Однако она нисколько не возражала против этого.Казалось, все оборачивается к лучшему. Да, думала она про себя, она правильно поступила, когда согласилась выйти замуж за Габриэля Мак-Бейна.Джоанна пребывала в таком возвышенном настроении, что ее уже почти не пугало угрожающее рычание Дамфриса. Оно не помешало ей приблизиться к мужу и взять его за руку.Но он уже вел себя так, как будто ее не было рядом. Его взор был устремлен на вершину холма, и она подумала, что, наверное, его мысли уже там, куда зовет его долг вождя двух кланов, и потому ее не огорчало его невнимание. Когда они добрались до хижин, она попыталась отпустить его руку — возможно, он не захочет идти с нею за руку перед всем кланом, но Габриэль удивил ее, он чуть пожал ее пальцы и, продолжая держать ее руку, прибавил шагу, так что она опять была вынуждена бежать, чтобы поспеть за ним.Господи, она была счастлива. Да, она сделала правильный выбор. Она вышла замуж за добросердечного человека. Глава 7 По правде говоря, она вышла замуж за чудовище.Джоанна пришла к этому печальному выводу, прожив со своим мужем три долгих месяца. Габриэль был совершенно бессердечен. Он был возмутительно упрям, ужасно настойчив и абсолютно неразумен во всех своих приказах. И это еще было не самое худшее. Он обходился с ней как с больной, как с умирающей. Ей не давали пальцем пошевелить, буквально носили на руках, и кто-нибудь из его людей всегда и повсюду сопровождал ее. Она мирилась с этой нелепостью добрых два месяца, но наконец раздражение прорвалось. Впрочем, Габриэль просто не стал слушать ее протесты. У него были странные представления о супружестве. Он хотел бы держать ее под замком и, когда бы она ни вышла из дома, чтобы хоть немного вдохнуть свежего воздуха, тут же начинал заставлять ее вернуться.А их совместные обеды были просто невыносимы. Ни один из сидевших за столом воинов не имел хороших манер. Все они были ужасно шумными и грубыми. Она понятия не имела, как ей блюсти свое достоинство в таком хаосе.Джоанна не осуждала солдат. Она решила держаться подальше от клана, оставаясь непричастной к здешним делам, чтобы достичь мирной жизни, к которой она стремилась.Габриэль не позволял ей охотиться, поэтому она проводила почти весь день в одиночестве. Супруг полагал ее слишком хрупкой для такого утомительного занятия, как стрельба из лука, и как могла она оспорить такое нелепое суждение? Чтобы не потерять сноровки, она прикрепила на дереве, растущем у основания холма, мишень и практиковалась в стрельбе из лука. Ока действительно хорошо управлялась с оружием. В свое время она гордилась тем, что раз или два превзошла Николаса в состязаниях.Никто не докучал ей, когда она предавалась этому занятию. Женщины вообще просто не замечали ее. Маклоринки были открыто враждебны. Их заводила — высокая, крепкая женщина с румяными щеками и белокурыми волосами по имени Глинис, частенько фыркала, когда Джоанна проходила мимо. Женщины нередко следовали се примеру. Но Джоанна не считала Глинис злой. В самом деле, что полезного для себя она могла видеть в своей госпоже? Нет, Джоанна никак не могла осуждать эту женщину. Пока Глинис с другими женщинами трудилась с утра и до позднего вечера на полях за деревьями, взращивая урожай, Джоанна праздно бродила по этой земле. Она была уверена, что являет собой просто ленивую хозяйку замка.В том, что так сложилось, был отчасти повинен Габриэль, поскольку не позволял ей заниматься какой-нибудь работой вместе с ними; но Джоанна честно признавалась себе, что не делала ничего, чтобы изменить мнение женщин о себе. Она не пыталась быть дружественной к ним.В Англии у нее не было близких друзей, потому что Рольф не позволял ей их иметь. В Нагорье все обстояло иначе; клан не мог заменяться, как прислуга в ее прежнем доме, или бесследно исчезать.