Сухарев встал со своего стула и молча двинулся в мою сторону. К счастью, он не воспользовался белым телефоном прямой связи с Президентом и даже не вознамерился немедленно превратить меня в порошкообразное состояние. Вместо этого он только лишь взял со стола квадратик моего пропуска, разорвал его, вернулся на свое зрительское место и спокойно произнес:
— Продолжай, голубчик, я тебя слушаю… У меня тут же возникло желание почесать в затылке. Что я и сделал, снова освободив голову от фуражки. Нет, пожалуй, я погорячился, решив, что этот генеральский убор сидит на мне как влитой. Фуражка мне все-таки немного мала. Или это голова моя пухнет от волнения.
— Вы, кажется, уничтожили мой пропуск? — полюбопытствовал я, по техническим причинам прерывая рассказ. — Их у вас что, отменили с сегодняшнего дня?
— Да нет, — меланхолично сказал Сухарев. — Просто тебе, Штерн, он не понадобится. У нас в этом здании есть подвал, куда пускают без пропусков. Как говорится, много будешь знать — не успеешь состариться… Ну, так что же ты вдруг замолчал? Продолжай, продолжай, очень интересно. Надевай фуражечку…
Честно говоря, я ожидал от генерал-полковника чего-то подобного. На такой случай у меня была припасена одна домашняя заготовка.
— Анатолий Васильевич, — кротко попросил я, — не затруднит ли вас взглянуть в окошко?
Генерал-полковник не без удивления мою просьбу исполнил.
— Ну, и что там? — осведомился он. — Клены. Дорога. Машины едут… Ничего нового.
— Зачем непременно новое? — Я указал пальцем направление, в котором следовало смотреть. — Есть ведь еще не забытое старое… Видите вон ту длинную черную машину? Людям в ней очень не понравится, если я не выйду отсюда через положенное время…
— И кто сидит в этой машине? Журналисты? — брезгливо спросил Сухарев.
— О, нет, гораздо интереснее, — ответил я. — С прессой вы худо-бедно умеете обходиться, зачем ее лишний-то раз тревожить? В машине, Анатолий Васильевич, находятся наблюдатели от одной неформальной общественной организации. Если точнее, от Совета гауляйтеров. Видите ли, эти господа крайне обеспокоены происшествием на Савеловском и поручили мне разобраться, что за человек стрелял и, главное, кто за ним стоит. Вот мне и пришлось, как арбитру, сообщить гауляйтерам, что все неприятности исходят из этого неприметного особнячка на Сущевском валу… Строго говоря, я ведь не соврал. Чаплин ведь — ваш бывший подчиненный, так?
Сухарев презрительно фыркнул:
— Дурь несусветная! Ваши гауляйтеры — не идиоты, чтобы связываться с нашей Службой.
— Да-да, конечно, — согласился я, — никто бы из них не решился штурмовать, допустим, Кремль. Но ваш-то филиал, как я понял, НЕОФИЦИАЛЬНЫЙ! Поди объясни этим господам, что под вывесками «Ректопласт» и "Редакция журнала «Кузя» скрывается государственная контора, а не какой-нибудь притон беспредельщиков…
Стекла здесь хорошие, прочные, но и гауляйтерам нашим БЕСПРЕДЕЛ невероятно надоел. И, насколько мне известно, тяжелого вооружения у вас здесь нет…
Правильно?
Генерал-полковник промолчал. Возможно, он припомнил все, что знает о московской организованной преступности, и прикидывал, сколько бойцов может выставить даже одна «книжная» гильдия.
— Так я могу продолжить рассказ? — поинтересовался я.
Анатолий Васильевич не ответил. Наверное, все еще подсчитывал в уме. Я не стал дожидаться, пока генерал-полковник решит свои проблемы с арифметикой, надел фуражку (нет, все-таки она мне впору!) и вернулся к своему лицедейству. Я выиграл у Фортуны полчаса, но мне необходимо было отыграть еще столько же.
— Что же дальше? — спросил я у батареи телефонов, сиротливо молчащих на генерал-полковничьем столе. Телефоны, увы, не издали ни звука, поэтому пришлось вновь трудиться мне. — Дальше — ничего особенного. Глупый Штерн, ни о чем не догадываясь, добывает мне сведения о «Тетрисе», в которых ничего предосудительного не обнаруживается. Разумеется, если бы я посвятил этого Штерна в свои проблемы, тот бы с самого начала знал, что и где ему искать…
Но, согласитесь, негоже посвящать какого-то частного детектива в свои тайны.
Тем более человек я государственный. Значит, мои секреты — это государственные секреты.
Логично?..
Нельзя сказать, что тональность рассказа была чересчур уважительной. Как раз напротив: я рассчитывал немного растормошить своего единственного зрителя.
Не раздразнить своими наглыми выходками (это было бы затруднительно, учитывая его нервы), а так, слегка подначить. Чтобы в нужной точке моего моноспектакля генерал-полковник смог сам тихонько накалиться до нужной температуры. В театре такое называется катарсис.
