— Кончай травить. Я забираю его домой. И его деньги тоже. Так что отвали.
— Эй, морпех! — крикнул бармен. — В нашем баре никто не может оскорблять женщин.
Потеряв терпение, я повернулся к нему, и в этот момент кто-то ударил меня по голове. Все поплыло перед глазами и, словно у тумане, я почувствовал, как меня подняли и куда-то понесли. Потом сознание отключилось...
— Мак! Мак! Очнись! Что случилось? Где Ски?
Я открыл глаза и увидел перед собой Дэнни.
— Черный ход! — прохрипел я. — Они наверняка ушли черным ходом!
Сестра Мэри сорвался с места, но вскоре вернулся.
— Я видел, как они садились в такси, — доложил он. — Ски, по-моему, уже отключился.
Я кое-как поднялся на ноги. Все плыло перед глазами.
— Давай разнесем этот притон, — предложил Энди, сжав громадные кулаки.
— Нет, иначе через пять минут здесь будет патруль. Сделаем вот что. Энди, ты выглядишь постарше остальных, поэтому возьмешь мое удостоверение личности и пойдешь туда. Попробуй потолковать с барменом наедине. Узнай, куда они увезли Ски.
Энди отсутствовал минут десять, но, как видно, провел их с пользой.
— Отель «Ритц», — коротко доложил он, вернувшись.
Мы поймали такси и дали водителю адрес.
— Как тебе удалось узнать? — спросил Мэрион, пока машина мчалась по городу.
— Очень просто. Я сказал бармену, что у меня есть несколько камешков и золотишко, от которого хотелось бы избавиться. Те, кто работают со шлюхами, частенько скупают краденое. Мы прошли в заднюю комнату, а дальше дело техники.
— Он не предупредит их, что мы едем?
— В ближайшее время вряд ли.
— Надеюсь, ты не убил его?
— Надеюсь, нет, но настучал по костям, как положено. А когда он придет в себя, то не сможет выйти из комнаты, потому что ключ у меня. — Энди продемонстрировал нам ключ и выбросил его в окно.
Несколько минут спустя мы ворвались в пустой холл третьеразрядного отеля. Ночной портье не успел опомниться, как я взял его за шиворот и шмякнул о стену.
— Морпех и брюнетка. Какой номер? Быстро!
Портье смотрел на нас ошалевшими глазами, пока Дэнни не замахнулся на него.
— Ребята, мне неприятности ни к чему. Я просто работаю здесь, Комната два-двадцать в конце коридора направо.
— Мэрион! Останешься здесь и составишь компанию этому джентльмену.
Сестра Мэри обнял портье за плечи и, усадив его на стул, облокотился на стойку.
— Дорогой друг, для меня было бы большой честью узнать вашу точку зрения по поводу вечной полемики о достоинствах музыки Брамса и Вагнера. Сам-то я предпочитаю Брамса, но всегда готов выслушать достойного оппонента...
...Тем временем мы, намотав на руки ремни, выбили дверь и вломились в комнату два-двадцать.
Ски бесчувственно лежал на кровати. Рядом с ним сутенер шлюхи пересчитывал деньги. Сама шлюха с бокалом в руке стояла у комода.
— Осторожно! — На голову Энди обрушился стул, и он упал на колени.
Проститутка метнулась к двери, но Дэнни перехватил ее и швырнул в угол. Я молча наступал на сутенера, который в одной руке сжимал нож, а в другой деньги Ски.
— Посмотрите на него, ребята, — сказал я. — Это классический пример человека, который не умеет обращаться с ножом.
С этими словами я в два приема выбил у него нож и, заломив руку, забрал деньги. Энди, придя в себя, поднялся и подошел к проститутке. Она всхлипывала в углу, закрывая руками лицо.
— Ребята, не надо... не трогайте меня.
— Не надо, говоришь? — прошипел Энди.
Его лицо нам не понравилось. В таком состоянии он мог одним ударом убить ее.
— Энди! Все! На сегодня хватит! — скомандовал я и, повернувшись к проститутке, добавил: — Но если я еще раз увижу тебя в городе, то пеняй на себя.
