— Это вы с дачи едете, да? — Паренек старался сообразить, на кой черт господин Штерн сегодня так странно вырядился.
Простое имя Яков вкупе с простым отчеством Семенович оказали на каждого из двух моих подо-лечных разное воздействие: старичок стал весьма энергично для своего возраста дергаться, а старушка, наоборот, прекратила всякое сопротивление. «и это правильно», — подумал я, легонько Утихомиривая любителя альбомов. Яков Семенович никогда не бьет ветеранов — разве что какой-нибудь ветеран сам об этом попросит. Частный детектив Штерн уважает старость. Хотя бы потому, что сам не слишком надеется до нее дотянуть. Работа очень нервная.
— Это я с дачи еду, — успокоил я Вадика. Дачи у меня отродясь не было, но не объяснять же сейчас парню все преимущества одежды сантехника в черте города Москвы. Мал он еще и неиспорчен.
— Э-э-э, Яков Семенович… — прохныкал у меня из-под руки пожилой знаток изящных искусств. Он уже прекратил сопротивление и, видимо, решил попробовать со мной договориться. Но я равнодушно проигнорировал его хныканье и сказал, обращаясь только к Вадику:
— Погляди-ка на эту симпатичную пару. Только сейчас продавец книг заметил, что объятья мои — не такие уж дружеские, а выражение лиц у моих подопечных — на редкость кислое.
— А в чем дело, Яков Семенович? — недоумевающе спросил он.
— Хочу тебе представить виртуозов своего дела, — объявил я тоном циркового шпрехштал-мейстера. — Филемон и Бавкида. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. В миру — супруги Паншины. Пенсионеры, бывшие труженики Союзгосцирка.
Та-та-та-та-а-а, — я напел мелодию циркового марша. — Ап! — Жестом Кио я выхватил из стариковского пакета альбом Дали и метнул его на прилавок. От неожиданности бедный Вадик отпрянул и вытаращил глаза. — Ап! —Альбом Босха птичкой вылетел из-под куртки старика Паншина и плюхнулся рядом с Дали. —Только одно представление! Ап! — Из хозяйственной сумки мадам Паншиной высыпалась стопка самых дорогих женских романов: Сандра Питере в голубом супере с золотом, Диана Скотт в целлофане, Лора Макмастер с тонким серебряным тиснением по коленкору цвета маренго.
— Но ведь это же… — ошеломленно прошептал Вадик. — Ведь я…
— Правильно, — согласился я. — Это у тебя бы вычли из зарплаты. В самом лучшем случае. А в худшем — еще и оштрафовали бы за халатность.
Вадик растерянно переводил взгляд со стопки украденных книг на притихших похитителей. И обратно.
— Это же… Это просто бессовестно! — воскликнул он, наконец. Наверняка интеллигентный мальчик знал слова и покрепче, но не мог себя заставить употребить их по отношению к людям в почтенном возрасте. С точки зрения законов улицы Вадик был «лохом» чистейшей воды. Быстро догадавшись об этом, старая сволочь Паншин вновь осмелился подать голос.
— Молодой человек, — с надрывом произнес он у меня из-под руки, обращаясь к Вадику, — простите нас Христа ради. Пенсии хватает только на хлеб и молоко…
— …А мы так любим читать… — немедленно заныла старуха Паншина.
— …А телевизор у нас сгорел… — в тон продолжил Паншин.
— …А дети нас совсем забыли…
— …А мы все болеем, еле ходим… Это был профессиональный слаженный дуэт. В гильдии кладбищенских попрошаек такие артисты — на вес золота.
Чувствуются школа, навыки, опыт. Я увидел уже на лице сердобольного Вадика жалостливую гримасу. Все, решил я, пора прекращать концерт! Иначе того и гляди чуткий парень прослезится. Но только этот вымысел — отнюдь не из тех, над которыми стоит обливаться слезами.
— …А Мамонтов нам зарплату задерживает… — опел я, подстраиваясь к стариковскому дуэту.
Парочка мгновенно заткнулась. Вадик захлопал базами и уставился на меня.
— При чем тут Мамонтов? — удивленно спросил он.
— Все проще простого, юноша, — вздохнул я.Я бы даже развел руками, но в руках у меня были старые аферисты. — Кирилл Васильевич Мамонтов, шеф-директор фирмы «Титус», любит экономить на молодом поколении. Ты вот сколько, к примеру, у него получаешь?
Вадик назвал сумму. Мадам Паншина у меня под рукой еле слышно фыркнула.
Сумма не вдохновляла.
— Всего-то? — присвистнул я. — Хотя да! Кирилл Васильевич наверняка пообещал тебе здорово прибавить, после испытательного срока. Верно?
Вадик кивнул. Он был ошарашен моей проницательностью.
— Но Кирилл Васильевич строго предупредил насчет недостач, — продолжал я.
— Правильно? Потому что если у стажера концы с концами не сходятся, то стажер еще не созрел для большого жалованья. Логично?
— Ну да-а-а, — задумчиво протянул Вадик. Он был «лох», но вовсе не идиот.
