Острова Чусан было бы также трудно оборонять, как бухту Замза или Амой. Но главный их недостаток заключался в том, что они расположены перед Шанхаем, как Гельголанд перед Гамбургом. Торговля проходила мимо них. К тому же в случае занятия их следовало рассчитывать на осложнения с Англией.
Амой – английский сэттльмент, на который мы не имели никакого права, не сулил к тому же особых хозяйственных выгод. Через него вывозились еще кули в Манилу, но чайная торговля сократилась, а развитие пароходного сообщения обесценило благоприятное для парусных судов положение Амоя относительно муссонов; в общем он переживал упадок.
В Циндао имелась возможность построить укрепления. Там была закрытая бухта; северный климат являлся преимуществом. Отсутствие речного пути и хинтерланд в виде бедной перенаселенной провинции не пугал нас, поскольку имелись убедительные признаки необычайно широких возможностей развития. За это говорили все известия. Короче говоря, я решил, что, помимо Циндао, у меня нет выбора.
Однажды, прогуливаясь по пляжу в Чифу, я встретил командира «Илтиса» – капитана-лейтенанта Брауна – моего старого флаг-лейтенанта, с которым я проработал одиннадцать лет; в Восточной Азии он оставался моей правой рукой. Мы хорошо сработались, он понимал меня с полуслова, изучал мои подготовительные работы, и на следующий день явился ко мне на корабль, заявив, что с глаз его как бы спала пелена. Его суждения, которые в тех условиях являлись для меня единственно авторитетными, доставили мне удовольствие и я ответил, что дам ему приказ отправиться в Циндао, обследовать и донести.
Он вышел из гавани, попал в тайфун и утонул вместе с «Илтисом». Мне пришлось послать в Берлин рапорт, в котором содержался и данный Брауну приказ обследовать бухту Киао-Чжоу. Я решил, что теперь нужно сделать следующий шаг, и хотя в условиях конкуренции с европейцами мне не хотелось привлекать внимание, я сам отправился в Киао-Чжоу на флагманском корабле «Кайзер».
Перед этим я встретился в Чифу с новым посланником – г-ном фон Гейкингом, имевшим то же задание, что и я; с ним была его супруга. Я пригласил его для беседы с глазу на глаз и вскоре заметил, что совершил оплошность, ибо его умная жена, написавшая впоследствии «Письма, которых он не получал», была ценной сотрудницей посланника. По словам Гейкинга, кайзер сказал ему в Потсдаме, что теперь, когда он направил в Китай своего лучшего посланника и лучшего адмирала, они, верно, придут вместе к определенному заключению. Итак, на что он нацелился? – «На Амой», – ответил Гейкинг. Я спросил посланника: «Как могли вы назвать место, которого не знаете?» – «Не мог же я уклониться от конкретного ответа его величеству», – ответил он.
Тогда мы порешили не останавливаться без внутреннего убеждения ни на каком месте, и я записал пункты, по которым было достигнуто согласие. Каждый из нас должен был обследовать некоторые места с помощью своего аппарата, а в декабре после осмотра моих кораблей в гонконгских доках для подготовки их к оккупационным мероприятиям (заявки на места в доках приходилось подавать за полгода) мы должны были вместе вынести определенное решение.
Затем я обследовал Циндао, откуда направился во Владивосток, чтобы дать отдых командам на севере. Там я встретил финна Вирениуса, с которым дружил в Фиуме; теперь он командовал флагманским кораблем русских. При встречах он всегда уводил меня в безлюдную местность, чего мой немецкий ум сначала никак не мог осмыслить. Однако однажды, когда я принимал у себя адмирала Алексеева – будущего генерала-губернатора Маньчжурии – и обращался при этом к Вирениусу как к знакомому, адмирал спросил довольно странным тоном: «Итак, вы старые знакомые?»; Вирениус побледнел и с той поры явно старался держаться подальше от меня. Алексеев не доверял собственному флаг-капитану. В другой раз, получив из Берлина сообщение о том, что царю присвоено звание германского адмирала, я устроил на корабле банкет для иностранной колонии и общественных верхов Владивостока. Я постучал по бокалу и пожелал царю долголетия; присутствовавший французский адмирал и его офицеры остались холодны, а русские были вынуждены отнестись к этому дружелюбно.
