https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/
Примерно с 1896 года в британском флоте нас стали считать врагами, поэтому англичане принялись изучать наши методы и пошли тем же путем, что и мы. Они никогда не признают, что в этой области пошли к нам на выучку, однако это было так, и уже в то время мы знали, что новый дух развития британского флота был заимствован у нас. Для положения Германии было весьма характерно, что флот, почти не имевший еще кораблей, являлся ведущим в области методики. Мы должны были или строить корабли, или передать наши идеи иностранцам. Мы стали строить, и по качеству кораблей и тактическим достижениям (но не по общему тоннажу) стояли в мировой войне выше англичан, хотя время их тактической спячки и неясных маневров осталось далеко позади.
На эти годы падает мое крупнейшее достижение – развитие во флоте воинского духа. Однако тактико-стратегическая часть труда моей жизни, так же, как и другие его части, не была отмечена печатью полного успеха.
Необоснованный престиж британского флота лишил людей, стоявших во главе Германии, мужества, которое было необходимо для того, чтобы в самом начале войны, когда германский флот имел лучшие шансы, бросить его в победный бой. Ютландское сражение не было закончено из-за наступления темноты; в противном случае оно смогло бы, по моему мнению, дать иное направление мировой истории. Германский флот постигла самая горькая участь, а мне не разрешили вывести его в море.
Глава седьмая. Планы флота
1
Тактический опыт сам собою придал определенную форму использованию судостроительных материалов. Деятельность верховного командования, выражавшаяся прежде в составлении «докладных записок», привела к конкретным предложениям о строительстве линейного флота Открытого моря. Когда, вернувшись впоследствии из Восточной Азии, я был назначен статс-секретарем и меня спросили: «Что будет внесено в рейхстаг?», я ответил: «То, что предусмотрено девятой докладной запиской…»
Несмотря на тактические результаты, достигнутые составлением докладных записок, и на признание их кайзером, при Гольмане морское ведомство все еще клало в основу своей работы крейсерскую войну; в том же направлении оно влияло и на кайзера, а также защищало эти воззрения в рейхстаге, хотя и без системы, так что рейхстаг ни до, ни после не знал, куда идет флот.
Зимой 1894/95 года в потсдамском дворце должен был состояться доклад о флоте для ряда депутатов рейхстага; вначале его хотели поручить мне, но потом кайзер решил сделать его сам. Я узнал, что кайзер намеревался без всяких оговорок высказаться в пользу крейсерской войны и хотел повлиять в этом направлении также и на рейхстаг. Накануне был как раз день приема верховного командования; я воспользовался этим, чтобы разъяснить кайзеру смысл одной докладной записки, настаивавшей на том, что целью нашего тактического организационного развития должен стать бой. Кайзеру мои слова не понравились, возможно, потому, что они нарушали план его доклада. «Почему же Нельсон всегда требовал фрегатов?» – спросил он. Я ответил: «Потому что он имел линейный флот». Мои слова имели тот результат, что на следующий день кайзер говорил в своем выступлении перед депутатами не только о крейсерской войне, но и о линейном флоте, так что депутаты так и не поняли, чего от них хотят. Часть рейхстага относилась недоверчиво и отрицательно к «личным флотским капризам»; после выступления кайзера в Потсдаме докладчик морской комиссии г-н фон Лейпцигер открыто сказал мне: «Если б мы только знали, по какому пути нас хотят направить».
Вследствие новых трений с морским ведомством осенью 1895 года я просил дать мне другое назначение. Моим преемником стал адмирал фон Дидерихс, а во главе верховного командования был поставлен адмирал фон Кнорр; трения и беспорядок от этого, впрочем, не уменьшились.
В декабре 1895 года верховное командование подало докладную записку по вопросу о строительстве флота; кайзер приказал мне выразить свое мнение по этому поводу, что я и сделал зимой 1895 года письменно и устно.
