— А почему бы и нет? Театр — это прекрасно… а главное — никому не внушает никаких подозрений!Они остались втроем: охранник у двери, на стуле, а собеседники — в кожаных креслах напротив друг друга.— Как добрался, Андрей?— Нормально.— Выпить не предлагаю…— Правильно делаешь. Я уже давно ничего крепче кефира не употребляю — возраст!— Да-а… А раньше-то, помнишь?— Помню, Вилор. Так ведь раньше и ты по-русски без акцента говорил!— Времена другие, — поморщился хозяин. — Все меняется. Только вот — характер у тебя с годами не улучшился, это точно.— Поздно меняться…Когда-то они учились вместе, на ускоренных курсах НКВД под Горьким. Потом дружили семьями — тогда ещё у обоих были семьи… Последний раз виделись уже генералами: один руководил крупнейшей советской резидентурой, а другой прибыл из Москвы его сменять.Официально, оба числились в запасе и кого-то о чем-то консультировали.Откуда-то из-за камина послышалась мелодичная трель.— Идут! — прокомментировал хозяин.— Спасибо.Потом они так и сидели молча, один напротив другого — ждали. Да уж, что-что, а ждать оба научились в незапамятные времена…Дверь без стука и скрипа раскрылась. Все трое поднялись навстречу вошедшим — охранник немного быстрее, а старики с достоинством, не торопясь.— Здравствуйте!Первым в кабинет шагнул черноволосый, плохо выбритый кавказец почти двухметрового роста, с фигурой профессионального тяжелоатлета и глазами убийцы. Охранники с такой внешностью привлекают к себе излишнее внимание и редко бывают эффективны — но… очевидно, сказывался восточный колорит со своеобразной системой внешних приоритетов и представлениями о престиже.Вслед за ним появился мужчина, похожий одновременно на профессора экономики и на полевого командира повстанческих формирований.В принципе, и то, и другое вполне соответствовало действительности. Гость происходил из очень знаменитого на Кавказе рода, получил европейское образование и до начала девяностых руководил крупнейшим на юге России университетом. Как и положено, был членом бюро республиканского комитета партии, избирался в Верховный Совет страны… В новых условиях тоже не потерялся — многие прочили ему на родине по меньшей мере министерский пост, и первые шаги в этом направлении влиятельной родней и сочувствующими уже делались.Однако, судьба распорядилась иначе. Русские танки двинулись восстанавливать на вечно неспокойных горных окраинах конституционный порядок, и уже через неделю на всех телевизионных пресс-конференциях рядом с мятежным президентом замелькало симпатичное и умное лицо бывшего ректора-экономиста. Потом он исчез с экранов и теперь, по данным службы внешней разведки, выполнял особо конфиденциальные и деликатные поручения правительства сепаратистов в разных точках земного шара.Гость был человеком исключительной осторожности и почти звериного чутья — поэтому все попытки ликвидировать его результата не давали. Только раз, в Цюрихе, покушавшиеся почти достигли цели: взрывом выбило все витрины в округе, а от автомобиля, принадлежавшего крупному швейцарскому банку, остался кусок догорающего железа… Пострадала куча народа, кое-кто из оказавшихся рядом даже погиб — сам же обьект «акции» отделался контузией и осколками в ногу. С тех пор он почти незаметно прихрамывал.Впрочем, некоторые аналитики высказывали мнение, что и это, и другие неудавшиеся покушения носили характер скорее не политического террора, а внутриповстанческих финансовых разборок…Обошлись без рукопожатий:— Прошу вас, присаживайтесь.Все было согласно протоколу: три одинаковых глубоких кресла вокруг журнального столика.— Ребята могут идти?— Да, пожалуй.— Конечно… — собеседники отдали соответствующие распоряжения и охрана покинула кабинет.Они остались втроем — за бесшумно и плотно прикрытыми от остального мира дверями.— Я вам не мешаю? — уточнил тот, кого старик называл по имени, Вилором.— Что вы! — деланно удивился гость, пришедший последним. Собственно, чем меньше чужих ушей — тем лучше, но в данном случае хозяин выступал в качестве гаранта безопасности и полной секретности встречи, имея неоспоримое право контролировать ситуацию.Тем более, что ему все равно ничего не стоило бы при желании нашпиговать место беседы разнообразной электронной гадостью.— Я искренне, искренне благодарен нашему общему прибалтийскому… другу. Благодарен за те усилия, которые он предпринял в ответ на мою просьбу.— Надеюсь, общение будет взаимно полезным.— Я вас слушаю…Старик мог себе позволить некоторую сухость в голосе — инициатива встречи исходила от собеседника.— Видите ли… — человек напротив замешкался, не зная, какую форму обращения выбрать.