— Никто не смеет говорить, что Элкью Джонс жесток, как змея, — важно ответил Элкью. — Ставлю еще фунт стерлингов на моего друга.
Я открыл еще одну бутылку и, прежде чем Мэрион опомнился, сунул ему под нос.
— Шантажисты! Насильники! — простонал Мэрион, но вторую бутылку выпил гораздо быстрее, чем первую, и даже причмокнул, прежде чем лихо выкинуть ее из палатки.
— Знаете что, мужики, я дам вам еще один шанс, — объявил Элкью. — Ставлю весь выигрыш, что Мэрион не одолеет третьей.
— Пр-ринимаю! — прорычал Мэрион и испустил боевой клич.
Мы обменялись удовлетворенными улыбками, Наконец-то нам удастся напоить его. Еще четыре бутылки последовали одна за другой, после чего Мэрион, путаясь в словах, принялся рассказывать нам о приключениях Страшного Дэна Макгроу на Юконе.
— Смирно! — вдруг скомандовал Энди, и в палатку вошел майор Хаксли.
Мы все вскочили по стойке «смирно», кроме Дэнни, который подхватил Хаксли, споткнувшегося об ящики.
Прежде чем я успел затолкать его под койку, Мэрион Ходкисс со счастливой улыбкой упал на грудь майору.
— Раздери меня к хренам, если это не мой старый кореш Френч Хаксли... ты чего тут слонячишься... слоня... слоняешься, а?
Майор едва не вывалился из палатки. Перегаром, которым разило от гордости второго батальона, можно было травить тараканов.
— Тока не надо этих взглядов, — погрозил ему пальцем Мэрион. — Ты м-мужик и я м-мужик тоже, да? Значит, нам есть о чем поговорить.
Мэрион дружески улыбнулся и вдруг громко рыгнул в лицо Хаксли.
— Ходкисс! Да вы пьяны!
— Для майора вы чертовски наблюдательны, Сэмми. — Мэрион положил руки на плечи Хаксли. — Но серьезно, братан, ты уж сли-ик-шком гоняешь ребят. Знаешь, как называют наш батальон? Стервецы Хаксли! Ну и названьице... Напишу об этом в новой книге. — С этим заявлением Мэрион упал на грудь майору и захрапел.
Хаксли приподнял его и передал на руки Форрестеру.
— Напоили все-таки профессора, бараны?!
— Честно говоря, сэр, мы действительно дали ему бутылку или две, — отрапортовал Непоседа.
Хаксли уничтожающе оглядел каждого из нас.
— Если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, я всех вас разжалую в рядовые и переведу в барабанщики. До конца службы будете барабанить машками по гальюнам. Ясно?
— Так точно, сэр, — откликнулся Энди.
— Мы здесь все люди чести, — важно подтвердил Непоседа.
— Аминь, — торжественно заключил Хаксли. — А когда он протрезвеет, пусть зайдет в штаб. Из Министерства пропаганды пришел заказ на новые статьи и сборники рассказов.
Едва Френч вышел, мы все вздохнули с облегчением. Энди и Эрдэ уложили Мэриона на койку.
— Здорово он отрубился.
— Ага, сегодня Сестричка Мэри наконец-то потерял свою невинность.
— Эй, Мак, по-моему, он сейчас начнет блевать.
— А мне что? Ловить? Пусть себе блюет.
— Так он блюет себе в койку.
— Ничего, полей его одеколоном.
Мы снова уселись в круг и, расстегнув для удобства ремни, принялись за пиво. На исходе второго ящика Непоседа взял гитару и мы спели пару песен. Могли бы спеть и больше, но Элкью постоянно выбивался из ритма. К тому же Сияющий Маяк вдруг тоже начал что-то мычать, раскачиваясь на койке. Обычно он был спокоен и кроток, как ягненок, но, стоило ему напиться, он превращался в краснокожее торнадо. К счастью, за несколько минут до перевоплощения, он бормотал какие-то индейские частушки, а потом начиналось светопреставление. Энди первым заметил признаки надвигающейся бури.
