Неудивительно, что Джерси не желала рассказывать о ней! Мне ужасно захотелось сбежать. Но вместо этого я сжала зубы и собралась с духом. Я осторожно поставила свой бокал с этой багряной отравой и, расправив плечи, смело взглянула на Зою.
— Давайте уж определимся: по-вашему, нечто «первоосновное» и «архетипичное» побуждает человека к геноциду? — спросила я. — Вы считаете, что ваш приятель Везунчик был славным малым с некой своевременной теорией? Вы полагаете, что нам не хватает лишь какого-то высочайшего разрешения, чтобы народные массы опять с песнями последовали за фюрером? Что ж, тогда позвольте мне сказать вам, леди, что во мне нет ничего первоосновного, архетипичного, метафоричного или генетически заложенного, что заставило бы меня предпринять какие-то действия, если я предельно глубоко не осознаю, что и ради чего хочу сделать.
— Я уже достаточно прожила на этом свете, — спокойно сказала Зоя, — чтобы понять, какие силы высвобождаются при погружении на такие предельные глубины — в том числе, как ты поняла, и те, что пробуждаются манускриптами Пандоры. Поэтому позволь мне спросить тебя: разве не ты сама захотела побеседовать со мной? Значит, ты «полностью осознаешь», что за дату вы выбрали для нашей сегодняшней встречи — двадцатое апреля тысяча восемьсот восемьдесят девятого года? Сегодня ровно сто лет со дня рождения Адольфа Гитлера. Это что, случайное совпадение?
С совершенно жутким чувством я заставила себя смотреть в чистые, просто ледяные глаза моей ужасной бабушки. Но к несчастью для меня, она еще не закончила.
— А теперь я скажу тебе то, чему ты должна поверить. Кто не способен трезво оценить Адольфа Гитлера, тот не сможет понять ни Пандору Бассаридес с ее манускриптами, ни истинных мотивов, движущих die Familie Behn.
— Я надеялась, что Вольфганг вам все объяснил, — холодно ответила я. — В Париж я приехала только по одной причине. Я считала, что вы — единственная из ныне живущих, кто может раскрыть мне тайну наследства Пандоры и многочисленные секреты, окружающие нашу семью в связи с этим наследством. Я не собиралась слушать нацистскую пропаганду, а приехала узнать правду.
— Понятно, моя девочка: тебе хочется разложить все на правду и ложь, добро и зло, черное и белое. Но в жизни все иначе, и так повелось испокон веков. Эти семена заложены в каждом из нас. Они подпитываются друг от друга и растут бок о бок. И если уж речь идет о нашей семье — твоей семье, — то правда состоит в том, что глупо отворачиваться от чего-то такого, что ты не можешь аккуратно разложить по соответствующим полочкам. Порой не так просто отделить пшеницу от плевел, даже когда урожай уже собран.
— Здорово сказано! Я никогда не была сильна в толковании притчей, — сказала я. — Но если «правда» заключается в том, что все мы потенциальные убийцы, пока не озадачимся выбором верной дороги, то я согласна. Что заставляет «цивилизованных» людей думать, что они могут встать однажды утром, затолкать в товарные вагоны своих соседей, выжечь на них личные номера и методично истреблять их на какой-нибудь огороженной территории?
— Это неправильно поставленный вопрос, — сказала Зоя, вторя Дакиану Бассаридесу.
— Ладно, тогда какой же вопрос правильный? — поинтересовалась я.
— Правильный вопрос: что заставляет их думать, что они не могут!
Я задумчиво смотрела на нее. В итоге мне пришлось признать — лично для себя, — что это был правильный вопрос. Од-
нако было ясно, что после этой исходной точки наши с ней взгляды расходятся в совершенно разных направлениях. Я сделала, возможно, наивное допущение, что все люди изначально добрые, но способны совершить большое зло, попав под дурное влияние человека, владеющего даром массового гипноза. С другой стороны, Зоя — а она, как мне пришлось вспомнить, действительно знала этого человека — придерживалась мнения, что мы являемся в этот мир, экипированные семенами и добра и зла и что достаточно легкого толчка, чтобы склонить нас свернуть на дурную дорожку. Что же это за неизвестный элемент, очевидно скрытый в глубине каждого здорового общества, который удерживает нас от убийства наших соседей в тех случаях, к примеру, если нам не нравятся фасоны их стрижек и неряшливо подстриженные газоны? Кажется, именно по такого рода причинам Гитлер ненавидел цыган, славян, обитателей Средиземноморья и евреев. Потому что они — другие.
И в сущности, мне лучше, чем кому-либо, известно, что наследственную ненависть и геноцид вряд ли можно назвать сказочкой, давно затерявшейся и растаявшей в тумане времен. Это сохранилось в моей памяти с первого школьного дня в Айдахо. Сэм провожал меня, и, когда мы проходили по коридору мимо группы мальчишек, один из них прошептал, но громко, специально, чтобы Сэм услышал: «Хороший индеец — мертвый индеец».