— Мы остановились на Штерне, — сказал я и для убедительности ткнул себя пальцем куда-то в район грудной клетки. — Вернее, на том, что никаких полезных сведений Штерн от меня так и не получил. Это, повторяю, было первой серьезной моей ошибкой. Моя вторая и самая роковая ошибка-это…
Я выдержал драматическую паузу.
— …это…
Все-таки в хорошем спектакле хронометраж каждой мизансцены имеет очень большое значение. Если знать время появления на сцене каждого нового действующего лица, то можно подгадать свою реплику точно к его выходу.
После второго «это» дверь Сухаревского кабинета, как по заказу, открылась, и нас стало трое. Гость был в шляпе и в плаще, из-под которого выглядывал краешек белого халата. Лысина гостя была скрыта шляпой, но я-то знал, что она там наличествует! И не просто лысина, но замечательно ровный череп без единого волоска.
— Здравия желаю, Анатолий Васильевич! — машинально обратился он к человеку в генеральской фуражке, важно сидящему за столом. — Вы меня вызыва…
Тут гость подавился последним слогом, увидев, что поприветствовал явно не Анатолия Васильевича. А как раз наоборот — человека, которого менее всего желал бы здесь видеть. Во всяком случае, видеть живым.
— Вызывал, вызывал, — приветливо сказал я. — Милости просим! — Я указал рукой на свободный стул у стены.
Лысый визитер с глазами душителя Кравцова не послушался меня и остался стоять. Среди моих знакомых лысых — включая несчастного редактора Шатилова — этот был самым непослушным.
— Проходи, садись… — буркнул сидящий в партере генерал-полковник, и лишь после этого гость прикрыл за собой дверь и приземлился на указанном мной стуле.
— Что тут за цирк, Анатолий Васильевич? — осведомился он и снял, наконец, свою шляпу, обнажив лысый череп. В кабинете сразу стало немного светлее.
— Это не цирк, — объяснил за Сухарева я и на паритетных началах тоже снял генеральский головной убор. — Это, видите ли, театр…
— Господин Штерн меня развлекает, — пояснил шеф Службы ПБ. — Он, представь, вздумал проявить самодеятельность. А теперь про это рассказывает. В моем образе, по Станиславскому.
— Шизофрения, — поставил быстрый диагноз лысый гость. — Типичный случай.
Давайте его ко мне, Анатолий Васильевич… — Произнося эти слова, гость словно бы невзначай пытался заглянуть мне в глаза. Я же старательно отводил свой взор, посматривая то в окно, то на Сухарева, то на стену. Может быть, я и шизофреник, но все-таки не настолько, чтобы играть в гляделки с Медузой Горгоной.
— Пусть пока поболтает, — к моей радости, не согласился с лысым генерал-полковник. — Мне, знаешь, даже стало забавно.
«Как же, забавно ему стало, — подумал про себя я. — Просто возникло неожиданное препятствие в виде черной машины с наблюдателями за окном, и эта новость еще хорошенько не переварена…»
— Благодарю, — вновь встал и раскланялся я. — Мы говорили о второй и главной ошибке генерал-полковника Сухарева. Вся беда его в том, что он — излишне доверчив…
Анатолий Васильевич в партере удивленно хмыкнул. Уж такого-то недостатка он за собой не замечал!
— …Нет-нет, — немедленно уточнил я. — В отношении ЦРУ, МВФ или, допустим, Объединенного банковского концерна бдительность генерал-полковника на высоте. Однако, как и всякий большой начальник, он плохо замечает то, что творится у него под боком. А под боком у него творится его первый заместитель — генерал-майор Рогожин, руководитель исследовательского центра новых методик.
Замечательный человек! — Я небрежно кивнул в сторону лысой Горгоны, замечательного человека с глазами убийцы Кравцова.
— Тяжелая форма бреда, — определил Рогожин, мой второй зритель из партера.
— У нас в двенадцатой палате уже трое таких…
Генерал-полковник Сухарев, что интересно, промолчал.
— Итак, — сказал я голосом конферансье, объявляющего выход какой-нибудь знаменитости, — на сцене появляется новое действующее лицо, и очень активно действующее… Па-пра-шу аплодисменты!
Просьба моя осталась без внимания, и тогда я похлопал сам. Затем я отложил в сторону генеральскую фуражку, достал из кармана маленькую белую шапочку и надел ее себе на голову. Жаль, под рукой не было зеркала, оттого я не смог оценить, сколь велико оказалось мое сходство с лысым Рогожиным. Судя по отсутствию выкриков из партера «Узнаю брата-близнеца Яшу!», сходство это было минимальным. Но для системы Станиславского достаточно и белой шапочки.