Алексеев был ярко выраженный франкофил. Все же я был бы смехотворным морским офицером, если бы в разговоре с ним не упомянул совершенно открыто, что Германии нужна стоянка для флота. Алексеев пытался привлечь мое внимание к архипелагу Чусан; понять его точку зрения нетрудно, поскольку занятие архипелага втянуло бы нас в длительный конфликт с Англией. Я узнал из авторитетного источника, что в русском флоте ставился вопрос о занятии Циндао, но это мероприятие было признано ненужным и даже вредным для России. То же самое узнал я и из Пекина; однако тамошний русский посол носился с мыслями о занятии Циндао, несмотря на отрицательное отношение русского флота.
Гейкинг и берлинские учреждения склонились к линии наименьшего сопротивления, под которой подразумевались Амой или Замза. Верховное командование вернулось к мысли об островах Чусан, причем поднимался даже вопрос об обмене Камеруна или Самоа. Я предупреждал о возможности китайского издания германо-британского конфликта из-за Трансвааля в случае, если мы обоснуемся вблизи Шанхая, и сообщил, что только Циндао может стать нашим опорным пунктом в Китае.
В конце декабря я получил из Берлина приказ оставаться в районе Амоя, отказаться от заказанных мест в доке, держать соединение при себе и подготовить его к бою. На мой удивленный запрос Гейкинг ответил мне по телеграфу, что Берлин просил сообщить, достигнуто ли между нами единодушие. Он сообщил: «Да, Амой»; недружелюбная позиция Китая в железнодорожных вопросах давала нам повод для вмешательства.
Тогда я снял с себя ответственность за его выбор. К тому же акцию пришлось бы предпринять в условиях недостаточной боеспособности кораблей. Правда, мы смогли бы одолеть жалкие китайские укрепления Амоя с их крупповскими пушками и несколькими тысячами гарнизона (взятие многолюдного города было более сложным делом), но основная трудность заключалась в том, что в случае конфликта с Англией нас могли лишить пользования доками и тогда мы повисли бы в воздухе с нашими нуждающимися в ремонте кораблями, на которых основывался германский престиж в этой части света.
Дни шли за днями и, наконец, был получен приказ о том, что я могу итти в любой порт, где имеются доки. Об Амое не было больше и речи. Мой доклад, в котором я обрисовал положение вещей после гибели «Илтиса», попал в Берлин, где шли споры по этому вопросу; кайзер вызвал к себе эксперта, который поддержал мое мнение. Технические выводы вызванных мною в Циндао специалистов по портовому строительству явились в глазах общественности исходным пунктом для завоевания Киао-Чжоу. Когда в конце 1897 года мой преемник – командующий эскадрой фон Дидерихс – поднял там немецкий флаг, русские выдвинули свой фантастический с юридической точки зрения принцип «права первой стоянки» (основываясь на нем, Англия могла бы занять не только Циндао, но и весь мир, ибо англичане успели побывать повсюду); это было сделано не для того, чтобы создать нам серьезные затруднения, а затем, чтобы добиться с помощью дипломатического нажима уступок в других областях. Понятно, что русские предпочли бы направить нашу экспансию на юг, являвшийся английской сферой влияния, и тем предотвратить создание нашей базы близ Пекина, где они играли тогда первую скрипку; однако твердая позиция, занятая кайзером, заставила их отступить.

2

Еще будучи в Восточной Азии, я разработал условия аренды с таким расчетом, чтобы она как можно меньше смахивала на насильственный захват и позволила бы китайцам спасти свое лицо; впоследствии, будучи уже в Берлине, я составил арендный договор совместно с г-ном фон Гольштейном.
С 1898 года мне пришлось в качестве статс-секретаря по морским делам руководить внутренним завоеванием вновь приобретенной территории, причем я стремился оправдать наш поступок мирной культурной работой; необходимо было с помощью умеренных капиталовложений приступить к эксплуатации богатств, о существовании которых не подозревали сами китайцы, и набросать сильными штрихами картину того, что способна создать Германия даже на небольшой территории. Хотя плоды шестнадцати лет работы, обеспечивавшие еще большее развитие в будущем, навсегда украдены у нас, мы оставили все же неизгладимый след в этой чуждой части света. По сравнению с Гонконгом, основанным на 55 лет раньше, развитие этой рыбачьей деревушки в крупный порт с населением в 60 000 человек (несмотря на ожесточенную конкуренцию) следует признать бурным, но в то же время вполне здоровым.
Размеры территории полностью удовлетворяли наши потребности. Я рекомендовал взять лишь столько земли, сколько было необходимо для будущих укреплений, жилых домов и фабрик. Вся арендованная область была объявлена государственной собственностью. Находясь в Восточной Азии, я видел огромный вред, который приносит неограниченная спекуляция землей в европейских сэттльментах. Этот вопрос следовало бы изучить в нашем отечестве. В отношении Циндао необходимо было немедленно принять решение. Я откупил землю у ее владельцев по тогдашней цене (иногда даже по более высокой, что доставляло им большое удовлетворение, а для нас не имело значения вследствие неизбежного в будущем повышения ее стоимости). По условиям сделки бывшие владельцы могли оставаться на своей земле, пока она не понадобится нам.