В то время наметились две необходимости: тактическая необходимость в линейном флоте, чтобы добиться могущества на море и строить корабли целесообразно и с пользой для себя; политическая необходимость в создании флота для защиты неудержимо и непрерывно расширявшихся морских интересов Германии. Я никогда не считал флот самоцелью и рассматривал его лишь как функцию морских интересов. Без морского могущества международный престиж Германии уподоблялся черепахе без панциря. Флаг должен следовать за торговлей; другие, более старые национальные государства давно поняли эту необходимость, которую у нас только начали осознавать; в 1893 году «Фортнайтли Ревью» правильно и сжато сформулировал этот принцип следующим образом: Торговля либо порождает флот, достаточно сильный для того, чтобы защитить ее, либо переходит в руки иностранных купцов, располагающих такой защитой.
Известная беззаботность и неосведомленность, а также преобладающее значение внутренней торговли в экономической и социальной жизни еще скрывали эту необходимость от германских народных масс. Однако кайзер осознал ее, чему способствовали его частые поездки в Англию, где он и его родственники чувствовали себя почти как дома. В то же время желание кайзера возбудить интерес к развитию флота наталкивалось на присущее ему стремление к шумным и преждевременным выступлениям на международной арене и на тот факт, что ему было трудно действовать в мире реальностей, а народ понимал это.
Мысль о создании флота еще долго возбуждала в народе недоверие. Немцы, избалованные удачами, связанными с созданием империи Бисмарком и неожиданным подъемом нашей хозяйственной активности, столь долго остававшейся в загоне, еще недостаточно понимали, что наша деятельность на хребте британской свободной торговли и британского мирового господства неминуемо должна была натолкнуться на сопротивление. Ростом нашей физической и материальной силы мы обязаны росту нашей индустрии. Наше население увеличивалось почти на миллион человек в год; таким образом, мы имели на своей чрезвычайно ограниченной территории такой прирост, который соответствовал ежегодному присоединению целой провинции; все это базировалось на поддержании нашего экспорта, который при отсутствии собственных морских сил полностью зависел от милости иностранцев, то есть конкурентов. Как сказал Бисмарк, мы должны были вывозить либо товары, либо людей, и решение о создании флота означало, в конечном счете, не что иное, как попытку сохранить германским наше быстро увеличивавшееся население, но не в колониях переселенческого типа, а в отечественной промышленности.
Вопрос шел о том, не опоздали ли мы принять участие в почти уже заканчивавшемся разделе мира; о принципиальной возможности сохранить на длительный срок искусственные темпы развития, доставившие нам наше место в концерте великих держав; о том, не последует ли за быстрым подъемом еще более стремительный крах; легко захлопывающиеся «открытые двери» были для нас тем же, чем являются для великих держав их обширные пространства и неистощимые природные богатства. В соединении с вынужденным и небезопасным сухопутным характером нашего государства это обстоятельство укрепило меня в том мнении, что попытку создания морского могущества необходимо было предпринять без всяких проволочек, ибо только флот, союз с которым представлял бы ценность для других государств, то есть боеспособный линейный флот, мог дать нашей дипломатии инструмент, способный при условии целесообразного использования его дополнить наше могущество на суше. Для истории, пожалуй, небезинтересно, что принц Фридрих Карл – первый солдат в армии, как прозвал его Каприви, – полностью разделял это мнение и неоднократно высказывал его в разговорах со мной. Нужно было стремиться к такому соотношению сил, которое сделало бы маловероятными атаки против нашего экономического расцвета и нанесение ему ущерба, а также заменило бы обманчивый блеск нашей тогдашней мировой политики действительно самостоятельным положением в мире.
Чтобы разъяснить это германскому народу в осторожных выражениях, диктовавшихся завистью заграницы, я считал необходимым издание декларации в широком плане; тогда встал вопрос о том, не должно ли морское ведомство само заняться этим делом вследствие отсутствия других сил, действовавших в том же направлении.
Чтобы дать представление о направлениях мысли в те дни, я приведу здесь мою переписку с моим старым учителем Штошем. "Киль. 21.12.1895,
Шваненвег, 25
Ваше превосходительство!
Имею честь представить вам покорнейшую просьбу лично сообщить мне, соответствуют ли нижеследующие суждения многолетнему опыту вашего превосходительства.
