Бомо Яп – колдун и лекарь. Костлявый, точно йог, голый до пояса, на животе от долгого лежания отпечатались какие-то черточки и клеточки. Зевнул, криво растягивая щербатый рот, почесал под мышкой, поправил на голове то ли шапочку, то ли корону, в которую были натыканы разноцветные перья. Вместо штанов или, может, поверх их мотались ленточки из каких-то лохмотьев. У бомо, хотя он и знался с духами, разбирался в травах, белки глаз были красные, веки гноились, как и у многих жителей острова. Колдун называется, а эту заразу ни у себя, ни у других вылечить не может.
Все попадали на колени, будто перед богом Вишну. Потом выпрямились, сложив ладони перед грудью так, словно каждый поймал по мотыльку. А Радж лег на бок, чтоб не возвышаться над людьми, и наблюдал за всем, как за интересным представлением. Ганеш тем временем путанно объяснял бомо, чего хочет народ.
– Знаю, я все знаю, хоть нигде и не бываю, – сказал Яп. На худом лице спокойная окаменелость и ни малейшего проблеска мысли. – Надо посоветоваться с добрыми духами.
Ганеш махнул левой рукой женщинам, будто выгреб что-то из-за уха. И те взяли подарки, еще раз склонились в поклоне перед бомо и по очереди отнесли их в дом. А большую кружку бражки, сделанную из целого колена толстого бамбука, Ганеш сам подал в руки бомо. Тот пошептал что-то над нею и выпил одним духом. Громко отрыгнул, достал из-за пояса какой-то корешок, пожевал, и на губах у него проступила пена.
– Буду советоваться с добрыми духами, пока не выплывет из воды Небесный Челн. Тихо!.. – и исчез, резко дернув за собой циновку, завесив вход.
Люди зашевелились, удобнее устраиваясь на песке. Каждый мысленно, а то и шепотом упрашивал добрых духов помочь им в нелегком деле. Ждали долго, поглядывая на небо, в ту сторону, откуда всегда выплывал месяц. Люди наэлектризовали себя молениями и были словно в трансе, бессвязно вскрикивали.
– Одурели… Совсем одурели, – шептал Радж. – Каждая секунда дорога, а они… Американцы же не молиться сюда приехали!
Наконец месяц, точно большой красный челн, выплыл из океана и, казалось, заколыхался, задрожал на волнах. И в это время в доме что-то глухо загрохотало, зазвенело, пронзительно запищало, будто колдун поймал за хвост кокосовую крысу и завертел над головой, собираясь швырнуть ее в волны. Хижина подрагивала, тряслась, сквозь щели пробивались отблески огня.
И вот на пороге встал бомо с пылающим факелом в левой руке. Отблески огня играли на страшном лице, раскрашенном белыми и красными полосами и треугольными знаками. В правой руке покачивалась бамбуковая палка, похожая на пику. Да и сам бомо качался, как пьяный, подергивая, точно от холода, плечами. Обе руки от плеча и до кисти были обвязаны цветными лентами, концы их мотались на ветерке, извивались, как змеи. Бомо посмотрел в одну сторону, в другую, вытягивая шею, как черепаха, и вдруг прыгнул туда, прыгнул сюда, уколов воздух пикою. А сам чем-то пронзительно пищал, видимо, положил листок за зубы, хотел, чтоб люди думали, будто это пищат и убегают злые духи. Он то шел по кругу подогнув ноги, то прыгал обеими сразу, как воробей, и в такт колол пикою в стороны, вычерчивая огнем какие-то знаки. В глазах бомо сверкали огненные отблески, казалось, что из них, как из факела, сыплются искры.
Янгу стало страшно, его затрясло.