Кроме того, мы создали вокруг Циндао так называемую нейтральную зону, через которую могли проходить наши войска; благодаря этому во время беспорядков в Шаньдуне мы удержали наше господство над ближайшими окрестностями города.
Я принципиально настоял на том, чтобы Циндао не был передан в ведение колониального ведомства. Для процветания этого дела нужно было единое руководство.
Флот был заинтересован в Циндао с непосредственно военной точки зрения, а также как в стоянке, гавани, оборудованной доками, и т.д. Было также полезно избежать трений со специальными колониальными властями. Поскольку мы взяли на себя ответственность за восточно-азиатскую базу, я держался того мнения, что мы сможем более успешно направлять и хозяйственное развитие ее. Подобно тому, как в письме к Штошу я настаивал лишь на временном объединении всех морских интересов в морском ведомстве, необходимом до той поры, пока они получат полное развитие, так и в вопросе о Циндао я исходил из того, что когда база будет готова, она сможет выйти из-под опеки флота. Но время для этого еще не наступило. Имперская бюрократия не особенно дружелюбно относилась к созданию Флотом собственной «империи». Министерство иностранных дел слегка ревновало; консул, поспешно направленный в Циндао, следил за тем, чтобы наше влияние не распространилось на Шаньдун.
Я разделяю в основном мнение Карла Петерса о нашей колониальной бюрократии. Ее первоначальное бездействие заслуживает тем большего сожаления, что у немца развита колонизаторская жилка. Он умеет также ладить с туземцами. Я вспоминаю, что когда Леттов-Форбек вступил на португальскую территорию, туземцы приветствовали его как своего освободителя. Развитие наших колоний было бы во многих отношениях более удачным, если бы руководство ими было сначала поручено военному ведомству метрополии. Для флота это было бы, разумеется, чрезмерной нагрузкой. Лишь по выполнении судостроительной программы я хотел оставить своим преемникам задание взяться за создание опорных баз. Колониальное ведомство не обращало внимания на эти базы, хотя они являлись предпосылкой для ведения крейсерской войны и в особенности для укрепления связей с заграничными немцами. Как много можно было сделать для обороны Германской Восточной Африки при небольшой затрате сил в мирное время! Флот отдавал свой труд и кровь также и другим колониям. Для Циндао мы могли выделить из своего морского котла большое количество техников и чиновников, которых всегда можно было отозвать, если они оказывались неподходящими; колониальное же ведомство было лишь бюрократической надстройкой. Мы были в состоянии построить собственными силами гавань, город, предприятия и т.д. Наши моряки работали на всей арендованной территории, мы могли сохранить обязательную морскую службу, а войска, которые требовались нам здесь (один батальон), удобнее всего было выделить из личного состава флота; мы имели врачей, уже привыкших к тропикам и способных оборудовать больницу, и т.д. Поэтому в отличие от колониального ведомства мы не спотыкались на каждом шагу о казначейство и рейхстаг.
В прежние дни через бухту Киао-Чжоу проходил оживленный торговый путь, но впоследствии ее занесло песком. Поскольку в этой хорошо защищенной от сильного прибоя бухте имелись рифы, которые можно было использовать при создании внутреннего рейда, последний обошелся нам сравнительно недорого. Затем были построены причалы и доки, которые по желанию можно было расширить. Циндао постепенно становился тем портом, через который шла нефть с Зондских островов, имевшая большое распространение в Китае. Впрочем, быстрое развитие порта обеспечивалось уже близостью шаньдунского угля, который высоко ценится в Восточной Азии. Наличие угля в арендованной области имело первостепенное значение. К началу войны за Циндао была закреплена возможность выплавки металла из руд, добываемых в Пошане. Я добивался этого потому, что наш абсолютный контроль над Циндао охранял его от местных беспорядков. Намеченный к постройке металлургический завод со сталеплавильными и прокатными цехами позволил бы основать в Циндао ряд промышленных предприятий. Ни один металлургический завод Азии и Западной Америки не имел таких возможностей; тамошние рынки железа и стали перешли бы в наши руки, а это увеличение экономического значения Германии укрепило бы и наши политические позиции, а также повлияло бы на все другие отрасли германского экспорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65