— Индеец заводится! — тревожно предупредил он.
— Мама! — пискнул Элкью, и все шарахнулись к выходу.
— Мужики, мы не можем бросить Мэриона. Вождь наверняка скальпирует его. Не говоря уже о том, что перебьет все пиво.
— Есть идея! Давайте привяжем его к койке.
— Молодец! У меня есть веревка.
— Давай быстрее!
Мы подступали к индейцу, когда он вдруг поднял голову и как-то нехорошо посмотрел на нас мутными глазами.
— Энди! — скомандовал Дэнни. — Выруби его.
— Ни хрена! Сам попробуй, я уже видел его таким.
— Сдрейфил?
— А то как же.
— Я тоже.
Элкью, который был чуть пьянее нас, вынес на обсуждение новый гениальный план.
— Я отвлеку его внимание, а ты, Дэнни, как бывший футболист, собьешь его с ног. Непоседа, приготовь аркан. Ты же техасец, черт возьми.
— Отличный план, — одобрил Эрдэ, поскольку его не включили в диспозицию.
Мы вытолкнули Элкью на середину палатки, пока он не передумал. Он пристально осмотрел индейца, потом вернулся и пожал нам всем руки.
— Давай, брат, — прослезился Эрдэ. — За это ты можешь получить медаль Конгресса.
Элкью снова вышел на середину палатки и, приняв позу атакующего барана, скрипнул зубами.
— Вставай, краснокожий! Я здесь!
Сияющий Маяк дико взвизгнул, горячая кровь предков ударила ему в голову, и он вскочил на ноги. В этот момент Дэнни, разогнавшись, прыгнул и, пролетев через всю палатку, сбил с ног Элкью. Оба рухнули на пол.
— Ты не того сбил, болван! — орал Эрдэ, а Сияющий Маяк, разгоряченный зрелищем падающих бледнолицых, уже шел по тропе войны.
— Веревку! Быстро! — ревел Энди.
Его рев перешел в кашель, когда аркан Непоседы захлестнулся у него на горле и свалил его на пол.
— Не меня вяжи, — хрипел Энди. — Индейца, мать твою...
Сияющий Маяк между тем наступал на меня. Он уже чуял кровь бледнолицего и готовился отомстить за обиды, нанесенные его племени. Тут уже приходилось действовать быстро. Я схватил бутылку пива и протянул ему.
— Ну-ка, хлебни пива.
— Ой, спасибо, Мак, — без всякого перехода улыбнулся он, открыл бутылку и припал к ней.
К этому времени мои «коммандос» распутали веревки, расцепили ноги и руки и набросились на индейца всей толпой. Он успел сделать только один глоток, да и тот распылился на всех. После четверти часа отчаянной рукопашной, мы наконец привязали его к койке, оставив свободной только голову, куда и примостили бутылку пива.
— Когда выпьешь, только свистни, — сказал Энди.
Сияющий Маяк улыбнулся и, выразив нам благодарность за заботу, присосался к горлышку.
Едва мы уселись на ящики, как в палатку вломился Бернсайд.
— Все, мужики! Я перепил Маккуэйда! Двадцать восемь на двадцать три! Я этого салагу...
Мы подняли его с ящика, на который он упал, и отнесли на койку.
— Знаете, мужики, — сказал я. — У нас самая лучшая часть в Корпусе. А вы мне, как... как мои дети...
Мелодичный свист прервал мою речь.
— Что это он насвистывает? — Эрдэ повернулся к индейцу. — А! Вспомнил! «Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко». Помните?
— Энди, дай индейцу новую бутылку.
— Мне, кстати, тоже.
— А знаете, братаны, — сказал Элкью. — После войны нам нужно держаться вместе.
— Умница!
— Молодец!
— Давайте заключим договор, что встретимся после войны!
— Что скажешь, Мак?
— Какой разговор.
— Тогда напишем на бумаге, а кто нарушит договор, тот будет жалким ублюдком.
Элкью достал лист бумаги.
— Когда встретимся?