– Все… Берите факелы… Берите палки, посохи. И за ним! – объяснял жесты Япа староста. Голос Ганеша тоже стал писклявым и хриплым, и все закричали, завыли не своими голосами, чтоб духи зла растерялись и не знали, на кого нападать. Все пошли за бомо приплясывая, подскакивая, кто как смог придумать, и все кололи палками и посохами воздух. Янг стал сам не свой, он уже не замечал, кто отделялся от толпы, чтоб вооружиться и зажечь факел, кто бухал по пустым стволам бамбука. Огней становилось все больше и больше, запах горелого масла уже перебивал злой машинный дух. Чад и дым потянулись в заросли, и там забеспокоились ночные птахи. Огни отражались в листьях пальм, и казалось, что там тоже зажигались небольшие факельчики, а на небе больше становилось звезд потому, что туда поднимались искры от факелов. Сверкали глаза, сверкали зубы, зияли искривленные черные рты, сами люди были похожи на обуглившиеся головешки. Янг видел, что и Радж уже вооружился обломком корня пандануса, и у отца в руках палка. Только мать несла, прижимая к толстому животу, черный чугун с кокосовым маслом, и те, у кого факел угасал, подбегали, чтобы смочить и снова зажечь.
Вышли на самый берег. Вода возле рифов поблескивала фосфорическим светом, время от времени поверхность лагуны прочерчивали бледные стрелы, словно кто-то чиркал гигантскими спичками по спичечной коробке, а они никак не хотели зажигаться. Песчаная, в белой пене полоса прибоя сегодня изрезана рваными следами машинных колес.
Совсем близко было место, где выгружались и высаживались чужаки, как вдруг – «ба-ах!» – в небо взвилась красная ракета и полетела в их сторону. Падала прямо на головы людей, шипела, брызгала искрами, и некоторые из толпы испуганно отбежали в сторону. Но ракета погасла, не долетев до земли. В тот же момент с рейда из-за лагуны, где стояла громадина баржа, вспыхнул сноп света, уперся в небо – загорелся прожектор. Светлый столб качнулся, упал на воду, потом зашарил по берегу, внезапно высвечивая то силуэты склонившихся в сторону воды пальм, то горы выгруженных ящиков, прикрытых брезентом, то машины и бульдозеры, то брезентовые палатки. Люди руками закрывали глаза, поворачиваясь спиной к кинжальному огню.
– Ты… беги домой! Ты мал еще… – тревожно зашептал Радж, больно сжав локоть Янга. – И маму уведи отсюда!
– Ай, – вырвался Янг. Он не мог сейчас бросить и Раджа, и всех своих. Не мог не увидеть, как испугаются злые духи, начнут – плюх! плюх! – кидаться в воду, плыть на свою баржу.
«Ба-ах!!! Ш-ш-ш-ш…» – снова взвилась красная ракета, и на этот раз в одной из палаток высоко на берегу послышался резкий выкрик на чужом языке. Из палаток начали выскакивать, одеваясь на ходу, солдаты, выстраиваться в шеренгу.

Бомо Яп дотанцевал до часового, завыл, делая порывистые прыжки то вправо, то влево, целясь палкой в лицо, в шею, но в последний миг нанося уколы мимо. И все завыли дикими голосами, запрыгали, повторяя движения бомо, грозя палками, факелами. Прожектор снова ослепил всех. Уродливые тени закачались, вздыбились выше пальм, а факелы померкли, стали совсем не грозными.
Солдат отступал задом, выставив перед собой автомат, угрожал им, что-то выкрикивая и указывая жестами, чтобы люди уходили прочь. А вот уже и отступать некуда, он уперся спиной в штабель ящиков. Палки свистят справа и слева, кто-то ударил палкой солдата в грудь. Какая-то женщина схватила горсть песку и сыпнула ему в глаза…
И тут оглушительно затрещал автомат, забрызгал огнем. Янг, сбитый Раджем с ног, успел еще заметить, как бомо упал на колени, потом лег на бок, как Радж, молниеносно взмахнув кинжалом, ударил солдата в бок, как американец скользил спиной по ящикам с надписью «US NAVY ENGINEER TROOPS», как сверху от пальм бежали вниз чужие солдаты.