— Патруль! — В комнату ворвался Мэрион.
Энди не мешкая перекинул Ски через плечо, и мы строго по уставу, «четко и организованно» ретировались по пожарной лестнице.
Глава 5
Обучение батальона шло медленно, но зато то, что эти юнцы усваивали, они уже не забывали, и мало-помалу старые волки Корпуса меняли к ним отношение. И однажды до нас наконец дошла новость о первом шаге, сделанном на пути к победе. Это было 7 августа 1942 года. Первая дивизия морской пехоты и приданные ей части высадились на острове под названием Гвадалканал. Что и говорить, мы были горды тем, что из всей американской армии именно морпехам поручили вести первые наступательный действия с начала войны.
В казармах эту новость сначала услышали по радио, а потом пришли газеты...
Дэнни Форрестер медленно отложил газету и уронил голову на руки, сдерживая слезы. Потом резко поднялся и вышел из казармы. Я подобрал упавшую газету. На первой странице был список погибших в боевых действиях:
Аарон Якоб, капрал, Ньюбери, Коннектикут.
Бернс Жозеф, рядовой, Сан-Франциско, Калифорния.
Никс Джеймс, лейтенант, Литл Рок, Арканзас.
Нортон Милтон, капрал, Филадельфия, Пенсильвания.
* * *
Я собрал отделение вокруг своей койки.
— Значит, расклад такой, ребята: я только что из штаба, и нам дали четыре отпускных на наше отделение. Вас девять человек. Меня и Бернсайда считать не будем. Две недели отпуска, включая дорогу. По-моему, справедливо, если вы бросите жребий.
— Погоди, Мак, — вмешался Энди. — Меня сразу можно вычеркнуть... Мне, собственно, некуда ехать.
— Меня тоже, — подал голос Ски, и они с Энди отошли в сторону.
— Ладно. Я кладу в каску семь бумажек с номерами от одного до семи. Первые четыре номера едут в отпуск.
По правде говоря, мне не по душе, что кто-то останется за бортом, но другого выхода не было. Они одновременно потянулись к каске.
— Вот здорово! Я возвращаюсь в резервацию! — восторженно заорал Сияющий Маяк.
— Номер один! — торжественно провозгласил Элкью.
— А я повидаю милый сердцу штат Айова, — расчувствовался Эрдэ.
Испанец Джо пожал плечами и выбросил свою бумажку.
— Не очень-то и хотелось.
— Я уже в отпуске, джентльмены! — провозгласил Непоседа Грэй.
— Похоже, нам с тобой не повезло, Мэрион, — сказал Дэнни, и они с Ходкиссом отправились чистить автоматы.
Элкью, послонявшись по казарме, присоединился к ним.
— Эй, Мэри... Дэнни!
— Чего тебе?
— Ребята, может, разыграете мой отпуск? Я ведь живу в Лос-Анджелесе и запросто могу съездить домой на выходные.
Дэнни взглянул на Мэриона. Тот улыбнулся ему.
— Слушай, Дэнни, можешь не верить, но я не хочу возвращаться домой, пока все не закончится.
— Мужики... я... я не знаю, что и сказать... — растерянно выдавил Форрестер.
— А что тут говорить? Собирай вещи и скажи нам, какие мы славные ребята, — хлопнул его по плечу Элкью.
* * *
Дэнни прилетел в Филадельфию днем и сразу взял билет на поезд до Балтимора. Потом оставил вещи в камере хранения и вышел на стоянку такси.
— Куда тебе, солдат? — спросил один из таксистов.
— Я морпех, а не солдат.
— Виноват, не разглядел. Чего вы так обижаетесь на это? Все равно одна армия и одна война.
— Колледж-Вэй, триста пятьдесят.
— Нет проблем. Поехали.
И хотя Дэнни с самого начала твердо знал, что приедет сюда, он долго стоял перед дверью с табличкой «Мистер и миссис Милтон Нортон», прежде чем решился позвонить.
