— Вы что-то хотели сказать, милорд?— Я хотел дать вам кое-какие инструкции.Она снова улыбнулась, выказывая, как она надеялась, свою готовность выполнить любые обязанности, какие он захочет возложить на нее.— Сегодня вы наденете макбейновский плед. Завтра же вы захотите переменить его на плед маклоринских расцветок.— Я захочу?— Вы захотите.— Почему?— Вы здесь хозяйка над обоими кланами и должны стараться не пренебрегать ни одним из них. Для маклоринцев будет оскорбительно, если вы станете носить мои цвета два дня подряд. Вы понимаете?— Нет, — ответила она. — Не понимаю. Разве вы не лаэрд обоих кланов?— Лаэрд.— И следовательно, вы здесь являетесь вождем для каждого?— Именно.Он говорил ужасающе высокомерно. Выглядел он, впрочем, так же. Его голос звучал… повелевающе. Он прямо-таки возвышался над нею. И все же он был так невероятно предупредителен прошлой ночью. Воспоминание об их любовных ласках заставило ее вздохнуть.— Так вы поняли меня? — спросил он, сбитый с толку взглядом ее широко раскрытых глаз, устремленных на него.Она покачала головой, пытаясь прояснить мысли:— Нет, все еще не могу, — призналась она. — Если вы…— Не ваше дело в этом разбираться, — заявил он. Казалось, Габриэль требовал ее согласия, но ведь он не нуждался в нем. Она же просто смотрела на него и ожидала дальнейших возмутительных замечаний.— У меня есть еще одно пожелание. Я не хочу, чтобы вы занимались какой бы то ни было работой. Я хочу, чтобы вы отдыхали.Джоанна готова была думать, что плохо расслышала его слова:— Отдыхала? — Да.— Но почему, скажите, ради Бога?Он нахмурился, увидев непонимающее выражение ее лица. Ему было совершенно очевидно, почему она должна отдыхать. Однако если ей хочется услышать его доводы, он может сообщить их.— Потому, что вы должны оправиться.— От чего?— От вашей поездки сюда.— Но я уже вполне оправилась, милорд. Я проспала полдня. Теперь я чувствую себя отдохнувшей.Он повернулся, чтобы уйти.— Габриэль! — окликнула она.— Я просил вас не называть меня так.— Этой ночью вы потребовали, чтобы я назвала вас по имени, — напомнила она ему.— Когда же это? Она вспыхнула.— Когда мы… целовались. Он вспомнил.— Это другое дело.— Что именно другое дело? То, что вы целовали меня, или то, что вы потребовали назвать вас по имени?Он не ответил.— Габриэль — прекрасное имя.— Я все сказал по этому поводу, — отрезал он. Она не знала, что делать с его упрямством. Но сейчас она не собиралась спорить с ним. Он уже прикоснулся к щеколде двери, как вдруг ей захотелось спросить его кое о чем.— Могу ли я сегодня участвовать в облаве?— Я только что объяснил вам свое желание, чтобы вы отдохнули. Не заставляйте меня повторяться.— Но ведь это лишено всякого смысла, милорд. Он обернулся и возвратился назад, к постели. Он выглядел раздраженным, хотя и не слишком.Он не запугивал ее! Она это поняла и улыбнулась ему. К тому же она прямо высказала ему свое мнение, и это было таким приятным разнообразием за долгое, долгое время. Она почувствовала… освобождение.— Я уже объяснила вам, что вполне оправилась после моей поездки, — напомнила она ему.Он сжал рукой ее подбородок и запрокинул ей голову так, чтобы она взглянула прямо ему в глаза. Он готов был улыбнуться, заметив, что она сильно не в духе.— Есть и другая причина, почему я хочу, чтобы вы отдохнули.Она мягко отвела его руку — ей трудно было сидеть с запрокинутой головой.— И что же это за причина, милорд?— Вы слабы.Она покачала головой:— Вы уже высказывали это соображение ночью, милорд, супруг мой. Но это не было правдой тогда, не стало правдой и теперь.— Вы слабы, Джоанна, — повторил он, не обратив внимания на ее протест. — Требуется время, чтобы ваши силы восстановились. Я осознаю вашу хрупкость, даже если вы ее отрицаете.Он не стал слушать ее возражений, поцеловал ее и вышел из комнаты.Как только дверь за ним закрылась, она сбросила с себя одеяло и выбралась из постели.Почему ее супруг так быстро составил столь предвзятое мнение о ней? Он не мог знать ее слабостей. Сколь неразумно с его стороны делать такие скоропалительные включения.Джоанна размышляла об этом все время, пока умывалась и одевалась. Отец Мак-Кечни объяснил ей, как ей следует одеваться. Она облачилась в шотландский наряд — белую кофту с длинными рукавами и юбку, затем накинула макбейновский плед, красиво уложив его складки. Один длинный конец она перебросила через правое плечо, так, что плед закрывал ее сердце, и укрепила его на поясе узкой полоской коричневой кожи.Она было решила распаковать свои лук и стрелы и не послушаться мужа, но раздумала, не зная, применимо ли к Габриэлю открытое неповиновение. Пожалуй, нет. Он гордый человек, и вряд ли удастся чего-нибудь достичь, бросая ему вызов.