Так это и происходит в конце оперного действа.
В данном случае, как я поняла, этот затерянный город не был просто некой воображаемой землей. Затерянные хазарские города недавно обнаружили в том самом районе, который Сталину удалось затопить, направив реки в другие русла. И тут неожиданно перед моим мысленным взором сложилась замечательная картина, как-то вдруг объединившая в себе все метафизически-метафорически-мифологически-мистические изгибы этих тысячелетних поисков «священных реликвий», и я поняла, что именно должно скрываться в манускриптах Пандоры.
— Все эти легенды, «Эдда», «Нибелунги», саги о Граале Вольфрама фон Эшенбаха и Кретьена де Труа и сказание о Китеже — все они как-то связаны, правда, Волга? — сказала я.
Он задумчиво кивнул, но продолжал внимательно смотреть на меня, поэтому я продолжила:
— Должно быть, важно, что во всю эту связку легенд вплетено множество поддающихся проверке исторических фактов. Не говоря уже о том, что объекты, места и события, описанные в сказаниях, похоже, уже с давних пор разыскиваются всеми кому не лень: как могущественными политическими лидерами, так и загадочными мистиками.
Мне показалось, я заметила в глубине черных глаз Волги странный блеск.
— Отлично, я все поняла, — сказала я, быстро вставая из-за стола. Хотя пар моего дыхания по-прежнему окрашивал воздух, мне не хотелось пока больше пить сливовицу. Я расхаживала туда-сюда перед молча сидевшим Волгой. — Скандинавские, тевтонские, славянские, кельтские, семитские, индоевропейские, арийские, греко-римские, дравидийские, фракийские, персидские, арамейские, угаритские легенды, — сказала я. — А Пандора обнаружила, что именно связывает их все, не так ли? И поэтому она разделила свои манускрипты между четырьмя людьми одной семьи, которые не знаются друг с другом, чтобы никто не смог собрать их воедино и понять то, что поняла она.
Тут я остановилась и взглянула на Волгу, испугавшись, что, возможно, излишне разоткровенничалась. В конце концов, Лаф послал его в это дальнее путешествие, чтобы именно он открыл мне что-то. Но, приглядевшись, я заметила странное выражение на лице Волги.
— В том, что вы сейчас сказали, есть одна очень важная вещь, важнее всего остального, — сказал он мне. — Вы понимаете, что это? — Видя мое явное недоумение, он сказал: — Число «четыре». Четыре человека, четыре части, четыре сектора, четыре набора документов. Пора переходить к сущности, ибо приближается новая эра. А вы так и не видели всех четырех частей, что удалось собрать Пандоре.
— Насколько я поняла, никто не видел их все вместе, — заметила я.
— Вот поэтому я и приехал сегодня в Россию, — сказал Волга с огромной озабоченностью.
Мое сердце встрепенулось, и я медленно опустилась на стул.
— В Айдахо вы были не готовы к принятию этой миссии, но сейчас я вижу в ваших глазах необходимую целеустремленность. Будем надеяться, что еще не слишком поздно. Только один человек имел доступ ко всем этим документам в течение прошлых лет — или, по крайней мере, к тем людям, которые владели ими. Хотя, как вы полагаете, эти четыре наследника — Лафкадио, Огастус, Эрнест и Зоя — отдалились друг от друга, они не отдалились от нее.
Я смотрела на него, не веря своим ушам. Существовала только одна особа, о которой он мог говорить. Но потом, к счастью, я вспомнила о неком препятствии, которое мешало поверить его словам.
— Конечно, Джерси была замужем за моим отцом Огастусом, а потом и за Эрнестом, — признала я. — И мы часто гостили у дяди Лафа, когда я была маленькой. Но Джерси никогда не имела ничего общего с ужасной тетей Зоей из Парижа. Они с ней даже не встречались, насколько мне известно.
Если в России стены имели уши, то не надо было быть «посвященным», чтобы понять ответ Волги.
— Я сожалею, что именно мне приходится сообщать вам это, но очень важно, чтобы вы знали, — твердо сказал Волга. — Ваша мать, Джерси, приходится дочерью Зое Бен.
ОСНОВА И УТОК
(Когда мойры ткут судьбу) протяженность человеческой жизни… разворачивается по… вертикалям, то есть по нитям основы. (Но) каковы же нити утка, те нити, которые… оплетают индивидуальные нити основы? В них было бы естественно видеть разнообразные фазы судьбы, они определяют путь индивидуума по жизни, и последняя из них есть смерть.
Древние скандинавские богини, Норны, плетут судьбы человеческие от рождения… Славяне тоже имели (таких) богинь… так же как и древние индусы и цыгане. Норны не только прядут и связывают, они еще и ткут. Их паутина опутывает все человечество.