Речь идет о том, следует ли стремиться к большему объединению морских интересов империи, и надлежит ли сосредоточить их в имперском морском ведомстве. Обозревая политику, проводившуюся вами на посту главы адмиралтейства, я прихожу к выводу, что ваше превосходительство разделяет эту точку зрения. В исторической перспективе это та самая точка зрения, которой придерживались Ришелье и Кольбер, когда им нужно было быстро увеличить могущество Франции и расширить сферу ее хозяйственной деятельности. Если бы Германия достигла этой цели, то рост частных интересов сам собою привел бы к их взаимной консолидации. До 1866 года все наши морские интересы находились в загоне: морская торговля, экспортная индустрия, заатлантические колонии, рыболовство, заатлантические немцы, военный флот. То же, что имелось в этой области, влачило паразитическое существование. От этого времени уцелело еще многое. По моему мнению, в наступающем столетии Германия быстро перестанет быть великой державой, если немедленно не будет приступлено к систематическому и энергичному расширению этих общих морских интересов. Это необходимо также и потому, что новая и великая национальная задача и вытекающий из нее хозяйственный прогресс являются сильным противоядием против образованной и необразованной социал-демократии.
Мы не можем предоставить развитие этих интересов «свободной конкуренции», то есть действовать по-манчестерски{44}, ибо для применения этого метода у нас не осталось больше времени. В то же время наше планомерное наступление не должно носить «тайно-советнического» характера. Вышеупомянутые интересы могут быть поставлены на здоровую основу лишь путем развития нашего могущества, и именно морского могущества. Без этого у людей не хватит смелости выдавать векселя на будущее. Понятие «паразит» должно быть принципиально вытеснено девизом «Civus Germanus sum»{}n». Особенную трудность представляет тот факт, что затраты на укрепление морского могущества приходится делать раньше, чем полностью выясняется их экономическая эффективность. К этому нужно прибавить мещанство и торгашеский дух, способные думать лишь о непосредственной личной выгоде.
Несмотря на это, я полагаю, что в сегодняшней Германии распространяется течение общественной мысли, аналогичное обрисованному выше. Широкое и систематическое содействие его распространению должно стать особой задачей центральных властей.
Если взять морское ведомство, то в его пользу говорит тот факт, что из всех имперских учреждений оно уже представляет наибольшее количество морских интересов; к тому же его значение и самое существование зависят от морских интересов, ибо флот является лишь функцией этих последних.
Напрашивается вопрос: не создает ли сосредоточение морских интересов в этом ведомстве опасности недооценки морских интересов невоенного характера или, наоборот, чисто флотских интересов, которые могут оказаться отодвинутыми на задний план в результате рекламирования первых…
Остается ли далее время и возможность взять линию на большее объединение, а следовательно, и на большее развитие морских интересов, если учесть, что с 1883 года в Германии придерживались прямо противоположного принципа, причем другие учреждения (министерство иностранных дел, почта и правительства отдельных областей) заботились (хотя и плохо) о развитии прочих интересов…"
Вскоре Штош написал мне следующее письмо:
"12.2.96.
Дом Штоша.
Острих, Рейнская область
Дорогой адмирал!
… Сегодня передо мной стоит один вопрос. Гнев Англии против Германии, который прорывается при случае наружу (вспомним трансваальскую депешу 1896 года) {46}, объясняется англо-германской конкуренцией. Поскольку внешняя политика Англии руководится исключительно торговыми интересами, нам следует рассчитывать на враждебность этого островного народа. Последняя претворится в действие, как только этим господам удастся обеспечить невмешательство Франции и России, а мы попадем почему-либо в неудобное положение.
Отчеты о последних прениях в английском парламенте, которые мне приходилось читать, отражают следующую точку зрения: Германию мы уничтожим одним ударом. Итак, я поставил перед собой следующий вопрос: как нам вести морскую войну против Англии с надеждой на успех? Обращаюсь к вам с просьбой ответить на него. Замечу кстати, что я ценю ваше мнение в морских вопросах, и мне бы очень хотелось узнать, что вы можете предложить. Как я слышал в Берлине, дело с вашей поездкой в Восточную Азию (в качестве командующего эскадрой) что-то не клеится; в столице думают даже сократить в интересах отечества наши тамошние морские силы. Итак, вы будете иметь время заняться важными вопросами. Будьте так добры исполнить мою просьбу.
До свидания.
Ваш фон Штош".
Я ответил ему из Киля следующим письмом от 13 февраля 1896 года: "Ваше превосходительство!