Но в дом, как учила ее матушка, можно входить не только с парадного входа. Ее мать мудрая женщина. Конечно, она была предана своему мужу, но за долгие годы замужества нашла много способов обойти его упрямство. Джоанна училась у матери, которая дала дочери немало прекрасных советов. Она никогда не пыталась управлять мужем. Во-первых, объясняла она, это было бы бесчестно, а во-вторых, безрезультатно. Но ее мудрый ум всегда отыскивал подход к каждому из домашних.Отец Джоанны, кстати, придерживался той же тактики, когда дочь ссорилась с матерью. И если его супруге случалось впадать в упрямство, он прибегал к тем же деликатным методам, чтобы с нею поладить. Он любил свою жену и делал все, что было в его силах, для ее счастья, и делал незаметно для жены. И он, и она вели игру такого рода, в которой оба выигрывали. Джоанне их брак казался чуточку странным, но они были очень счастливы вместе, и она считала, что только это и имеет значение.Джоанна хотела прожить свою жизнь в мире и спокойствии. Она понимала, что для этого не следует становиться мужу поперек дороги и надо стараться ладить с ним. Но она хотела бы, чтобы и он ладил с ней и не стоял у нее поперек пути.Она быстро привела свою комнату в порядок: заправила постель и подмела пол, потом распаковала платья и положила их в сундук, задвинула свои три сумки под кровать. Когда она развязала и отбросила меха, закрывающие окно, солнечный свет залил комнату. Воздух был наполнен ароматами Нагорья. Вид из окна был так хорош, что дух захватывало. Нижний луг зеленел как изумруд; холмы по его краям густо заросли соснами и дубами. Красные, розовые, пурпурные дикие цветы гроздьями росли вдоль тропинки, которая, казалось, уходит прямо в небеса.Перекусив, Джоанна решила прогуляться вместе с маленьким Алексом вдоль луга и подняться по тропинке, вьющейся среди цветов. Она хотела собрать их полный подол и украсить ими свой плед.Отыскать малыша оказалось совсем не просто. Она спустилась по лестнице и остановилась у входа в большую залу. Четыре солдата пробивали в нем дальнюю стену, а трое других примостились высоко под потолком, прилаживая перекладины.Все они сразу же заметили ее. Стук молотков затих. Поскольку все они смотрели на нее, она присела в реверансе, приветствуя их, и спросила, не знают ли они, где сейчас может быть Алекс.Никто не ответил ей. Она смутилась, но повторила свой вопрос, устремив глаза на солдата, стоящего у камина. Он улыбнулся, почесывая бороду, и пожал плечами.Наконец первый командир Габриэля объяснился.— Они не понимают вас, миледи.— Наверное, они говорят только по-гэльски, милорд?— Да, — ответил он. — Они говорят только по-гэльски. Но, пожалуйста, не называйте меня «милорд». Я всего лишь простой солдат. Зовите меня Колум.— Как хотите, Колум.— А вы настоящая пава в нашем пледе.Он произнес этот комплимент со страшным смущением.— Спасибо, — отвечала она, спрашивая себя, что же означает слово пава.Она снова задала наблюдавшим за ней рабочим свой вопрос, теперь уже по-гэльски. Говорить было трудно, язык буквально ломался, еще и потому, что она сильно нервничала.И снова никто не ответил ей. Все только перевели глаза на подол ее платья. Она тоже взглянула вниз посмотреть, все ли у нее в порядке, и поглядела на Колума, надеясь получить объяснение. Его глаза смеялись.— Вы спросили их, видели ли они ваши ноги, миледи.— Я хотела спросить, видели ли они сына Габриэля, — пояснила она.Колум подсказал ей необходимое слово. Она опять повторила им свой вопрос.Рабочие покачали головами. Она поблагодарила их и собралась уходить. Колум поспешил открыть ей дверь.— Я должна поработать над своим произношением, — вздохнула Джоанна. — По выражению лица того пожилого джентльмена можно было понять, что я сказала что-то не то.«Да уж, совсем не то», — подумал Колум, однако и не подумал соглашаться с нею вслух, чтобы не задеть ее чувства.— Люди оценят уже то, что вы пытаетесь говорить на нашем языке, миледи.— Ваш язык очень трудный, Колум, — продолжала Джоанна, — Если бы вы захотели, вы могли бы помочь мне изучить его.— Каким образом? — спросил он.— С этого момента говорите со мной только по-гэльски, тогда я усвою язык гораздо быстрее.— Наверное, — согласился Колум по-гэльски.— Простите?— Я сказал «наверное», миледи, — перевел Колум. Она улыбнулась:— А вы видели Алекса?— Он может быть внизу, на конюшнях. — Колум говорил по-гэльски и показывал рукой в сторону конюшен, чтобы она могла догадаться о значении его слов.Она слишком старалась понять, что он говорил ей, и не обратила внимания на то, что происходило во дворе, она не заметила, чем занимались заполнившие его солдаты.