— Ровно через год после окончания войны. В Лос-Анджелесе, на площади Першинга.
— Годится.
— Заметано.
Элкью взял ручку и начал писать, а мы столпились вокруг него и подсказывали:
"22 декабря 1942 года.
Священный договор.
Мы, нижеподписавшиеся, потные, вонючие и пьяные стервецы Хаксли обязуемся встретиться через год..."
— "Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко..."
— Энди, поменяй бутылку вождю.
«Если кого-то из нас убьют и он не сможет прийти, то мы выпьем за его светлую память. В любом другом случае этот человек будет считаться вонючим козлом без чести и совести...»
— "Ты мое солнышко, мое единственное солнышко..."
Глава 4
Куда же готовилась забросить нас судьба? «Нечестивая четверка», как прозвали военные транспорты, предназначенные для переброски шестого полка, уже ошвартовались в порту Веллингтона. Их названия согревали сердце любому морпеху: «Джексон», «Адаме», «Нейз», «Кресент-Сити». Эти славные транспорты доставили первых морпехов на Гвадалканал и десятки раз отражали атаки японских «нулей».
И вот выпита последняя бутылка пива, прошло последнее похмелье и настало время сворачивать лагерь. Как всегда, мои овечки оказались первостатейными лентяями и симулянтами, но на этот раз мы с Берни уже не стали церемониться с ними.
Наш транспорт «Джексон» настолько отличался от жалкого «Бобо», что некоторое время мы молча рассматривали приготовленные для нас кубрики и сияющую чистотой палубу.
— Вот это да!
— Немного отличается от «Бобо», верно?
— Эй, Мак, у Эрдэ приступ морской болезни!
— В каком смысле? Мы же стоим у причала.
— А он, как только видит корабль, так сразу начинает блевать.
— Мужики, смотрите, какие матрасы! Да я с такого сутки не встану!
Разместившись на корабле, мы ждали, пока закончится погрузка на остальных транспортах и можно будет двинуться в путь. Тем не менее Рождество мы встретили в порту. После торжественной службы, отслуженной патером Петерсоном и отцом Маккэйлом в одном из пустых складов, нам приказали вернуться на борт транспорта. Настроение у всех было подавленное. Рождество — это же чисто семейный праздник, который полагается отмечать дома, среди родных и близких, а не на борту корабля в чужой стране. Уж на что я привычный к такому, но от вида ребят самому тошно стало. Дэнни перечитывал старые письма, Мэрион открыл бумажник и задумчиво рассматривал фотографию Рэчел. Даже Ски достал потускневшее фото Сьюзан и смотрел на него с мрачной печалью. Элкью пытался развеселить нас, но его шутки не казались забавными.
Ски достал последнее письмо от сестры. Она писала, что Сьюзан выгнали из дома, и она с мужем живет в дрянной гостинице. Здоровье матери становилось все хуже и хуже, а сестра только и мечтала бросить школу и найти приличную работу, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Звук сирены, прокатившийся по радиосети корабля, заставил всех вздрогнуть.
— Внимание! Офицерскому и сержантскому составу полка разрешено увольнение на берег!
Разочарованный вздох пронесся по кубрику. Что касается меня, то объявление поспело как раз вовремя. Еще немного, и я бы спятил. А теперь, слава Богу, мы с Берни как следует выпьем за весь взвод.
Я быстро натянул куртку и уже застегивал последнюю пуговицу, когда ко мне подошел Энди. Я сразу понял, что он хочет.
— Ничего не выйдет, Энди. У меня крыша поедет, если я хоть на минуту останусь здесь.
— Да я просто думал... ты же знаешь, что у нас с Пэт. Ну да ладно. — Он повернулся уходить, когда я окликнул его. И не потому что пожалел, а просто потому, что хороший сержант должен в первую очередь заботиться о своих солдатах. Стащив с себя куртку с сержантскими нашивками, я швырнул ее Энди. Лицо его расплылось в широкой улыбке, и в следующий момент две огромные руки едва не раздавили меня в медвежьих объятиях.