— Генерал, — пришел ему на помощь хозяин. — Вы можете обращаться к моему коллеге именно так.Старик кивнул:— Совершенно верно! Не возражаете, если я буду называть вас — Посланник?Из аналитической справки разведотдела старик знал, что именно под этим псевдонимом собеседник когда-то издал свою первую, так и не принесшую ему славы книжку стихов. И что подобное обращение ему всегда льстило…К тому же, избыточная информированность часто выводит неискушенного оппонента из равновесия.— Да, конечно!В конце концов, болезненное тщеславие — рычаг посильнее алчности и похоти. Беседа ещё не началась, но старик уже набирал очки…— Надеюсь, нет необходимости напоминать о том, что даже сам факт нашей встречи ни при каких обстоятельствах не должен стать достоянием гласности? Вне зависимости от её результата. Мы находимся в состоянии войны…— Мы находимся в состоянии внутригосударственного вооруженного конфликта, — поправил собеседника Генерал.— Видите ли, с точки зрения… — встрепенулся тот, явно задетый за живое.Но Посланника перебил хозяин:— Господа! Давайте оставим правовые аспекты всего происходящего на откуп дипломатам и кабинетным политикам. Вы ведь не за этим сюда ехали, верно?Пришлось согласиться. Судя по всему, официальной санкции на переговоры с представителем вражеской стороны Посланнику никто не давал. Неизвестно уж, по какой причине, но действовал он в обход общепринятых каналов — через глубоко законспирированные финансовые и силовые структуры Европы. Впрочем, и Генералу не поздоровилось бы, попади в чужие руки информация о сепаратных контактах российских спецслужб с мятежными лидерами Кавказа.— Я вас слушаю.— Видите ли, время для всех сейчас крайне сложное, непростое…— Давайте-ка без лирических отступлений, ладно? — Генерал пока не видел оснований соблюдать правила хорошего тона.Красивые, черные глаза Посланника опасно сощурились:— Хорошо!Он был отчаянно самолюбив, и если не встал сейчас же, и не покинул кабинет, хлопнув дверью — значит, причины для этого имелись серьезные.— Хорошо… Вы хотите получить назад своих пленных?— Сколько? — пропустил удар Генерал.— Всех. Или — почти всех!Это был сильный ход… Собеседник даже не сразу сообразил, что ответить.— Да. Мы хотели бы вернуть домой военнослужащих и мирных россиян…— Вы почему-то не прибавили: «военнослужащих и мирных россиян, насильственно удерживаемых незаконными вооруженными формированиями»… Так, кажется, это звучит по московскому телевидению? — Теперь уже в голосе Посланника явственно угадывалась издевка — он был вовсе не так прост, как показалось в начале встречи.Старею, подумал Генерал… Начинаю недооценивать противника. В конце концов, вопрос слишком серьезный, чтобы придуриваться.— Что вы хотите взамен?— Речь не идет о выкупе… Речь идет о некоей услуге, которую одни частные лица могли бы оказать другим.— Частные лица… — Генерал поморщился. — Допустим! И эти частные лица — они действительно смогут выполнить свои обязательства?— Если услуга будет оказана? — уточнил Посланник. — Безусловно!— Хорошо. Это — интересно. Теперь хотелось бы услышать, что требуется от нас.В воздухе на секунду повисла тяжелая, душная пауза.— Я позволю себе некоторое отступление… Вы не будете больше сердиться?Генерал только крякнул — вот ведь сопляк! Уел-таки старика, сукин сын.— Говорите…— Мы — очень бедный народ. Гордый, но бедный… Каждая копейка на счету. Вы понимаете?— Понимаю. Кто-то давно сказал, что для любой войны необходимы три вещи: деньги… деньги… и ещё раз деньги.Посланник вежливо улыбнулся:— Интересная мысль… Так вот! Конечно, каждый жертвует в меру сил — плюс чем-то братья по вере помогают, соседи. Из этого и образуется нечто вроде резервного фонда. Понимаете?— Понимаю! — больше всего Генерала нервировала профессорская манера собеседника переспрашивать в конце каждой фразы. — Дальше?— Нашлись негодяи… Выродки! Они украли у своего народа его достояние.— Все достояние украли? — живо поинтересовался старик. С практической точки зрения ответ на вопрос мог означать многое. — Или только часть?Посланник сделал вид, что не слышит иронии:— Более двух миллионов долларов… Это серьезная сумма.— Да, пожалуй! Тем более для гордой, но бедной республики — которая, к тому же, воюет?— Послушайте, если вас смущает, что деньги пойдут на нужды сопротивления… не беспокойтесь! Это, если можно так выразиться, личные сбережения тех самых частных лиц, о которых я уже упоминал в начале беседы.Ситуация постепенно прояснялась.— Значит, об этих деньгах широкие массы вашей революционной общественности не знают?