Люди со страхом разбежались. Янг бежал вместе со всеми сельчанами и то и дело оглядывался, смотрел туда, на штабели ящиков, где дрожал свет прожектора, и в этом свете старая Рата, которая еще только дотащилась до ящиков, схватила с земли брошенный чугун с кокосовым маслом, вылила его на ящики, подняла чей-то факел и прижала к брезенту, поджигая его. Огонь еще не вошел в силу, как снова затрещал автомат… Из-за солдатских спин не было видно, как Рата упала там, где лежал Яп. Американцы суетились, сдирая с ящиков горящий брезент, гася огонь песком. И тут прозвучала новая команда, затрещали выстрелы. Пули врезались в стволы пальм, шмякались в песок ссеченные ими орехи.
Люди рассыпались по домам, забились в глухие закутки. Боялись, что солдаты хлынут следом, всех перебьют, а хаты сожгут.
Янгова мать стонала, всхлипывала, а отец гладил ее по голове, как маленькую. А потом они шептались, а мать все продолжала стонать и жаловалась на боль в животе. Янг лежал на циновке в своем углу и дрожал всем телом, стучал зубами. Куда девался Радж? Может, подстрелили его в этой катавасии?
Только под утро Радж проскользнул в хату.
– Спишь? – зашептал он, сдерживая тяжелое дыхание, и прилег возле Янга.
– Не-а… Тебя ждал! – прошептал Янг в ответ.
– Я сейчас уйду… Птицу, если засидится на одной ветке, можно и камнем сбить. Поплыву на Рай.
– На чем?
– Придумаю что-нибудь.
– Вот сейчас, ночью?!
– Ночью. А звезды зачем на небе? Да и над Раем зарево огней издалека видать. Может, утром будут искать или спрашивать меня, говори, что я не был вечером возле ящиков. Уехал на Рай сразу после собрания. И маме с папой скажи, чтоб так говорили.
– А люди ведь видели, что ты был со всеми.
– Люди видели, понятно. Но думаю, что и им выгодно говорить, что меня не было. Ю андестенд ми? Понимаешь меня?
– Йес, сэр. Но есть люди, которым выгодно и на одного тебя свалить вину. Я же видел, как ты кинжалом…
– Тс-с-с…
– Ли Сунь первый на тебя донесет, – Янг рассуждал совсем как взрослый, и Радж взлохматил ему волосы: «Растешь, малыш!»
– Не было китайца с людьми… Ну, пока… – Радж поцеловал брата. – Ты знаешь, где меня искать – в дельфинарии. Ух! – вдруг Радж скрежетнул зубами. – В такой момент приходится вас покидать!
– А когда опять домой?
– Не знаю. Трудно у мистера вырваться. В выходные двойная нагрузка. А знаешь, что на тех ящиках написано? Что имущество принадлежит военно-морскому флоту США. Базу хотят строить.
Янг ощупью обнял Раджа за шею.
– Ну, дружок, береги отца и мать. С Амарой дружи – он верный мой друг. – Радж снова поцеловал Янга и зашуршал, отползая к двери.
Янг вытер слезы со щек.
Стонала во сне мать.
3
– Янг… Я-янг! – звал кто-то мальчика шепелявым голосом. Потом послышался стук посоха о порог. – Ты еще спишь?
Янг узнал голос старосты Ганеша, и сон его сразу пропал. Такого еще не бывало, чтобы сам староста обращался к нему, простому мальчишке.
– Я знаю, что ты не спишь… Собери ребят, и бегите купаться. Подольше сегодня купайтесь… И хорошо было бы, если б кто-нибудь все время плескался в лагуне – по очереди. И если увидите что-нибудь новое, посылайте гонца к нам. Янг, будешь командиром разведки.
Паренек не верил своим ушам. Ему доверяют такое важное дело?! Вскочил так, что затряслись стены.
– Потише прыгай… А то раньше времени хату развалишь, – сказала мать слабым голосом. Они с отцом еще не вставали, будто раз и навсегда потеряли интерес к жизни. – Наруби орехов, брось поросенку, а потом уж лети. Кур выпусти.