Я получил ваше любезное письмо от 12 с.м. и спешу ответить на него… Чрезвычайно важные и неожиданные дела отнимали все мое время, пока я находился в Берлине. Могу сообщить вашему превосходительству совершенно конфиденциально и исключительно для вашего сведения, что я имел случай представить на высочайшее усмотрение мнение вашего превосходительства о путях развития флота, причем можно надеяться, что это развитие вновь начнется с того, на чем оборвалось в 1883 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
На эти годы падает мое крупнейшее достижение – развитие во флоте воинского духа. Однако тактико-стратегическая часть труда моей жизни, так же, как и другие его части, не была отмечена печатью полного успеха.
Необоснованный престиж британского флота лишил людей, стоявших во главе Германии, мужества, которое было необходимо для того, чтобы в самом начале войны, когда германский флот имел лучшие шансы, бросить его в победный бой. Ютландское сражение не было закончено из-за наступления темноты; в противном случае оно смогло бы, по моему мнению, дать иное направление мировой истории. Германский флот постигла самая горькая участь, а мне не разрешили вывести его в море.
Глава седьмая. Планы флота
1
Тактический опыт сам собою придал определенную форму использованию судостроительных материалов. Деятельность верховного командования, выражавшаяся прежде в составлении «докладных записок», привела к конкретным предложениям о строительстве линейного флота Открытого моря. Когда, вернувшись впоследствии из Восточной Азии, я был назначен статс-секретарем и меня спросили: «Что будет внесено в рейхстаг?», я ответил: «То, что предусмотрено девятой докладной запиской…»
Несмотря на тактические результаты, достигнутые составлением докладных записок, и на признание их кайзером, при Гольмане морское ведомство все еще клало в основу своей работы крейсерскую войну; в том же направлении оно влияло и на кайзера, а также защищало эти воззрения в рейхстаге, хотя и без системы, так что рейхстаг ни до, ни после не знал, куда идет флот.
Зимой 1894/95 года в потсдамском дворце должен был состояться доклад о флоте для ряда депутатов рейхстага; вначале его хотели поручить мне, но потом кайзер решил сделать его сам. Я узнал, что кайзер намеревался без всяких оговорок высказаться в пользу крейсерской войны и хотел повлиять в этом направлении также и на рейхстаг. Накануне был как раз день приема верховного командования; я воспользовался этим, чтобы разъяснить кайзеру смысл одной докладной записки, настаивавшей на том, что целью нашего тактического организационного развития должен стать бой. Кайзеру мои слова не понравились, возможно, потому, что они нарушали план его доклада. «Почему же Нельсон всегда требовал фрегатов?» – спросил он. Я ответил: «Потому что он имел линейный флот». Мои слова имели тот результат, что на следующий день кайзер говорил в своем выступлении перед депутатами не только о крейсерской войне, но и о линейном флоте, так что депутаты так и не поняли, чего от них хотят. Часть рейхстага относилась недоверчиво и отрицательно к «личным флотским капризам»; после выступления кайзера в Потсдаме докладчик морской комиссии г-н фон Лейпцигер открыто сказал мне: «Если б мы только знали, по какому пути нас хотят направить».
Вследствие новых трений с морским ведомством осенью 1895 года я просил дать мне другое назначение. Моим преемником стал адмирал фон Дидерихс, а во главе верховного командования был поставлен адмирал фон Кнорр; трения и беспорядок от этого, впрочем, не уменьшились.
В декабре 1895 года верховное командование подало докладную записку по вопросу о строительстве флота; кайзер приказал мне выразить свое мнение по этому поводу, что я и сделал зимой 1895 года письменно и устно.
В то время наметились две необходимости: тактическая необходимость в линейном флоте, чтобы добиться могущества на море и строить корабли целесообразно и с пользой для себя; политическая необходимость в создании флота для защиты неудержимо и непрерывно расширявшихся морских интересов Германии. Я никогда не считал флот самоцелью и рассматривал его лишь как функцию морских интересов. Без морского могущества международный престиж Германии уподоблялся черепахе без панциря. Флаг должен следовать за торговлей; другие, более старые национальные государства давно поняли эту необходимость, которую у нас только начали осознавать; в 1893 году «Фортнайтли Ревью» правильно и сжато сформулировал этот принцип следующим образом: Торговля либо порождает флот, достаточно сильный для того, чтобы защитить ее, либо переходит в руки иностранных купцов, располагающих такой защитой.