— Видите ли… У людей, облеченных властью, несущих на себе тяжелое бремя ответственности — у них же должны быть какие-то материальные гарантии на случай непредвиденного поворота событий? — Посланник явно искал понимания.— Вопросы морали меня уже давно не интересуют. Давайте подробности!Со слов сидящего напротив человека, одно из сочувствующих исламских государств передало на нужды священной войны с неверными некоторую сумму в валюте. Из этой суммы сразу же значительная часть — два миллиона двести тысяч долларов США купюрами нового образца, попала… в личный фонд некоего лица. Посланник не называл его, но судя по всему деньги присвоил сам мятежный президент.Это, в сущности, было неважно. Куда важнее, что по пути от высокогорного села, где базировался штаб сепаратистов, до пункта, откуда «президентская доля» должна была отправиться на его личный счет в один из европейских банков, валюта исчезла. Обстоятельства пропажи указывали на то, что чемоданчик с деньгами украли именно те, кому он был вверен — ближайшие из ближайших, доверенные из довереннейших… Родственники! Те же обстоятельства не позволяли заинтересованным лицам вести поиск в открытую, своими силами.— Понятно. То-то меня сумма смутила! Стали бы вы, думаю, за два «лимона» баксов пленных выпускать… На переговорах бы раз в десять больше потребовали, верно ведь?— Ну, одно дело — общественные деньги… А личное — оно всегда дороже! И вам прямая выгода.Оба на поверку, оказались нормальными, здоровыми циниками, и облегченно отсмеявшись вернулись к делу:— Но ведь возможности российских спецслужб в контролируемых вами районах весьма ограничены? Как именно вы представляете себе наше взаимодействие?— Господа… Может быть — кофе? Или чай? — подал голос хозяин, о существовании которого собеседники как-то даже забыли.Генерал оценил его деликатность — убедившись, что беседа перетекла в конструктивное русло, прибалтийский разведчик ещё раз таким образом поинтересовался, не мешает ли он своим присутствием. Все-таки, вымирающее поколение «рыцарей плаща и кинжала» уходит в прошлое — с неписанным кодексом чести и наивными правилами честной игры… Это сейчас в шпионы лезут все, кто ни попадя — журналисты, артисты, домохозяйки. Откуда же взяться культуре получения секретной информации в век, когда все измеряется в долларах, фунтах и даже неконвертируемых израильских шекелях?— Нет, спасибо… Оставайся с нами!— Да, разумеется. Мы очень признательны. — Посланник кивнул и после некоторой сценической паузы продолжил:— Есть все основания полагать, что похищенное уже находится далеко за пределами нашей… нашей сферы влияния. Более того! Не исключено, что вскоре деньги окажутся там, откуда их уже невозможно будет вернуть законным владельцам.— Под законным владельцем, я думаю, подразумеваются отнюдь не широкие народные массы?— Я имею в виду тех… — парировал собеседник, — тех сугубо частных, но очень влиятельных лиц, которые обладают достаточными полномочиями для скорого возвращения домой десятков несчастных пацанов, находящихся в плену.— Логично, — кивнул Генерал. — Но в случае…Неожиданно что-то громыхнуло — раскатисто и неопасно: звук был приглушен то ли расстоянием, то ли толстыми стенами.— Гроза?— Нет, — хозяин согнал с лица улыбку и сверился с циферблатом старинных напольных часов. — Спектакль начинается. У нас изумительная балетная труппа… Не видели?— Как-то не довелось! — сокрушенно покачал головой Посланник. Там, в зале, оркестр исполнял что-то красивое и торжественное, но восточное великолепие музыки достигало слуха собравшихся в кабинете лишь в виде тревожного рокота ударных инструментов.— Вот так всегда: работа, работа, работа… — по-стариковски вздохнул Генерал. — А жизнь проходит мимо.— Уже прошла, — уточнил хозяин.Считается, что профессия накладывает отпечаток на характер человека, на его восприятие окружающего мира. Сказать так о кадровых сотрудниках спецслужб — значит не сказать ничего… Для этой категории людей просто рано или поздно перестает существовать что-либо вне их профессиональных интересов.Любой собеседник оценивается лишь как источник возможной опасности или потенциальный обьект для вербовки. Дуплистые, изумительной красоты деревья в старинном парке начинают привлекать внимание в первую очередь в качестве тайников при бесконтактной передаче информации… и даже нехитрый рассказ ребенка, вернувшегося из школы, они воспринимают в одном ряду с сообщениями агентуры и доверенных лиц.Ущербность сотрудников специальных служб как раз и заключается в том, что они этой ущербности не замечают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42