Потом они лежали бок о бок на широкой постели, совершенно обессиленные. Лучи солнца освещали их мокрые от пота тела, искрившиеся каким-то чувственным светом.
Джильберта погрузилась в глубокий сон. А когда проснулась, была напугана окружавшей ее незнакомой обстановкой. Сбитая с толку, Джильберта в испуге присела в постели. «Что я делаю голая в чужой постели?»
Внезапно она вспомнила.
– Джордж, где ты, Джордж?
В доме стояла тишина, если не считать лая собаки и щебетания птиц на деревьях.
Джильберта вошла в примыкавшую к спальне ванную комнату, встала под душ и включила воду на полную мощность, наслаждаясь окутывающим ее паром. Затем, обернувшись махровой простыней, отправилась на поиски Джорджа. Она обнаружила его во внутреннем дворике: капитан полулежал в шезлонге с высоким бокалом в руке и сигаретой во рту.
Он широко улыбнулся.
– Ба! Спящая красавица просыпается!
– Но не благодаря прекрасному принцу, в чьи обязанности входит разбудить ее поцелуем.
– Лучше поздно, чем никогда. Иди, иди сюда, девушка, – позвал он.
Плавной скользящей походкой Джильберта подошла к шезлонгу и села рядом. Он крепко прижал ее к себе и поцеловал в губы.
– Вот вам поцелуй, принцесса. Послушай, ты прекрасно смотришься в этом одеянии.
Джильберта с любопытством огляделась.
– Безопасно сидеть здесь на воздухе почти голой? – спросила она.
– Абсолютно! Я – король этой горы, и никто не имеет права вторгаться в мои владения. – Джордж погладил по ее бедру. – Мы даже могли бы совершенно безнаказанно...
– Ну уж только не это! Мне нравится заниматься любовью в роскоши, – заявила Джильберта, чувствуя, как его пальцы ласково подбираются к ее женскому началу.
– Ты не хочешь исполнить на бис, прежде чем мы вернемся в город? – настаивал Джордж.
– Вы очень убедительны, капитан. Вы так допрашиваете всех ваших подозреваемых женщин? – спросила Джильберта.
– Только красивых. Кроме того, кто сказал, что тебя в чем-то подозревают?
– Это шутка, – ответила Джильберта и нежно погладила его по щеке. – Ты знаешь, я едва могу поверить всему, что произошло с тех пор, как мы встретились с тобой в ратуше. Прошло всего два дня, как мы знакомы, и посмотри, что мы делаем. – Джильберта засмеялась. – Безусловно, это кого угодно может шокировать.
Джордж встал и подал ей руку.
– Пойдем посмотрим, что еще шокирующего мы можем придумать.
На этот раз они любили друг друга не спеша и более пылко, так как шли новыми путями к наслаждению: они занимались оральным сексом. Когда наконец любовная игра завершилась, они погрузились в сон.
Джильберте приснилась ее мать Линда. Линда – дитя любви юного мужчины и юной женщины, которые в годы войны так и не стали мужем и женой.
Глава 3
Питер и Констанс Пайк нервничали и чувствовали себя довольно неуверенно, когда шли по дорожке к фермерскому дому Антуана Буайе.
– Как я выгляжу? – взволнованно спросила Констанс. – Я чувствую себя просто развалиной, всю ночь не сомкнула глаз.
– Я тоже, – ответил Питер. – Однако ты превосходно выглядишь. А как я? У меня не очень строгий вид, не так ли? Когда я нервничаю, выгляжу довольно суровым.
– Ты действительно несколько напряжен, но едва ли похож на людоеда, – с улыбкой ответила Констанс.
– Ну... вот мы и пришли.
Не успели они подняться по ступенькам, как парадная дверь открылась, и Буайе приветствовал их:
– Добро пожаловать в мое скромное жилище. Пожалуйста, входите.
Они с Питером обнялись, и Питер представил его Констанс.
– Мы разделяем ваше горе, – сказала Констанс. – Ужасная трагедия! А бедная, дорогая девочка – какое это страшное переживание для нее!
Питер был потрясен тем, как выглядит Буайе. С их последней встречи он постарел лет на десять, съежился, сморщился, как старый, засохший лимон, и прихрамывал.
– Входите в гостиную и садитесь. Я позову Линду. Она часами прихорашивалась и наряжалась ради этого особого случая.
Питер не мог спокойно сидеть и стал ходить взад и вперед по комнате. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как ушел Буайе.
– Питер! – прерывающимся голосом окликнула его Констанс.
Он быстро обернулся и увидел в дверях Линду, а позади нее ее дедушку.
Сейчас девочка казалась выше ростом и физически более развитой, чем когда он тайком наблюдал за дочерью из парка напротив школы. Ее волосы цвета спелой кукурузы, веером рассыпавшиеся по спине, доходили до талии. Красота ее матери проявлялась во всем. Она казалась воплощением юношеской мечты.