После трех месяцев бездеятельного уединения она поняла, что жизнь ее, хотя и была мирной и безопасной, оставалась одинокой и тоскливой. Она решила приноровиться к новым обстоятельствам, покончить со старыми привычками, усвоенными в прежней жизни. Габриэль, был ей здесь не помощник. Да она вовсе не собиралась жаловаться ему. Она во всем разберется сама.Джоанна обдумала план действий и сформулировала проблему, которую собиралась решать. Она должна попытаться присоединиться к клану любыми возможными способами. При всей своей природной робости, она заставляла себя приветствовать каждую спешащую мимо нее женщину. Макбейнки всегда отвечали ей улыбкой или добрым словом. Маклоринки делали вид, что не слышат ее. Лишь две маклоринские девушки, Лила и Мэган, помогавшие ей принять ванну перед первой брачной ночью, казалось, любили ее. Все другие отказывали ей в малейших знаках дружбы.Она понятия не имела, что ей нужно сделать, чтобы они изменили свое отношение к ней. В один из дней, когда за ней присматривал Кит, она спросила его об этом.— Я бы хотела знать ваше мнение, Кит, об одном деле, которое меня тревожит. Как мне добиться расположения маклоринских женщин? Сама я ничего не могу придумать.Кит, слушая ее, скреб свою бороду. Он не решался объяснить ей всего, зная, что заденет ее чувства. Собственное его отношение к ней смягчилось после нескольких дней, когда он охранял ее. Она была достаточно робкой, но вовсе не трусливой, как считали некоторые маклоринские женщины.Джоанна заметила его колебания и подумала, что он не хочет обсуждать этот вопрос во дворе, вблизи людей.— Не подниметесь ли вы со мной на холм? — предложила она.— Конечно же, миледи.— У нагорцев крепкая память, леди Джоанна, — сказал Кит, когда они вышли со двора. — Если воин умирает, не отомстив за причиненный ему вред, он все же умрет спокойно, потому что знает: в свое время сын или внук это сделают за него. Здесь вражда никогда не забывается, а грехи не прощаются.Она не имела ни малейшего представления, о чем он толкует. Хотя выглядел он при этом ужасно серьезным.— А разве это так важно, Кит?— Да, миледи.Она в растерянности покачала головой:— Все же я не поняла, что вы хотели мне сказать. Пожалуйста, объясните еще раз.— Хорошо, — отозвался солдат. — Маклоринцы не забыли того, что натворил здесь ваш первый муж.— И они переносят его грехи на меня, не так ли?— Некоторые — да, — признал Кит. — Но вы не должны беспокоиться или бояться возмездия, — поспешно прибавил он. — Месть — мужское дело. Нагорцы не трогают женщин и детей. К тому же ваш супруг убьет всякого, кто осмелится прикоснуться к вам.— Я хлопочу не о своей безопасности, — ответила она. — Я и сама могу позаботиться о себе. Но как можно победить память? Я не могу изменить того, что здесь произошло. И все же, кажется, я завоевала уважение некоторых женщин. Я слышала, как одна из них назвала меня храбрецом. Она не воздавала бы мне такой высокой похвалы, если бы я не понравилась ей.— Эта похвала — вовсе не похвала, — произнес Кит, и в его резком голосе послышался гнев. — Я не могу позволить вам обманываться на этот счет.— Так в чем я обманываюсь? — растерянно спросила она.Дать прямой ответ на этот вопрос для маклоринского солдата оказалось трудной задачей. Джоанна вооружилась всем своим терпением, ожидая, покуда он не разложит в голове по полочкам все, что его беспокоило.Наконец он шумно вздохнул:— Например, они зовут Огги умником. Она кивнула:— Огги очень умен, — согласилась она. Он покачал головой:— Но ведь они считают его сумасшедшим.— Тогда, ради Бога, скажите, почему они зовут его умником?— Потому что это не так.Она все еще не улавливала, в чем тут дело.— А вот вашего супруга они зовут милосердным.— Лаэрд был бы рад услышать такую похвалу.— Нет, миледи, он не был бы рад.Она ничего не понимала. Но Кит решил довести свое объяснение до конца. Он не мог позволить ей оставаться в неведении.