— Представьте себе теперь, что я — генерал-майор Рогожин, — я поправил свой новый головной убор, — и меня, Рогожина, появление на горизонте книжки о монстрах пугает намного больше, чем моего непосредственного начальника. Поэтому я, естественно, начинаю вести собственную игру. У меня в распоряжении имеется достаточно подчиненных, да и из всех видов автотранспорта машина «Скорой помощи» внушает менее всего подозрений… Что я делаю? Не дожидаясь, пока Анатолий Васильевич Сухарев призовет пред свои очи глупого частного сыщика Штерна и даст ему задание по «Тетрису», я делаю все возможное, чтобы.ликвидировать «Тетрис». Либо, по крайней мере, загнать его в угол. Я тоже пока не понимаю причин, по которым вдруг выползла на свет опасная книжулька, но я-то в происки ЦРУ и ОПЕК не верю. Времени анализировать причины у меня уже нет, поэтому я, генерал-майор Рогожин, действую по принципу: нет издательства — нет проблемы. По моей команде соколы из нашего центра начинают терроризировать бедного Игоря Алекперовича и в конечном счете добиваются своего. После кирпича на голову, аварии «Мерседеса» и поджога издательского офиса Игорь Алекперович, ошалев от неожиданности, забивается глубоко в щель. Взрыв павильона «Тетриса» на Книжной ярмарке должен был стать последней каплей. Если выпуск книги про монстров и был следствием злого умысла против меня, генерал-майора Рогожина, то теперь любой паршивый издателишка обязан был понять, что замахиваться на СЕРЬЕЗНЫХ ЛЮДЕЙ вроде меня дело бесперспективное… И все бы ничего, но тут вдруг возникает непредвиденное обстоятельство в виде Штерна. Частного детектива, чья пытливость даже особо обозначена в его досье. Я и не подозреваю, что детектив Штерн, как раз в это время сильно озабоченный визитом некоего графа Паоло и, в особенности, новыми разборками в среде московских гауляйтеров, — поручение генерал-полковника Сухарева исполнит весьма халтурно и решительно ничего ОПАСНОГО за два дня не узнает. Именно поэтому я намереваюсь убрать еще и Штерна. Но стараюсь сделать так, чтобы это не выглядело убийством и не вызвало подозрений у вышестоящего начальника… К примеру, человек просто поскользнулся на кафельном полу и разбил себе голову. Либо человек случайно попал в аварию…
— Навязчивые идеи, — сообщил из партера лысый Рогожин. — И конечно, ярко выраженный случай мании преследования.
Я с радостью заметил, что Анатолий Васильевич Сухарев еще больше помрачнел. Какая-то важная мыслительная работа протекала в генерал-полковничьей голове. И, поскольку вопрос о судьбе Я.С.Штерна был уже решен, думал сейчас Сухарев о ком-то другом.
— Ничего себе мания, когда тебя бьют по кумполу, — обиженно проговорил я, на мгновение выходя из образа Рогожина, однако быстро туда опять возвращаясь. — Стало быть, ясно: частного сыщика надо быстрее обезвредить… Если бы я в ту пору был менее встревожен, хоть чуть-чуть, — я бы догадался, что со Штерном надо было обходиться совершенно противоположным образом. Не трогать его, не дразнить, не вынуждать на ответные меры. Тогда бы наверняка все обошлось. Но я, увы, сам испортил свою генерал-майорскую песню и этими дурацкими покушениями просто-таки заставил Штерна заинтересоваться «Тетрисом» и его книгами ВСЕРЬЕЗ…
— Галлюцинации, — развил свой диагноз доктор Рогожин. И добавил, сукин сын:
— Как следствие черепно-мозговой травмы.
Генерал-полковник Сухарев, что примечательно, хмуро помалкивал.
— …Конечно, — продолжал я, решив больше не отвлекаться на медицинские реплики лысой Медузы Рогожина, — этих покушений не должно было быть много.
Штерн обязан был погибнуть с первого раза либо, как минимум, угодить в камеру по подозрению в причастности к ограблению поэта Новицкого. К сожалению, мне, Рогожину, не приходит в умную голову, что Штерн благодаря личным связям в МУРе увернется от подозрений. Не соображаю я и другой элементарной вещи: мои ребята из центра все-таки привыкли иметь дело с пациентами, а чтобы справиться со Штерном, квалификацию надо иметь побольше. Помповых ружей и даже ракет «Алазань», как выяснилось, порой оказывается недостаточно… Кстати, — я снял с головы белую шапочку, — засада там, возле дома, наверное, до сих пор несет свою вахту? Да? А Штерн, представьте, — уже здесь. Сам пришел и к вашим услугам…
— Анатолий Васильевич, — вновь подал голос Рогожин. — Это же точно — моя клиентура. Отсутствие логики, видения, полная разорванность мышления… — Может быть, мне почудилось, но только спокойствия в голосе генерал-майора в плаще и в белом халате стало значительно меньше.
— Да уж, — нарушил свое хмурое молчание начальник Службы ПБ. — С логикой у него неважно… Ну, для чего, в самом деле, заместителю моему понадобилось этот огород городить? А?
Мрачное недоверие в голосе Анатолия Васильевича меня ничуть не охладило.
Он задал мне вопрос — вот что было самым важным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56