«Что я скажу ей? Что я могу сказать?»
Дверь отворилась, и он увидел молодую женщину лет двадцати семи. Она не была красавицей, но он сразу понял, что Милтон наверняка обожал ее. Можно только позавидовать человеку, которого любит такая женщина.
— Миссис Нортон?
— Да.
— Я был другом вашего мужа, Меня зовут Дэнни Форрестер.
— Проходите, пожалуйста.
Она провела его в небольшую, но со вкусом обставленную гостиную. Здесь царил живописный беспорядок, но даже в этом беспорядке ощущалось что-то изящное, аристократическое, словно иначе и быть не могло. Как это похоже на Милтона! И книги... Сотни, а может, тысячи книг. В такой гостиной невозможно чувствовать себя скованно.
— Присаживайтесь.
— Простите, миссис Нортон, я ненадолго. У меня отпуск, и скоро поезд на Балтимор.
— Хорошо, что вы зашли. Зовите меня Гиб. Все друзья Милтона зовут меня так. Я сейчас приготовлю кофе.
Пока она возилась на кухне, Дэнни прошелся вдоль полок с книгами и задержался у фотографии Нортона. Он был в форме и улыбался.
Гиб вернулась с кофе и печеньем.
— Печенье я пекла два дня назад, но говорят что у морпехов каменные зубы и железные желудки.
Дэнни улыбнулся и взял кофе.
— Так, значит, вы и есть Дэнни. Он писал мне о вас. Он очень любил вас.
— Я тоже его любил... да, Господи, его весь взвод любил. Он мог так здорово и просто объяснить любую сложную вещь.
Она зажгла сигарету.
— Могу себе представить. Когда он преподавал в университете, то по вечерам здесь был сумасшедший дом. Столько студентов приходило, столько друзей. Им нравилось здесь, они всегда чувствовали себя хорошо и просто с Милтоном.
— Он... он был замечательным человеком, и я понимаю, как тяжело потерять его.
Гиб улыбнулась и заговорила. Она вспоминала о Нортоне так, словно он пять минут назад вышел и скоро вернется.
— Бывало, он приходил домой в сопровождении дюжины студентов и говорил мне: «Гиб, эта орава увязалась за мной. Как ты думаешь, мы найдем, чем накормить их?»
Дэнни молча слушал ее, потом и сам рассказал несколько смешных историй об учебном лагере. Гиб смеялась.
— Бедный Норт, бедняжка. Наверняка он был никудышным морпехом.
А потом оба замолчали, потому что неожиданно стало не о чем говорить.
— Мне пора, Гиб. Я рад, что познакомился с вами.
— Спасибо, что заехали, Дэнни. Если появится время, черкните пару строк, как вы там. Все друзья Милтона пишут мне.
— Он очень любил вас, Гиб, И теперь я могу понять, почему.
— Спасибо, Дэнни.
Дэнни вышел на улицу, и теплое чувство общения сразу исчезло. Она ведь осталась одна! Одна в пустом доме. И никогда ей больше не услышать голоса Милта. Никогда не ждать топота и смеха поднимающихся по лестнице студентов, сопровождающих ее мужа. И эти ночи, полные одиночества и тоски, когда она будет лежать в постели, не в силах уснуть. Его больше нет. Милтон мертв и лежит в могиле где-то за тысячи миль, на затерянном в океане острове. И никогда не вернется домой и не постучит в ее дверь.
На мгновение Дэнни почувствовал, что ему нужно обратно в Сан-Диего. Он не должен видеть Кэтти. С ней не должно случиться то же самое, что и с Гиб. Перед глазами у него возникла страшная картина — Мак стоит в гостиной у Кэтти и рассказывает, каким хорошим парнем был Дэнни Форрестер...
* * *
Когда на следующий день его семья наконец полностью уверилась, что он действительно дома, живой и здоровый, Дэнни вывел из гараж машину и поехал к дому Кэтти.
Был теплый и влажный вечер. Дождь уже прекратился, но дыхание грозы все еще окутывало город. Дома у Кэтти никого не оказалось, и Дэнни вдруг стало не по себе. Может, она на свидании? Ведь уже темно, где ей еще ходить? Да нет, не может быть.