— Василич почти так слово в слово и сказал.
— Элементарно, Вадик, — усмехнулся я. — Сегодня у тебя была бы большая недостача. И еще одна, дня через три. И ты бы сам — подчеркиваю, сам! — согласился бы работать за эти гроши до конца мая и весь июнь.
— Так, выходит, эти двое… —До парня, наконец, дошло.
— Точно так, — подтвердил я. — Это, дружок, твои коллеги. Вы с ними, можно сказать, расписываетесь в одной мамонтовской ведомости. Только получают они раз в пять больше, чем ты. Оно и понятно: работа у них тонкая. Попадутся — можно и по загривку схлопотать. Но только они не попадаются, большие мастера. Раньше они на Леху Быкова работали, была такая фирма «Сюзанна». Потом «Сюзанна» схлопнулась, и я-то, грешным делом, понадеялся, что эти акробаты вышли в тираж… ан нет! Оказывается, их Кирилл Васильевич подхватил. То-то я смотрю, у него одни стажеры на лотках вместо продавцов… Знаешь, где еще у Мамонтова лотки?
Вадик утвердительно мотнул головой.
— Вот и отлично, — сказал я. — Сам я в мамонтовские дела лезть не буду, но тебе-то никто не мешает между делом поведать всем прочим об этих… старосветских помещиках…
Я разжал объятья, и парочка, почувствовав свободу, бросилась наутек.
Старые ворюги были в отличной форме и летели как на крыльях. До меня донеслись обрывки смачной ругани.
— Я думаю, вы им польстили, — неожиданно произнес Вадик, глядя вслед парочке. — Никакие они не старосветские помещики… и не Филемон с Бавкидою. Я, может быть, с ошибками пишу, но Гоголя-то я читал. А к Овидию у меня даже иллюстрации есть…
Ну что за интеллигентный мальчик! — восхитился я про себя. Овидия читал, надо же! Куда бы мне его трудоустроить, подальше от господина Мамонтова? Кирилл свет Васильевич будет ведь теперь парня выживать, это точно. Может, в «Геликон» его определить? Они как раз ищут художника в штат…
— И кто же они, по-твоему, эти двое? — рассеянно поинтересовался я, погруженный в свои мысли.
— Понятно, кто, — объявил мне Вадик. — Это Лиса Алиса и Кот Базилио. Я ухмыльнулся:
— Похоже. Очень даже похоже, молодец! А господин Мамонтов, стало быть, Карабас…
В ту же секунду в башке моей что-то щелкнуло. я идиот! Буратино. Карабас.
Пудель Артемом… Ну, конечно!
Я бросил удивленному Вадику быстрое «Пока!» и Рванулся к выходу из подземного перехода.
— Яков Семенович, да черт с ними! — крикнул лоточник мне вслед. Кажется, он вообразил, будто я камереваюсь догнать этих Кота с Лисой и еще наподдать им хорошенько. Однако я бежал вовсе не за ними, а к себе домой.
Пешеходная дорожка. Через кусты, так быстрее. Мой подъезд. Лифт. Моя дверь с бронированной табличкой. Ключ — в замочную скважину. Второй ключ — во вторую.
И какого черта я навесил столько замков? И какого черта я вообще так спешу? Не терпится доказать собственную дурость?
Оказавшись в квартире, я захлопнул дверь, бросил на пол сумку и, не разуваясь, метнулся к книжной полке. Папки с досье — на пол. «Библиотеку приключений» — на пол, и вот я держу в руках потертый светло-зеленый том. Так и есть! Открытие грандиозное и бесполезное для дела.
Память меня не подвела. Я действительно видел раньше это длинное лицо с прозрачными глазами палача.
Видел неоднократно. В дошкольном и младшем школьном возрасте.
Долговязый человек, которого я заметил на крыльце филиала Службы президентской безопасности, был вылитый Дуремар из книжки про Буратино.
Глава четвертая
КОШКИ-МЫШКИ
Накануне вечером я могучим усилием воли заставил себя выключить телевизор на середине детектива и лечь спать пораньше — чтобы и проснуться пораньше. Зато уже в четверть седьмого я был на ногах, а в половине седьмого начал свою утреннюю разминку: двадцать приседаний, упражнения для пресса и пяток профилактических ударов по гнусной физиономии, намалеванной на старенькой боксерской «груше». Сегодня мне предстояло посетить одну хитрую контору, и, чем раньше туда попадешь, тем лучше для дела. Бог (он же Рок, он же Случай) подает в этой конторе только тем, кто рано встает. Поздно приходящим — кукиш. При любом начальстве режим работы был там неизменен; редкое постоянство в наше смутное время. Надо ценить.