— Не хватало еще шведской любви в рождественскую ночь! — Я вырвался из его хватки. — Уматывай отсюда, пока я не передумал.
Энди исчез, как привидение, а через четверть часа в кубрик зашел старшина Китс и подозвал к себе меня и Мэриона.
— Где Гомес, Мак?
— Не знаю, сэр, не видел.
— А ты, Ходкисс?
— Я тоже не видел его, сэр.
— Так я и думал. Умотал в самоход. Ладно, когда вернется, пришлешь его ко мне, Мак. На этот раз он будет путешествовать в карцере.
— Слушаюсь, сэр.
— Капрал Ходкисс, похоже, вы единственный, кому я могу доверять в этой банде, поэтому примете вахту у трапа с двадцати ноль-ноль до полуночи. Вот список лиц, которым разрешено увольнение, всех остальных немедленно отправлять в карцер. Потом разберемся.
— Есть, сэр.
Старшина пошел к выходу, но я догнал его и взял за плечо.
— Я знаю, о чем ты хочешь попросить меня, Мак, и мой ответ — нет. — В его голосе звучало сожаление. Старшина был настоящий морпех. Несколько лет назад мы оба еще капралами съели вместе не один пуд соли. Он-то прекрасно понимал, каково этим мальчикам в рождественский вечер. Задумчиво потерев массивную челюсть, он бросил на меня раздраженный взгляд: — Только ради Христа, Мак, если возьмешь их на берег, вернись до того, как сменится Ходкисс. Если не успеешь, то оба лишимся нашивок.
— С Рождеством тебя, Джек, — радостно откликнулся я.
— Иди к черту.
Я собрал свое отделение в гальюне и задраил люк, чтобы никто не вошел.
— Слушать всем, недоноски. Без десяти двенадцать встречаемся у склада номер шесть. И упаси Господи кого-нибудь опоздать. Лично шкуру спущу. Вахта Мэриона заканчивается в полночь, и мы должны проскочить на борт. Сияющий Маяк!
— Здесь!
— Пойдешь со мной. Скальпы мне сегодня не нужны.
— Мак, ты что, у меня здесь маленькая скво...
— Разговорчики! Идешь со мной и точка!
— Слушаюсь, мой вождь, — покорно вздохнул он.
Через сорок пять секунд на борту «Джексона» не осталось ни одного радиста, за исключением вахтенного Ходкисса.
* * *
Энди и Пэт нашли уединенную скамейку в Ботаническом саду.
— Не похоже на Рождество, да, Энди?
— У нас дома на Рождество всегда снег... Я так рад, что могу видеть тебя.
— Благодари Мака. Он у вас молодец.
— Это уж точно. На таких, как он, держится армия.
— Куда вас посылают, еще неизвестно?
— Да кто же скажет.
— Жаль, что вы уходите.
— Да... Пэт, ты рада, что встретила меня?
— Не знаю, Энди... Ты мне нравишься, и поэтому, может, нам и не стоило встречаться. Ты думаешь, вы вернетесь сюда?
— Откуда я знаю? Разве в этом чертовом Корпусе знаешь, что будет через месяц. Черт бы побрал эту войну.
— Прекрати, Энди. Мы ведь оба знаем, что вы не вернетесь в Веллингтон.
— Пэт, я могу попросить тебя... Я знаю, что мы только друзья, но ты не могла бы писать мне? Пусть это ни к чему тебя не обязывает, пиши, о чем хочешь, только пиши.
— Хорошо, Энди, — чуть слышно сказала она. — Если тебе это нужно.
— И я буду писать тебе, а потом, может быть...
— Нет, Энди, для меня уже не будет никаких «потом».
— Пэт... черт, уже скоро полночь... ты не проводишь меня до порта?
Она молча кивнула, и они медленно пошли по пустынной улице. У ворот порта Энди остановился и повернулся к ней.
— А я все равно рад, что встретил тебя, Пэт. И знаешь, я верю, что вернусь сюда, и тогда... — Он запнулся. — До свидания, Пэт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43