Он присел на скамейку, чуть в стороне от дома, и нервно закурил...
...Около десяти часов вечера в тишине улицы застучали каблучки. Это она! Наверняка она! Дэнни поднялся и увидел ее. Он сто раз представлял, как подбежит к ней, обнимет... но теперь просто молча стоял и смотрел, как она поднялась по ступенькам к двери и вдруг, словно почувствовав что-то, медленно обернулась.
— Дэнни.
— Привет, Кэтти. — Голос его внезапно осип.
— Дэнни... а мы не ждали тебя раньше вторника. Почему ты не позвонил?
— А мне дали увольнительную на двое суток, прямо перед отпуском, и я успел на первый лее самолет. Хотел сделать тебе сюрприз.
— Я была у Салли и... и...
Она не знала, что сказать.
— Может, поедем покатаемся, — предложил он.
— Поехали, только маме записку оставлю.
Машина плавно катилась по ночным улицам.
«Почему я держусь за него? — думала она. — Чувство долга? Самолюбие? Любопытство? Что заставляет меня писать ему такое, о чем не должна писать ни одна порядочная девушка. Что было бы, если бы мои родители узнали об этих письмах? А теперь вот он, рядом... И что дальше?»
Дэнни украдкой взглянул на нее и тоже нахмурился.
«Гиб, Норт, Илэйн, лагерь Элиот, Ски... этот сумасшедший Сан-Диего и чертовы казармы. Я столько искал ответ на все свои сомнения, но так ничего и не решил...»
Все произошло совершенно неожиданно и естественно. Дэнни остановил машину, и в следующий миг Кэтти очутилась в его объятиях.
«Милый, как я люблю тебя, ты даже не подозреваешь, как я люблю тебя!»
"Господи, ну почему я не могу сказать тебе! Кэтти, неужели ты так же любишь меня, как и я тебя?
Неужели такое возможно..."
Дэнни нежно коснулся губами ее щеки, потом расстегнул пуговицу у нее на блузке и осторожно коснулся груди.
— Дэнни, Дэнни! Я люблю тебя.
Его рука легла на ее колено и медленно поднялась выше. Кэтти приподнялась и прижалась к нему. Он медленно опустил ее на сиденье.
— Кэтти...
— Все хорошо, Дэнни, все хорошо...
Он вдруг напрягся и, мягко высвободившись от ее объятий, сел на место. Потом включил радио и дрожащими руками зажег сигарету.
— Извини, Кэтти, я не хотел заходить так далеко.
Она облокотилась на дверцу и полными слез глазами смотрела на него.
— Ты, наверное, презираешь меня.
— Не смей так говорить. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Это мне надо башку отбить. Извини, я жалею, что так увлекся.
— А я нет.
Он повернул голову и изумленно посмотрел на нее.
— Когда ты уехал, — продолжала Кэтти, — я не могла понять, как отношусь к тебе: то ли во мне говорило самолюбие, то ли просто не хотела терять тебя. Но потом что-то перевернулось. Я знала только одно — хочу, чтобы ты вернулся, чтобы ты был рядом. Ни о чем не могла думать, кроме как о тебе. Конечно, может, мы еще слишком молоды, но если это не любовь, то значит, ее вообще не существует.
Дэнни молча смотрел на нее, не зная, что сказать. Она была так прекрасна, что он боялся прикоснуться к ней, боялся снова потерять контроль над своими чувствами.
— Ты ведь любишь меня, Дэнни.
— Люблю, — едва слышно выдохнул он.
— Когда я узнала, что ты едешь в отпуск, то решила, что... я... я хочу стать твоей. Вся, без остатка.
Он знал, чего ей стоило сказать об этом вслух, и волна теплой нежности захлестнула его.
— Что ты теперь думаешь обо мне, Дэнни?
— Я думаю, что ты самая прекрасная девушка на свете, и, если бы не война, все было бы по-другому, разве ты не понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43