Известная беззаботность и неосведомленность, а также преобладающее значение внутренней торговли в экономической и социальной жизни еще скрывали эту необходимость от германских народных масс. Однако кайзер осознал ее, чему способствовали его частые поездки в Англию, где он и его родственники чувствовали себя почти как дома. В то же время желание кайзера возбудить интерес к развитию флота наталкивалось на присущее ему стремление к шумным и преждевременным выступлениям на международной арене и на тот факт, что ему было трудно действовать в мире реальностей, а народ понимал это.
Мысль о создании флота еще долго возбуждала в народе недоверие. Немцы, избалованные удачами, связанными с созданием империи Бисмарком и неожиданным подъемом нашей хозяйственной активности, столь долго остававшейся в загоне, еще недостаточно понимали, что наша деятельность на хребте британской свободной торговли и британского мирового господства неминуемо должна была натолкнуться на сопротивление. Ростом нашей физической и материальной силы мы обязаны росту нашей индустрии. Наше население увеличивалось почти на миллион человек в год; таким образом, мы имели на своей чрезвычайно ограниченной территории такой прирост, который соответствовал ежегодному присоединению целой провинции; все это базировалось на поддержании нашего экспорта, который при отсутствии собственных морских сил полностью зависел от милости иностранцев, то есть конкурентов. Как сказал Бисмарк, мы должны были вывозить либо товары, либо людей, и решение о создании флота означало, в конечном счете, не что иное, как попытку сохранить германским наше быстро увеличивавшееся население, но не в колониях переселенческого типа, а в отечественной промышленности.
Вопрос шел о том, не опоздали ли мы принять участие в почти уже заканчивавшемся разделе мира; о принципиальной возможности сохранить на длительный срок искусственные темпы развития, доставившие нам наше место в концерте великих держав; о том, не последует ли за быстрым подъемом еще более стремительный крах; легко захлопывающиеся «открытые двери» были для нас тем же, чем являются для великих держав их обширные пространства и неистощимые природные богатства. В соединении с вынужденным и небезопасным сухопутным характером нашего государства это обстоятельство укрепило меня в том мнении, что попытку создания морского могущества необходимо было предпринять без всяких проволочек, ибо только флот, союз с которым представлял бы ценность для других государств, то есть боеспособный линейный флот, мог дать нашей дипломатии инструмент, способный при условии целесообразного использования его дополнить наше могущество на суше. Для истории, пожалуй, небезинтересно, что принц Фридрих Карл – первый солдат в армии, как прозвал его Каприви, – полностью разделял это мнение и неоднократно высказывал его в разговорах со мной. Нужно было стремиться к такому соотношению сил, которое сделало бы маловероятными атаки против нашего экономического расцвета и нанесение ему ущерба, а также заменило бы обманчивый блеск нашей тогдашней мировой политики действительно самостоятельным положением в мире.
Чтобы разъяснить это германскому народу в осторожных выражениях, диктовавшихся завистью заграницы, я считал необходимым издание декларации в широком плане; тогда встал вопрос о том, не должно ли морское ведомство само заняться этим делом вследствие отсутствия других сил, действовавших в том же направлении.
Чтобы дать представление о направлениях мысли в те дни, я приведу здесь мою переписку с моим старым учителем Штошем. "Киль. 21.12.1895,
Шваненвег, 25
Ваше превосходительство!
Имею честь представить вам покорнейшую просьбу лично сообщить мне, соответствуют ли нижеследующие суждения многолетнему опыту вашего превосходительства.
Речь идет о том, следует ли стремиться к большему объединению морских интересов империи, и надлежит ли сосредоточить их в имперском морском ведомстве. Обозревая политику, проводившуюся вами на посту главы адмиралтейства, я прихожу к выводу, что ваше превосходительство разделяет эту точку зрения. В исторической перспективе это та самая точка зрения, которой придерживались Ришелье и Кольбер, когда им нужно было быстро увеличить могущество Франции и расширить сферу ее хозяйственной деятельности. Если бы Германия достигла этой цели, то рост частных интересов сам собою привел бы к их взаимной консолидации. До 1866 года все наши морские интересы находились в загоне: морская торговля, экспортная индустрия, заатлантические колонии, рыболовство, заатлантические немцы, военный флот. То же, что имелось в этой области, влачило паразитическое существование. От этого времени уцелело еще многое. По моему мнению, в наступающем столетии Германия быстро перестанет быть великой державой, если немедленно не будет приступлено к систематическому и энергичному расширению этих общих морских интересов. Это необходимо также и потому, что новая и великая национальная задача и вытекающий из нее хозяйственный прогресс являются сильным противоядием против образованной и необразованной социал-демократии.