Ричард Брокстон Онианс. Происхождение европейского мышления.

Буддизм — это одновременно философия и практика. Буддистская философия богата и сложна. Буддистская практика называется Тантра. Тантра в переводе с санскрита означает «плести».
… Самые выдающиеся мыслители индийской культуры обнаружили, что слова и понятия составляют лишь часть их жизни. Другую же ее часть составляют реальные занятия, практический опыт, невыразимое переживание.
… Тантра не означает конец рационального мышления. Она означает вплетение мышления… в глобальный спектр осознания.
Гари Зукав. Учителя Танца By Ли

Последнее время у меня хватало семейных потрясений, но откровения Волги Драгонова впервые не вызвали у меня чувства обвального крушения. В сущности, они звучали вполне правдоподобно и просто слегка корректировали мои представления, учитывая то, что я уже знала о моих родственниках со стороны матери. Я даже надеялась, что его слова помогут объяснить некоторые детали более сложной загадочной картины.
Когда мне было два года от роду, моя мать подхватила меня и покинула моего отца. В последующие двадцать с лишним лет Огастус делил свое время между его пенсильванским имением и шикарными нью-йоркскими офисами фамильной горнорудной империи, наследством Иеронима Бена.
Вернувшись на сцену, Джерси начала гастролировать во всех блестящих столицах Европы. Меня приобщили ко всей этой бурной праздничной жизни, но через шесть лет она вступила во второй брак с дядей Эрнестом. После развода родителей я редко виделась с Огастусом. Он никогда особенно не распространялся о наших семейных делах, поэтому все сведения о женитьбе родителей или о предыдущей жизни моей матери отфильтровывались льдисто-голубыми взглядами Джерси.
Джерси родилась от брака француженки и ирландца в 1930 году, между двумя войнами, на острове Джерси в Английском канале, в честь чего и получила свое имя. Когда в 1940 году Франция капитулировала перед Германией, Англия уже не могла защитить острова Канала, расположенные поблизости от побережья Нормандии. Народ по желанию эвакуировали, но многие возражали, особенно жители Джерси, более восьмидесяти процентов населения которого предпочло остаться. Эти оставшиеся пережили предсказуемую депортацию и разорительные набеги, когда Германия оккупировала острова, чтобы создать «бронированный кулак западной стены». Британцы освободили отказавшихся эвакуироваться только в конце войны. Но к тому времени моей матери уже не было среди них.
В начале оккупации Франции, как мне рассказывали, мать Джерси отправилась за помощью к своим родственникам и уже не смогла оттуда вернуться. Отец Джерси, ирландский летчик, защищавший английское небо в ходе воздушных боев так называемой «Битвы за Англию», вскоре был сбит самолетом Люфтваффе. Фактически осиротевшую десятилетнюю Джерси британцы эвакуировали в Лондон. А когда германская авиация начала щедро поливать огнеопасными боеприпасами Лондон и мирное население Англии, девочку до окончания войны отправили вместе с другими английскими детьми («британские подарочки»!) в американские семьи. К тому времени стало известно, что мать Джерси, член французского Сопротивления, числилась во Франции среди «пропавших без вести».
Эта история, повторяемая в течение долгих лет, всегда заканчивалась слезами Джерси, она уклонялась от дальнейших комментариев, говоря нам лишь о смелости ее несчастных родителей и о мучениях, которые вызывают у нее воспоминания о тех жестоких и тяжелых временах.
Ее рассказы подкреплялись множеством обстоятельных свидетельств, включавших афиши, театральные программки и обзоры, подробно описывающие необычайно раннюю общественную жизнь Джерси в Америке. Ее удочерила одна семья из Новой Англии, которая вскоре выяснила, что двенадцатилетняя Джерси — обычный возраст появления музыкальных вундеркиндов — обладает удивительными вокальными данными. Летом 1945 года, когда закончилась война, Джерси, приврав насчет своего возраста (тогда ей было всего пятнадцать), приняла участие в конкурсе на исполнение ведущей партии Марго в «Пустынной песне» Зигмунда Ромберга — этот мюзикл уже давно гастролировал по перифериям и требовал вливания свежей крови. Великолепная роль была просто создана для колоратурного сопрано, которым обладала юная Джерси.
И вот на захолустной премьере нашу Золушку заметил известный нью-йоркский агент, в полной мере осознавший всю глубину и диапазон того прозрачного и переливчатого тембра, который обогатит в будущем голос Джерси, так легко узнаваемый среди множества других молодых сопрано. Этот агент заключил с Джерси контракт и, несмотря на предвидимую им блестящую карьеру, заверил всех, что она получит прекрасное высшее образование. А остальное, как говорится, уже стало достоянием истории.