Линда нерешительно вошла в гостиную, переводя взгляд с Питера на Констанс, и тихо-тихо с едва заметным французским акцентом сказала:'
– Я – Линда. Рада познакомиться с вами... – Следующее слово, казалось, ей было трудно произнести: – Папа.
– Линда, дочь моя.
Для Питера это тоже были нелегкие слова. Он протянул руки, и девочка устремилась в его объятия.
– Линда, моя родная, любимая Линда! – Питер целовал ее щеки и волосы.
И они вместе плакали. Констанс и Буайе тоже плакали, не стыдясь своих слез. Наконец Питер подвел дочку к Констанс:
– Линда, это твоя новая мама.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать для тебя настоящей матерью, – искренне сказала Констанс, обняв девочку.
– А я буду вашей послушной дочерью, – ответила Линда, целуя Констанс в обе щеки.
Питер улыбнулся, обнял их обеих и воскликнул:
– Мне кажется, мы будем очень счастливой семьей!
В последующие годы ни один из них ни разу не усомнился в том, что Питер оказался прав. С того самого момента, как Линда приехала в Силвер-Сити, вся семья – Тара и Дон, вдова Нилса и их дети Карл и Тесс – приняла ее как родную. В это время клан Де Бирсов возглавляла Карен, которой было семьдесят три года. Как ни парадоксально, но в этом возрасте ее психика окрепла, и прабабушка души не чаяла в своей новой правнучке.
А скоро семья Де Бирсов праздновала еще одно знаменательное событие: Констанс родила мальчика, которого назвали Чарльз Дил Де Бирс Пайк. С первого дня рождения Линда просто боготворила своего братика. Она была ему скорее второй матерью, чем сводной сестрой.
– Линда проводит больше времени с Чаком, чем я, – добродушно сетовала Констанс. – Кормит, меняет пеленки, купает его. Я чувствую себя его тетей.
– Она просто тренируется перед тем, как выйти замуж за Джима Портера, – поддразнивала Линду ее кузина Джин, дочь Карла, которая училась в школе вместе с Линдой.
– Знаешь, кто ты, Джин? – топнув ногой, заявила Линда. – Ты – предательница! Я терпеть не могу этого парня! – Однако порозовевшие щеки Линды красноречиво опровергали ее слова.
Джеймс Портер, чемпион школьной спортивной команды по футболу, бейсболу, баскетболу и легкой атлетике, учился в выпускном классе средней школы в Силвер-Сити. Он был идолом почти каждой мечтательной девочки в школе: выше шести футов ростом, с мужественным красивым лицом, с темными вьющимися волосами и улыбкой, которая могла растопить даже самое холодное сердце.
В глубине души Линда была безнадежно влюблена в него и со свойственной всем Де Бирсам решительностью намеревалась пленить сердце Джеймса Портера так же, как он пленил ее. Даже в своем нежном возрасте Линда уже знала, что путь к сердцу мужчины лежит не через его желудок, а через его любимые увлечения.
Именно поэтому, узнав, что, помимо других видов спорта, Джеймс питает особую страсть к альпинизму, она записалась на курсы альпинистов при университете в Денвере. Линда проводила там летние каникулы, совершенствуя свое мастерство. И она действительно стала не просто опытной альпинисткой, а весьма искусной спортсменкой – «самородком», как называл Линду старший инструктор.
Однажды, спустя шесть месяцев после того как Линда начала заниматься на курсах, она сидела в школьном кафетерии с двумя подругами. Вдруг девочка заметила, что за соседним столиком сидит ее кумир и еще несколько членов школьного клуба альпинистов.
Джеймс давал оценку приспособлениям альпинистов:
– «Кошки» необходимы при восхождении по ледяной поверхности, совершенно необходимы.
Подружка Линды шепотом спросила:
– Что такое «кошки»?
– Металлические когти, которые ты прикрепляешь ремнями к подошвам своих альпинистских ботинок, – громко объяснила Линда.
Джеймс покосился в ее сторону и продолжил:
– Оскар Экенштейн изобрел конструкцию с десятью зубьями. Это наиболее широко применяемый вид «кошек».
– Лично я предпочитаю «кошки», разработанные Лаурентом Гривелем, – заносчиво сказала Линда. – Он модифицировал конструкцию, добавив два зуба, направленных вперед от носка ботинка.
Портер в изумлении обернулся, пристально посмотрел на нее и спросил:
– Что ты знаешь о Лауренте Гривеле?
– Ну хотя бы то, что его «кошки» позволяют взбираться по крутой ледяной поверхности, как по ступенькам. Этот немецкий метод особенно хорош для восхождения на покрытые льдом альпийские вершины.
– Будь я проклят! – воскликнул Джеймс Портер, встал из-за своего столика и сел напротив Линды. – Ты альпинистка?
– Конечно. Этой зимой я собираюсь овладеть французской методикой.
– Ну и ну! Ты действительно альпинистка. Что касается французской методики, то нужно быть предельно осторожным, пользуясь ледорубом.