— Ваш супруг пришел бы в ярость, если бы полагал, что маклоринцы искренне считают его милосердным человеком. Видите ли, наши женщины дают людям прозвища, которые им меньше всего подходят. Это глупая игра, они ею забавляются. В действительности они считают милорда безжалостным. Вот причина, по которой они якобы восхищаются им, — добавил он многозначительно. — Вождь клана не должен слыть ни милосердным, ни добросердечным. Он бы счел эти качества слабостью.Она начинала улавливать смысл этой женской игры.— Значит, если то, что вы говорите, правда, они считают Огги …— Слабоумным.Наконец она поняла его. Кит увидел, как ее глаза наполнились слезами, она не успела отвернуться.— Тогда, значит, они считают меня трусишкой. Теперь я поняла. Благодарю вас, Кит, что вы терпеливо объяснили мне все. Я знаю, это вам было трудно.— Миледи, пожалуйста, назовите мне имя женщины, от которой вы слышали это…— Нет. — Она покачала головой — Пожалуйста, извините меня. Я хочу теперь вернуться домой.Она быстро повернулась и поспешила вниз с холма. Но вдруг остановилась на полдороге и обернулась к солдату:— Я была бы вам очень признательна, если бы вы не рассказывали об этом нашем разговоре лаэрду. Не следует обременять его такими пустяками, как глупая забава некоторых женщин.— Я не упомяну об этом, — охотно согласился Кит. Он почувствовал некоторое облегчение, поскольку знал: если Мак-Бейн прознает об оскорблении, нанесенном его жене, он рассвирепеет Кита возмущали такие грубости женщин его клана Конечно, он предан Мак-Бейну и готов отдать жизнь ради безопасности своего лаэрда. Клятва преданности распространялась и на его жену. Он сделает все, чтобы уберечь леди Джоанну от всякого вреда.Но все же он был поставлен командиром своего собственного клана и потому чувствовал, что проблемы маклоринцев должны решать они сами, а не макбейнцы. Рассказать лаэрду об отношении женщин к леди Джоанне было предательством клана. Кит знал, что все зло шло от Глинис и таких же, как она, умниц. Он решил сурово поговорить с женщинами. Он велит им выказывать хозяйке необходимое уважение.Джоанна поднялась в свою спальню и пробыла там до конца дня. Гнев и жалость к себе одолевали ее поочередно. Разумеется, она страдала из-за жестокости и грубости женщин, но расплакалась она совсем по другой причине. Ее тревожило другое: а вдруг они правы? Неужели она трусишка?Ей так не хотелось выходить из своей комнаты, но все же она заставила себя спуститься вниз к обеду. Габриэль, наверное, вернулся с охоты, и Кит должен был быть там, а она не хотела, чтобы тот или другой догадались о ее настроении.Зала была заполнена солдатами. Они сидели за двумя длинными столами в правом углу комнаты. Запах свежего дерева, сосны и камыша, которым был устлан пол, смешивался с ароматами пищи, внесенной в зал на гигантских досках-хлебницах.Никто не встал, когда она вошла в зал, что всегда задевало ее. Правда, она не считала, что мужчины это делают намеренно. Некоторые помахали ей рукой в знак приветствия. Солдаты просто не знали, что положено вставать, когда в комнату входит леди.Она не понимала, что же мешает этим двум группам гордых славных мужчин чувствовать себя одним кланом. Они прилагали столько усилий, чтобы разделиться! Когда кто-нибудь из маклоринских солдат бросал шутку, смеялись только маклоринцы. Ни один из макбейнцев даже не улыбался.И, разумеется, они сидели за разными столами. Габриэль занимал место во главе одного из них, и все стулья, за исключением одного справа, оставленного для нее, были заняты макбейнцами. Маклоринцы же расположились за другим столом.Сегодня Габриэль не обратил на нее внимания. Он держал в руках свиток и хмурился, читая начертанное на нем послание.Джоанна не стала мешать своему мужу. Однако его люди не были столь же предупредительны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51