Но мне теперь нужно выяснить секреты этой истории, как сказал бы Драгонов: скрытые уровни или негласные факты, ежели о таковых умалчивала гласная история моей матушки. Но, честно говоря, учитывая фактическую сторону хорошо задокументированной жизни Джерси, трудно было найти какие-то подробности для опровержения того утверждения Волги, что блестящая танцовщица и дама полусвета Зоя Бен действительно была матерью Джерси.
Несложные вычисления, к примеру, показали мне, что Лаф родился в начале века, и если Зое было шесть лет, когда ему было двенадцать, то к моменту появления моей матери на свет в 1930 году на том острове Зое уже вполне могло быть двадцать четыре — самое время сбежать на острова с красивым ирландским летчиком и сделать ребенка. И ведь Вольфганг, по-моему, тоже говорил, что она была членом французского Сопротивления. Также вполне вероятно, что Зоя, прожившая во Франции яркую и хороню задокументированную жизнь, оставила десятилетнюю дочь в относительной безопасности на островах Канала, если боялась за кого-то еще, чьей безопасности могла угрожать немецкая оккупация. Конечно, у меня накопилось много вопросов, но для начала стоило выяснить, кто бы это мог быть.
Кроме того, хотя война, безусловно, раскидала по свету множество семей и многие десятилетиями не могли разыскать своих потерянных родственников, сейчас уже прошло почти пятьдесят лет со времени этих событий. И весьма сомнительно, если не сказать невообразимо, что за все это время, ведя шикарную жизнь в Вене и Париже, Джерси, как, впрочем, и Зоя, ни сном ни духом не ведали о благополучном существовании друг друга.
Добавим сюда же тот знаменательный факт, что моя мать дважды выходила замуж за мужчин по фамилии Бен, а также частенько гостила у третьего — моего дяди Лафа. Несмотря на уверения Джерси о том, как мало она знала о своей родной семье, могла ли она за все эти годы упустить из виду ту маленькая деталь, что три мужчины, с которыми она жила и общалась, на самом деле были братьями ее матери и, следовательно, ее родными дядюшками? И если Лаф и Волга так хорошо знали наши семейные дела, то интересно, что они думали по поводу двух мужей Джерси, дяди Эрнеста и моего отца, Огастуса?
Разумеется, мне не удалось выяснить у Волги всех этих вопросов. То ли он ничего больше не знал, то ли не хотел обсуждать эту тему.
— Вы должны спросить вашу мать, — повторял он, когда я пыталась надавить на него. — Она расскажет вам все, что сама пожелает. Возможно, у нее имелись причины ни о чем пока не говорить вам.
Когда мое терпение и жизненные силы уже почти иссякли, вернулась бдительная Светлана, показав отчаянно испуганными жестами, что мечтает запереть меня в моем номере, пока никто не застал нас во время этой праздной болтовни в столовой. Перед уходом я поблагодарила Волгу за то, что он мне рассказал. Потом быстро нацарапала записку для дяди Лафа, сказав, что обязательно постараюсь связаться с ним, вернувшись в Вену. В качестве объяснения я добавила, что напряженность расписания и расстояние между МАГАТЭ и Мельком помешали мне выполнить мое предыдущее обещание.
Однако, вернувшись в свою комнату, я долго не могла заснуть, и не только из-за пустого желудка, ледяного холода или душевного бессилия. Напротив, я понимала, что моя бессонница является результатом перевозбуждения. Я всерьез призадумалась над хитросплетениями ошибок, упущений, выдумок и обманов, которые пронизывали мою жизнь. На рассвете, конечно, мне придется вернуться к реальности, и легкие жизненные неурядицы вновь постучатся в мою дверь. Но я не буду готова к новым неожиданностям, если не переосмыслю и не оценю заранее все, что узнала к этому моменту.
Как только Волга упомянул мою мать как возможного участника этой игры, мне пришло в голову, что, так же как Гермиона, Джерси — это не только имя, но и остров, а на том самом острове, если память мне не изменяет, много древних кельтских мегалитов, достойных занять должное место в таинственной энергетической сетке. А это в итоге показывает, что, возможно, раньше я все время искала не в том направлении: внизу, а не вверху.
Древние строители, сооружавшие пирамиды Египта или храм Соломона, не нуждались в картах и кронциркулях для выбора места строительства. Тысячи лет, осваивая пустыни или океанские просторы, люди пользовались одним и тем же инструментальным набором. И для определения точного места на земле вполне хватало такого набора — неизменного звездного покрывала, украшающего ночное небо. Итак, все эти истории, таинства и мифы возвращаются на круги своя — к единому ключевому источнику, одновременно указывая верное направление и мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85