Наконец она сообразила, о чем говорит ей Колум, обронила свое «спасибо» и бросилась бегом через двор. И вдруг обнаружила, что находится в самом центре рукопашного сражения. Колум схватил ее за плечи и оттащил назад как раз вовремя. Брошенная пика едва не резанула се по животу.Какой-то маклоринский солдат громко выругался. Габриэль наблюдал за схваткой с другой стороны двора. Как только он заметил маневры своей жены, он тут же отдал команду прекратить военные занятия.Собственное поведение ужаснуло Джоанну. Такая невнимательность была просто позорна. Она подобрала упавшую пику и вручила ее солдату. Его лицо пылало то ли от смущения, то ли от гнева — она не могла догадаться, от чего именно.— Пожалуйста, простите меня, сэр. Я не заметила, куда иду.Темноволосый солдат быстро кивнул в ответ. Колум все еще держал ее за плечи. Он мягко потянул ее назад.Она обернулась, чтобы поблагодарить его за быстроту, с какой он пришел ей на помощь. И тут заметила своего мужа, направляющегося к ней, и улыбнулась ему.Она оказалась в центре внимания. Макбейновские воины улыбались, маклоринские хмурились.Столь различная реакция смутила ее. Подошедший Габриэль загородил собой и тех и других. Он не говорил ни слова и только хмурился, глядя на Колума. Тут только Джоанна сообразила, что Колум все еще держит ее. Как только солдат отпустил ее плечи, лаэрд перевел свой угрюмый взгляд на нее.Она отчаянно пыталась сохранить самообладание, чтобы он не догадался, как она испугана, как колотится у нее сердце.Она решила опередить его.— Я была очень невнимательна, милорд, каюсь. Меня могли убить.Он покачал головой:— Вас не могли убить. Вы обижаете Колума предположением, что он мог бы нечто подобное позволить.Она не собиралась спорить с мужем.— Я никого не хотела обидеть. — Она обратилась к Колуму: — Пожалуйста, примите мои извинения. Я хотела лишь смягчить гнев моего супруга, сразу признав свою глупость.— Разве у вас что-то не так со зрением? — спросил Габриэль.— Нет, — ответила она.— Тогда почему, скажите, Бога ради, вы не увидели, что мои люди состязаются в метании оружия?— Я уже объяснила, милорд. Я не замечала происходящего.Ее муж никак не отреагировал на это ее объяснение. Он просто продолжал смотреть на нее, ожидая, пока уляжется его волнение. То, что его жена была на волосок от смерти, чертовски испугало его, он не сразу смог успокоиться.Они довольно долго стояли в молчании. Джоанна первая прервала его.— Простите меня, что я нарушила ваши занятия. Но если вы хотите ударить меня, пожалуйста, сделайте это поскорее. Ожидание становится невыносимым.Колум не мог поверить собственным ушам:— Миледи…Габриэль остановил его, подняв вверх руку и призывая тем самым к молчанию. Заметив движение другой его руки, она инстинктивно отступила, помня тяжелую руку своего первого мужа, но тут же решительно подалась вперед.— Я должна предупредить вас, милорд. Я не могу удержать вас от удара, но в ту минуту, как вы ударите меня, я оставлю ваши владения.— Но, миледи, вы, конечно же, не думаете, что милорд…— Отойдите, Колум.Габриэль отдал этот приказ суровым голосом. Он был вне себя от оскорбления, которое нанесла ему жена, но, видит Бог, пережитый только что страх за ее жизнь был сильнее. Он оправдывал ее тем, что она плохо его знает.Взяв Джоанну за руку, он поднялся по ступенькам в дом. Для предстоящего важного разговора ему не нужны были свидетели.Она споткнулась о ступеньку, но быстро выпрямилась и поспешила за мужем. Колум хмуро глядел им вслед. Его лаэрд потащил госпожу за собой. Неужели она думает, что ее супруг собирается отвести ее в уединенное место и там побить?Подошел Кит, рыжеволосый вождь маклоринских солдат.— Чего это ты насупился? — спросил он Колума.— Леди Джоанна, — отвечал тот. — Кто-то забил ей голову дурацкими рассказами о милорде. Думаю, она боится его.Кит усмехнулся:— Кое-кто из женщин говорит, что она боится даже собственной тени. Они уже дали ей прозвище. С первого же взгляда они стали звать ее Храбрец-Удалец.Колум разозлился. Значит, они считали ее трусишкой, ничего о ней толком не зная.— Мак-Бейн не потерпит этого, — предупредил он. — Кто придумал такое прозвище?Но Кит не собирался называть ему имя женщины из маклоринского клана.— Кто именно — не важно, — заявил он. — Прозвище-то заслуженное. Все видели, как леди Джоанна задрожала при виде собаки милорда, а какие она бросает перепуганные взгляды на Мак-Бейна всякий раз, когда он заговаривает с ней.Колум оборвал его:— Возможно, она робка, но уж вовсе не трусишка. Ваши женщины Бога не боятся, Кит. Они считают себя чертовски умными. Если я еще раз услышу это прозвище от кого-нибудь из маклоринцев, я с ним рассчитаюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51