Мы не можем предоставить развитие этих интересов «свободной конкуренции», то есть действовать по-манчестерски{44}, ибо для применения этого метода у нас не осталось больше времени. В то же время наше планомерное наступление не должно носить «тайно-советнического» характера. Вышеупомянутые интересы могут быть поставлены на здоровую основу лишь путем развития нашего могущества, и именно морского могущества. Без этого у людей не хватит смелости выдавать векселя на будущее. Понятие «паразит» должно быть принципиально вытеснено девизом «Civus Germanus sum»{}n». Особенную трудность представляет тот факт, что затраты на укрепление морского могущества приходится делать раньше, чем полностью выясняется их экономическая эффективность. К этому нужно прибавить мещанство и торгашеский дух, способные думать лишь о непосредственной личной выгоде.
Несмотря на это, я полагаю, что в сегодняшней Германии распространяется течение общественной мысли, аналогичное обрисованному выше. Широкое и систематическое содействие его распространению должно стать особой задачей центральных властей.
Если взять морское ведомство, то в его пользу говорит тот факт, что из всех имперских учреждений оно уже представляет наибольшее количество морских интересов; к тому же его значение и самое существование зависят от морских интересов, ибо флот является лишь функцией этих последних.
Напрашивается вопрос: не создает ли сосредоточение морских интересов в этом ведомстве опасности недооценки морских интересов невоенного характера или, наоборот, чисто флотских интересов, которые могут оказаться отодвинутыми на задний план в результате рекламирования первых…
Остается ли далее время и возможность взять линию на большее объединение, а следовательно, и на большее развитие морских интересов, если учесть, что с 1883 года в Германии придерживались прямо противоположного принципа, причем другие учреждения (министерство иностранных дел, почта и правительства отдельных областей) заботились (хотя и плохо) о развитии прочих интересов…"
Вскоре Штош написал мне следующее письмо:
"12.2.96.
Дом Штоша.
Острих, Рейнская область
Дорогой адмирал!
… Сегодня передо мной стоит один вопрос. Гнев Англии против Германии, который прорывается при случае наружу (вспомним трансваальскую депешу 1896 года) {46}, объясняется англо-германской конкуренцией. Поскольку внешняя политика Англии руководится исключительно торговыми интересами, нам следует рассчитывать на враждебность этого островного народа. Последняя претворится в действие, как только этим господам удастся обеспечить невмешательство Франции и России, а мы попадем почему-либо в неудобное положение.
Отчеты о последних прениях в английском парламенте, которые мне приходилось читать, отражают следующую точку зрения: Германию мы уничтожим одним ударом. Итак, я поставил перед собой следующий вопрос: как нам вести морскую войну против Англии с надеждой на успех? Обращаюсь к вам с просьбой ответить на него. Замечу кстати, что я ценю ваше мнение в морских вопросах, и мне бы очень хотелось узнать, что вы можете предложить. Как я слышал в Берлине, дело с вашей поездкой в Восточную Азию (в качестве командующего эскадрой) что-то не клеится; в столице думают даже сократить в интересах отечества наши тамошние морские силы. Итак, вы будете иметь время заняться важными вопросами. Будьте так добры исполнить мою просьбу.
До свидания.
Ваш фон Штош".
Я ответил ему из Киля следующим письмом от 13 февраля 1896 года: "Ваше превосходительство!
Я получил ваше любезное письмо от 12 с.м. и спешу ответить на него… Чрезвычайно важные и неожиданные дела отнимали все мое время, пока я находился в Берлине. Могу сообщить вашему превосходительству совершенно конфиденциально и исключительно для вашего сведения, что я имел случай представить на высочайшее усмотрение мнение вашего превосходительства о путях развития флота, причем можно надеяться, что это развитие вновь начнется с того, на чем оборвалось в 1883 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65