К тому времени, когда «груша» получила свои законные оплеухи и настала пора есть кашу, слушать радио и пить чай, у меня еще оставался неплохой запас времени. Однако все-таки не такой большой, как я надеялся. Поэтому я скрепя сердце допустил отступление от своего ритуала: выпил только чая, зажевал каменной батоньей горбушкой, а по «Эху столицы» прослушал только краткий дайджест новостей и прогноз погоды. Так, ясненько: курс доллара колеблется, на Кавказе — постреливают, помощник Президента Батыров сказал речь на открытии выставки Рене Магрита в Третьяковке. День обещал быть теплым, не дождливым и безветренным, — очевидно, мэрия все-таки не удержалась от взятки Мосгидромету, и тот, в свою очередь, не поскупился на обещания. Нет, господа мои, неожиданно подумал я, выходя из дома, в напористости нашего дорогого мэра есть нечто ободряющее и освежающее. Любит мужик свой пост, держится за него руками и ногами — и от любви этой и городу кое-что перепадает. В каждом киоске есть что выпить-закусить, в каждом подземном переходе — пожалте, газеты на любой вкус.
Троллейбусы ходят, на остановках — урны в виде пингвинов… Правда, единые проездные стоят уже половину месячной зарплаты, но ведь вовсе не обязательно их покупать. А смекалка на что?
Я бесстрашно предъявил свое старое муровское удостоверение, предусмотрительно прикрывая пальцем дату выдачи, спустился по эскалатору и очень удачно сразу запрыгнул в вагон. Места в вагоне были, и я сел в уголок.
Сегодня никто бы не заподозрил в респектабельном джентльмене среднечиновничьего вида вчерашнего грязнулю-сантехника. Аммиачная вонь испарилась вместе со спецовкой, а еловый запах за ночь ослабел настолько, что превратился в тонкий интеллигентный аромат французского хвойного дезодоранта, типа «Континенталя», тридцать пять франков за упаковку.
Все вокруг деловито что-то читали — в основном газеты, но были и книги.
Каждая поездка в метро убеждала меня, что я не зря выбрал свою профессию: нужен, нужен моим согражданам гутенбергов пресс и все, что из-под него выходит!
И значит, нужен в природе Яков Семенович Штерн —. чтобы карась не дремал и щука не наглела…
Я вытащил из своего «дипломата» позавчерашний «Спорт-экспресс», отгородился газетой от прочей публики в вагоне и сделал вид, что читаю. На самом деле ничего, кроме республиканских соревнований по стрельбе, меня в этой газете никогда не интересовало,однако теперь я мог спокойно подумать о поручении Генерал-полковника Сухарева.
Кое-какую информацию о «Тетрисе» я извлек из своих папок еще накануне, но это был, по преимуществу, дежурный минимум сведений, полученный без детальной разработки, плюс некоторые мелочи. Издательство «Тетрис» было из молодых, да раннее. Основали его три веселых друга — бывший журналист-международник, бывший инженер-компьютерщик и один большой специалист в области игорного бизнеса.
Андрей Витальевич Терехов в этой компании был самый представительный и самый старый — сорок семь лет. Нынешнее поколение, выбравшее «пепси», уж наверняка не в курсе, какой важной птицей был в свое время любой журналист-международник.
Людей этой профессии все смертельно ненавидели, и одновременно им завидовали самой чернейшей завистью. За возможность жить в мире развитого капитализма, кушать свежий йогурт из супермаркета и получать конвертируемые суточные эти акулы пера и телекамеры всего-то должны были раз в неделю приводить живописных бомжей к Белому дому, Ели-сейскому дворцу или к зданию Бундестага и на фоне этой пестрой массовки рассказывать об очередных маршах протеста зарубежных трудящихся, доведенных до ручки загнивающим миром чистогана. Насколько я помню, Терехов в те годы был далеко не самым оголтелым, но самым изобретательным. По его инициативе полубезумный профессор Хантер, уволенный из университета Сан-Диего якобы за симпатии к левым (а на самом деле — за наркотики), однажды целый месяц ходил к американскому Капитолию, как на работу, ежедневно приковывал себя наручниками к чахлому федеральному клену и голодал в знак протеста против чего-то. Целый месяц изможденный хантеровский лик не сходил с наших телеэкранов, и бедные советские граждане не подозревали, что каждый вечер экс-профессор голодовку прекращает и бодренько топает ужинать в ближайший «Макдоналдс»…
В отличие от широкоизвестного Терехова, Гелий Трифонов был темной лошадкой. Мое досье на Трифонова содержало в основном слухи и приравненные к ним данные из непроверенных источников. Возможно, для газетной рубрики Славы Родина эти данные были бы в самый раз, но для частного сыска урожай был скуден.
Говорили, будто юный Трифонов сделал свой первый миллион на перепродаже дешевеньких ай-би-эмок желтой сборки, которые в период компьютерного бума в нашей стране покупатели отрывали у него с руками за несусветные деньги. Дрянные болгарские дискеты якобы уходили у него одно время по цене голландских, а специалисты компании «Тошиба», по слухам, были в один прекрасный день неприятно поражены, обнаружив фирменный знак, очень похожий на свой. на упаковке с каким-то совсем уж полукустарным барахлом нашего производства. Однако не пойман — не вор, и человечек с солнечным именем Гелий благополучно тусовался в бомондном Клубе молодых миллионеров, занимаясь не то биржей, не то недвижимостью, а может быть, отправкой в Россию щенков ньюфаундлендов — точных данных не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56