О господи.
Меня уже бесило, что всякий раз при легком погружении в нашу семейную историю я обнаруживаю там нечто отвратительное, страшноватенькое или неприемлемое. Но я поняла одно: что бы ни сказала моя новоявленная фашиствующая бабуля, это действительно может оказаться единственной путеводной нитью, которая приведет меня к тому центру, что Дакиан назвал Истиной, по крайней мере в отношении нашей семьи. Поэтому я подавила раздражение и кивком показала, что согласна выслушать Зою. Она поставила свой бокал и, прищурившись, глянула на меня.
— Если ты хочешь разобраться в этом деле, каким бы неприятным оно тебе ни казалось, ты должна для начала понять, что характер наших — нашей семьи — отношений с Везунчиком отличается от его отношения со всеми прочими людьми. Некоторые полагали, что хорошо знают его. К примеру, Рудольф Гесс, назвавший своего сына Вульфом — волком — «тайным» прозвищем Везунчика. Лучше пристроился Йозеф Геббельс, имевший шестерых красивых белокурых детей. Замечательное число шесть. Он назвал их соответственно: Хельга, Хильда, Хельмут, Хольда, Хедда и Хайди. — Она пристально посмотрела на меня и спросила: — Вероятно, тебе неизвестно, что случилось со всеми этими белокурыми малышами Геббельса, носившими имена, начинающиеся на латинскую букву «Н»? Их тоже принесли в жертву на Вальпургиеву ночь: родители отравили их цианидом в берлинском бункере Гитлера, как и их собачку Блонди, а потом и сами расстались с жизнью.
— Принесли в жертву? Господи, что все это означает? — воскликнула я.
— Канун мая — это ночь жертвоприношения и очищения, — пояснила Зоя. — Следующий день, Первое мая, когда-то носил название Белтен — праздник Вааловых костров, шестая веха кельтского календаря и главное срединное событие языческого года. Предыдущая ночь, тридцатое апреля — день, когда Гитлер покончил с собой, — в древние времена называлась Ночью Мертвых. Единственный языческий священный день, не оприходованный христианским календарем, он по-прежнему обладает своей исходной, неразбавленной первобытной мощью.
— Неужели вы хотите сказать, что люди, умершие в бункере Гитлера, принесли в жертву своих собственных детей, исполняя некий языческий обряд? — с ужасом спросила я.
Зоя уклонилась от прямого ответа.
— Самым главным событием той ночи была брачная церемония: соединились двое людей, сознающих свой скорый конец, — сказала Зоя. — Адольф Гитлер, естественно, был женихом. Но кто же был невестой на такой запоздалой свадьбе? Некая простая женщина, исполнившая непростую роль… и что интересно, звали ее Ева, так же как первую библейскую женщину, праматерь всего человечества. Ее фамилия описывает цвет земли, ту prima materia, что дает основу всем химическим преобразованиям. Это была Ева Браун.
И, сделав такое замечание, Зоя начала свой рассказ.

МИСТЕР БРАУН
— И есть определенный человек, человек, чье подлинное имя нам неизвестно и чьи действия окутаны мраком до самого конца… Кто же он? Мы не знаем. Его обычно именуют скромным титулом — «мистер Браун». Но одно несомненно: он самый ловкий преступник нынешнего столетия. Он руководит некой поразительной организацией. Им создавалась и финансировалась вся мировая пропаганда во время мировой войны. Его соглядатаи повсюду…
— Можете ли вы описать его?
— Да я даже не обратил на него внимания. Он выглядел совершенно обычным человеком… как любой из нас.
Агата Кристи. Тайный противник (1922)
Он родился в Бранау-ам-Инн, городе, чье название напоминает слово «braun», что по-немецки означает «коричневый». Штурмовики, приведшие его к власти, соответственно назывались коричневорубашечниками; конторы Национал-социалистической партии располагались в Коричневом доме в Мюнхене. А еще был профессор Вернер фон Браун, на чьем секретном ракетном производстве трудились рабы в подземных пещерах Гарца, в непосредственной близости от горы Брокен. Сам фюрер называл это место Дора, что означает дар, как и Пандора.
Названия и слова были важны для Везунчика. Слова типа «провидение», «судьба» и «участь» множество раз появлялись в «Майн кампф» примерно в таком контексте: «Сегодня представляется судьбоносным, что Провидение выбрало местом моего рождения Бранау-ам-Инн».