Их избушка, как и все в деревне, построена на высоких сваях. Под бамбуковым полом-настилом можно ходить согнувшись. Тут и загородка для поросенка, и клетка для кур. Тут и кладовка, в которой есть еще немного кокосовых орехов предыдущего урожая.
Янг работал и прислушивался к тому, о чем говорят Ганеш с отцом. Один стоит возле порога, другой – в дверях.
– …Так ведь толку нет в зеленых. Сок, молочко… Разве что бражку делать. Так на бражку можно и из самой пальмы соку взять! – говорил отец. – Да на какое лихо она, и без нее горько!
– А я советую срубить орехи, хоть они и зеленые. Все же какая-то польза будет, – возражал Ганеш. – А то может случиться – не успеем и такие использовать. Сроют все бульдозерами… Я слышал, что сюда, на Биргус, будут прилетать и садиться большие самолеты, корабли военные приплывут.
– Боже милосердный! Такое бедствие наслал…
– Надо всем нам вместе держаться. Может быть, придут американцы, станут грозить расправой, так будем в один голос говорить: мы только молились, изгоняли злых духов. И что Раджа не было с нами, уехал на Рай… Я это всем скажу, предупрежу… (Янг подумал: «Ну и хорошо, что сам староста скажет…») А солдат первый напал на нас… И надо готовиться к похоронам Япа и Раты… – Ганеш ушел, постукивая посохом.
– Великий Вишну! – всхлипнула мать. – Они же целую ночь пролежали на берегу. Крабы, наверное, глаза у них повыели… Как я теперь буду рожать? Бомо нету, некому будет отгонять злых духов.
– Ты не переживай. Даст бог, все хорошо будет, – вздохнул отец.
– А Ли Сунь и сегодня пошел к американцам. Поволок мешок больше самого себя – чуть носом землю не рыл.
– Торговлю, наверно, налаживает, чует – поживиться можно, – ответил отец.
Янг выбрался из-под избы.
– Я все сделал. Нате вам по яичку… – и положил в шершавую отцовскую ладонь яйца, найденные в курином гнезде. – Я побежал!
Голопузиков, что бегают без штанишек или трусиков, Янг не станет брать в помощники. И девчонок не возьмет… Хотя одну-то и можно было бы взять – Натачу. Ее назвали так в честь советской докторши. Хорошо, что в тот момент, когда рождалась Натача, неподалеку стояло исследовательское советское судно. Люди до сих пор помнят, что над ними развевалось два флага – красный и сине-белый. Если бы не приехала с судна доктор, то могло бы и не быть ни Натачи, ни ее матери. Люди уже молились Вишну, чтоб забрал себе их души. Боевой росла Натача, ловкой. Но Янг не станет звать ее сегодня, у него чисто мужское задание.
Прежде всего Туна позовет. Обычно, когда спадала дневная жара и в деревне начиналось хоть какое-то движение, Янг будил Туна так: подлезал под помост его хижины и острой тоненькой палочкой колол снизу между бамбуковых жердей. Янг знал, в каком углу спит Тун, и всегда попадал в него если не с первого, то со второго раза. А сегодня пробрался Янг и раз кольнул, второй…
– Ой, что это? – послышался испуганный мужской возглас. Кто-то подскочил, хижина затряслась, словно при землетрясении: – Нечистый дух! Нечистый дух!
Янг дал драпака из-под хижины. В ту же минуту донесся смех Туна и его голос:
– Янг, это ты? Ха-ха, чуть отцу живот не проткнул!
– Я-a… Выходи скорей!
– Чего ты вскочил так рано?
– Поручение нам есть! Боевое! – Янг рассказал, что к чему. Уже вместе побежали к Мансуру.
Мансурова хижина стояла в той половине деревни, что была ближе к лагуне. Нашли его на пальме – срубал орехи. Вся земля уже была покрыта ими, зелеными, шершавыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56