– Я знаю. А то он сорвется. Портер приветливо улыбнулся Линде.
– Вот что я тебе скажу: если хочешь, буду рад помочь тебе в тренировках. – И гордо добавил: – Прошлой зимой мы с отцом рискнули подняться на ледник Боссон во Франции.
– И вы взобрались на него?
– Нет, мы только испытывали новые ледорубы и «кошки».
– А ты совершил какое-нибудь выдающееся восхождение? – спросила Линда.
– Конечно, и не одно. Я хочу первым совершить восхождение на какую-нибудь вершину. Будущим летом я и Терри собираемся подняться на пик Эль-Капитан в Йосемитском национальном парке*.
– Он из Денвера? – спросила Линда.
– Из Калифорнии. Замечательный парень. Он бы тебе понравился. Послушай, а может, хочешь совершить восхождение вместе с нами будущим летом? – И быстро добавил: – Родители Терри будут нас сопровождать.
– Я бы с удовольствием присоединилась к вам.
Они так увлеклись разговором о горах, что болтали без передышки и не заметили, как друзья ушли. Их вернуло к действительности лишь появление декана, который сообщил им, что занятия начались пятнадцать минут назад и за нарушение правил они оба должны остаться после занятий и написать контрольную работу.
Линда приняла это наказание почти с радостью. Ради этих драгоценных мгновений побыть с Джимом Портером она готова оставаться после занятий хоть весь семестр.
Это было начало первых и самых счастливых отношений с молодым человеком в жизни юной Линды Пайк. Их роман получил естественное продолжение: сначала в кино они держались за руки; при прощании застенчиво, крепко сжатыми губами целовали друг друга; летом совершали продолжительные прогулки при луне, которые заканчивались более страстными объятиями. А параллельно с этим происходило превращение юной девочки в цветущую девушку. Линда была дочерью своей матери, матери, которая отдала свою невинность ее отцу в мансарде дома во французском городе Туле, когда она была в таком же нежном возрасте. Но урок, извлеченный из жизни матери, суровое испытание, через которое той пришлось пройти после ее рождения, оставили неизгладимый след в душе девочки. Хотя искушение было приятным и настойчивым, Линда твердо решила до свадебных колоколов оставаться девственницей.
Однако была ночь, когда она чуть не изменила данному себе слову. Это произошло после школьных танцев. Влюбленные поехали на Хай-Пойнт, обрыв, куда местные подростки ходили целоваться и обниматься. Джим припарковал машину в уединенной сосновой роще и одной рукой обнял Линду за плечи.
Эта дивная ночь была просто создана для влюбленных: воздух напоен ароматом цветущих деревьев, над ними распростерся огромный купол неба, украшенный сверкающими звездами, и среди них – полная луна, похожая на огромный апельсин. Линда закрыла глаза и откинулась на руку Джима. Страстные поцелуи, которыми он осыпал ее губы и шею, возбудили девушку, как никогда раньше. И она позволила ему опустить руку в свободный вырез платья. Каким блаженством было ощущать ласки Джима и чувствовать, как сосок затвердевает под его нежной ладонью!
Линда напряглась, когда его рука скользнула под юбку и стала гладить внутренние стороны ее бедер, и сладостное томление, которое вызывали эти прикосновения, взяло верх над возражением, готовым сорваться с девичьих уст. И когда Джим расстегнул молнию на своих брюках и положил ладонь Линды на свою набухшую плоть, она нежно сжала ее. Даже в самых необузданных фантазиях Линда не могла представить себе такой восторг, какой испытывала сейчас, когда они с Джимом исследовали и ласкали тела друг друга.
Темп их ласк ускорился; каждое действие и реакция на него становились все более напряженными и возбуждающими. Джим бережно уложил Линду на откинутое сиденье, затем лег рядом с ней и просунул руку под резинку ее трусиков. Его ласки разбудили безумное желание, и когда Джим попытался спустить с нее трусики, Линда даже приподнялась, чтобы помочь ему.
И вдруг на темном экране ее закрытых век материализовался призрак. Он был таким четким, живым, что Линда даже вскрикнула. Это была ее мать. Голос Джильберты эхом звучал в каждой клеточке ее мозга: «Нет! Ты должна контролировать свои желания! Самообладание – разве не я всегда проповедовала тебе это? Ты сохранишь себя для своего мужа и избежишь повторения моей горькой судьбы!»
Линда мгновенно открыла глаза и схватила Джима за руку.
– Я не хочу их снимать. Пожалуйста... Неужели мы не можем продолжать, как раньше, – только прикасаться друг к другу?
– О Господи, посмотри на меня! Я больше не могу терпеть! Пожалуйста, дорогая... – взмолился Джим.
– Я тоже очень тебя хочу, но это порочно. – Линда натянула трусики и разгладила платье.
– Проклятие! Ты приводишь меня в бешенство! – вспылил он, но, увидев изумленное выражение ее лица, переменил тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38