Инн — одна из четырех соседствующих друг с другом рек, берущих начало в Швейцарских Альпах. Эти реки на карте Европы образуют своеобразный крест и несут свои воды к четырем морям. Инн впадает в Дунай, который сразу после этого покидает Германию и течет через Австрию, Чехословакию, Венгрию, Югославию, Румынию и Болгарию, впадая в итоге в Черное море. Северный рукав этого креста, Рейн, проходит по Германии и Голландии, вливаясь в Северное море. Рона течет на юго-запад по Франции к Средиземному морю. А Тессин (Тичино), приток реки По в Италии, впадает в Адриатику. Четыре реки, четыре направления.

Разделение пространства на четыре четверти, подобно четырем рекам Эдема или двум пересекающимся под прямым углом чертам, являлось также древним символом огромной власти, так называемым магическим крестом. На санскрите такой крест, один из древнейших символов человечества, назывался «свастика». Он изображает четыре элемента — землю, воздух, огонь и воду — и пятый, скрытый элемент, то есть полярную ось, стержень, на котором вертится этот мир и вокруг которого вращаются небесные медведи.
Место истоков этих четырех рек — перевал Малый Сен-Бернар в горах, известных римлянам как Грайские или Греческие Альпы. Некоторые считают, что этим путем Геркулес возвращался в Грецию, а Ганнибал прошел в Италию. Храм Юпитера существовал там еще до прихода к власти Цезаря, а в конце прошлого века возникла утопическая община, весьма важная для моей истории. Самой главной для германских народов осью, связанной геомантически с этим самым местом, считался Ирминсуль, священный столб, стоявший в священной роще возле скалы в горном Тевтобургском лесу Вестфалии. Он отмечает священное место, где тевтонские племена в 9 году нашей эры отбросили римлян, вынудив Римскую империю покинуть свою северную провинцию в Германии.
Когда Карл Великий в 772 году одержал победу над саксонцами, то первым делом уничтожил знаменитый Ирминсуль вместе со священной рощей, поскольку понял, что этот священный столб означает гораздо больше, чем просто событийную дату тевтонской истории: предания гласили, что некий столб стоял на этом самом месте от сотворения мира.
Irmins saule, путь Ирмина, был связью, соединяющей небо и землю. Скандинавский бог Ирмин — он же Ир, Тир, Тиу или Дяус — был не кем иным, как двойником воинственного небесного бога Зевса. Его камень, этот Ирминсуль, украшало резное изображение руны Туг, старейшей северной формы свастики:
Гвидо фон Лист, тот самый венецианский оккультист, которому на пороге нашего века во время вынужденной слепоты вновь открылись утраченные значения древних рун, почти за двадцать лет до этого основал общину Идунн, некое сообщество посвященных, названное по имени тевтонской или скандинавской богини Идунн, владелицы «молодильных» яблок, дарующих бессмертие. Как и римская Ида, в честь которой названы начальные дни месяца — иды, Идунн была богиней вечного возобновления. Тот же санскритский корень встречается у одной из двух великих сил — Иды и Пингалы, — формирующей змеиный путь изменений.

В разгар Первой мировой войны Гвидо фон Лист, вдохновленный «Эддой» — знаменитыми исландскими сагами, повествующими о последней битве миров в Конце Света, — сделал свое последнее и самое главное пророчество. Согласно легенде, любой воин, умерший во имя Иды — «сияющего обновления», — мгновенно возродится сразу после смерти. Лист предвидел, что все умершие на полях сражений за идеи, содержащиеся в рунах, приобщатся к Вечной Жизни. То есть все павшие на полях Первой мировой войны, Войны Завершения Всех Войн, сразу возродятся, подобно павшим в мифологической Долине Иды. И эти возрожденные, когда большинство их достигнет восемнадцатилетия, объединятся в некое воинство, способное достичь всей полноты власти. Это воинство, вдохновленное спящим духом der Starke von Oben — Высшего Могущества, — пробудит древних тевтонских богов и изменит мир. Астрологические исследования показали, что такой дух явится в конце 1932 года, выпустив на волю могущество рун, скованных двухтысячелетним сном со времен римского завоевания.
30 января 1933 года Адольф Гитлер стал канцлером Германии. Он сразу приказал восстановить и освятить Ирминсуль, разрушенный Карлом Великим. В соседнем Падерборне Гиммлер реконструировал замок Вавельсбург для нечестивого ордена тевтонских рыцарей. Когда Гитлер приказал своему архитектору Альберту Шпееру построить на полигоне для нюрнбергских сборищ копию храма Зевса в Пергамоне, что стоит на побережье Турции, выпускники немецкого училища лозоходцев определили там не только главные места подземных энергетических источников. Изучив планы строительства, они выяснили, что храмовое здание площадью 390 квадратных метров, в котором будет находиться подиум Гитлера, предполагают строить там, где использование геомантических сил будет недостаточно полным. Поэтому место строительства перенесли на несколько сотен метров к западу, что потребовало осушения озера и переноса железной дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85