https://wodolei.ru/brands/Akvaton/valensiya/
к тому же тщательно взвешенные контракты мирного времени устраняли опасность чрезмерно поспешных военных закупок.
В рейхстаге мне иногда делались упреки за это мое отношение к частной промышленности и прочим поставщикам. Там не одобряли предоставления крупных заказов частным фирмам, и, с точки зрения государственного социализма будущего, принципиально отдавали предпочтение казенным мастерским. Однако и в войнах будущего перегрузка государственного механизма и подавление частной инициативы привели бы к опаснейшим кризисам.
2
Напомню здесь одну деталь, которой я не стал бы касаться, если бы крушение государства не угрожало коренным изменением существовавших прежде условий. Шварцкопф указал мне на выгодность приобретения его акций, которые в результате получения заказа флота должны были утроить свою стоимость. Я, разумеется, не стал покупать акций и уволил бы всякого чиновника, который поступил бы иначе. Наше государство всегда требует от своих служащих того благородства, которое возвысило его при прусских королях. Я вспоминаю министра финансов, который выступил в качестве посредника при покупке прусских железных дорог и вынужден был покинуть свой пост при самых тяжелых обстоятельствах. Оклады некоторых высших чиновников не соответствовали их значению и не компенсировали необходимых затрат.
Когда я был статс-секретарем, мне приходилось частично покрывать расходы на представительство из собственных средств. Само собой разумеется, что наше чиновничество работало ради чести. При минимуме затрат государство получало от нас максимум творческого труда. Поэтому государственное управление в старой Пруссии – Германии было таким дешевым и бескорыстным, как нигде на свете. Растрата государственных средств и создание массы синекур, для замещения которых требуются не столько деловые способности, сколько определенные политические убеждения, заставляют опасаться, что новое государство не может сравниться со старым. Старое прусское государство, управлявшееся посредственностями в период величайшей опасности, стало слабым и неустойчивым; но германский народ погибнет лишь тогда, когда исчезнет бескорыстие прежнего государственного аппарата. Продажный немец еще хуже продажного итальянца или француза, которые по крайней мере никогда не продают свою родину.
Немец не может позволить себе отказаться от честности, являвшейся щитом нашего старого чиновничества, ибо он лишен других государственных способностей, которые компенсируют склонность к коррупции почти у всех других народов. Уже в предыдущем поколении в высших кругах немецкого общества можно было наблюдать пагубное влияние проникшего в него материализма; оно проявлялось в исчезновении сильных характеров и ослаблении того идеалистического плюса, в котором германский народ всегда будет нуждаться для самосохранения. Ибо только самоотверженность и гордая преданность государству может компенсировать такие минусы, как неудачное географическое положение, плохие границы, недостаток земли, враждебные соседи, церковный раскол, незрелость и неопределенность национального чувства.
Случай поставил передо мной первую крупную задачу в виде развития торпедного оружия, помог нам перегнать в этой области иностранные флоты и в то же время раскрыл мне психологию технического директора фабрики. Все же я был рад, когда мне удалось перенести проблему миноносца на родную мне почву тактики. В моем развитии переход от техники к организации через тактику повторялся неоднократно.
Штош был противником миноносцев, которые уже строились в Англии. Однако когда в 1882 году я провел, по его указанию, первые маневры, они прошли настолько удачно, несмотря на плохое качество наших опытных судов, что Штош заинтересовался миноносцами. Каприви, который увидел в миноносцах средство, облегчавшее выполнение его основного стратегического замысла, предложил мне затем заняться развитием этого дела. На этот счет существовали самые противоречивые мнения. Некоторые требовали малых кораблей для плавания в прибрежных водах. Я настаивал на морских кораблях, способных сражаться в Северном море. Борьба между сторонниками мореходных кораблей и кораблей береговой обороны не прекращалась на всем протяжении моей деятельности вплоть до момента, когда началось строительство подлодок.
Еще прежде чем были готовы заказанные различным немецким и английским фирмам образцы кораблей, Каприви предложил мне летом 1887 года разработать соответствующую тактику со старыми кораблями. Тогда, как и позднее, в девяностых годах, при работе с крупными кораблями тактический прогресс шел впереди более медлительного технического{34}.
Между тем, стали прибывать корабли, заказывая которые адмиралтейство ошибочно предоставило на выбор фирмам ряд важных условий, касавшихся мореходных качеств, дешевизны, малоразмерности и т.д. Таким образом, фирмы, не понимавшие военных задач, действовали согласно собственному разумению и привычкам: одна стремилась к дешевизне, вторая – к наивысшей скорости и т.д. Каждый военный корабль – это компромисс между различными желаниями, которые не могут быть осуществлены одновременно вследствие ограниченной вместимости их корпусов. При данном водоизмещении желательны определенное вооружение, запас топлива, численность команд, непотопляемость, толщина брони, скорость; в комиссиях идет борьба из-за каждых 25-50 тонн, и если бы мы захотели удовлетворить все пожелания, то легко докатились бы до кораблей водоизмещением в 100 000 тонн, ничего при этом не достигнув. Поэтому необходимо прежде всего определить боевое назначение корабля; однако разрешить этот вопрос может лишь верховное командование флота, а не фирма.
Поставленные корабли оказались частично негодными, а конструкция остальных была недостаточно разработана; когда они попали в шторм у берегов Норвегии, мы оказались в довольно опасном положении. Борьба между мною и техниками адмиралтейства по вопросу о типе миноносца заставила Каприви искать выход в создании минной инспекции (1886 г), которой были подчинены все отрасли минного дела; руководство ею он поручил мне. Мы сконструировали вооруженный пушками корабль, обладавший хорошими мореходными качествами; военная подготовка, верфи и мастерские получили теперь единое руководство, а в стадии развития это имеет свои преимущества.
3
В качестве инспектора минного дела я был вместе с другими офицерами на приеме у старого императора. Он говорил с отдельными офицерами так дружественно и по-отечески, что это тронуло всех нас до глубины души. В конце приема он вышел на середину зала, причем осанка его сразу стала царственной, и серьезным тоном напомнил нам о нашем долге. Как ни просто он говорил, слова его проникли в наши сердца; нам стал ясен образ мыслей этого человека, который во всех своих действиях руководствовался только благом государства. Ради него мы готовы были дать разорвать себя на куски.
В 1887 году принц Вильгельм (будущий кайзер) ездил в Англию на юбилей своей бабушки; там его приняли плохо, в частности, из-за медицинской дискуссии вокруг его отца{35}. Я командовал сопровождавшей принца флотилией миноносцев, которую совершенно зря продемонстрировали англичанам.
В эту поездку я познакомился с принцем, который проявлял страстный интерес к военно-морской технике.
Год спустя Каприви уступил пост главы адмиралтейства графу Монтсу. Последний не скрывал своего отрицательного отношения к торпедному оружию. Этим отличались, впрочем, почти все старые офицеры, порицавшие все новое и полагавшие, что вследствие развития миноносцев молодые офицеры слишком рано выдвигались на самостоятельные командные посты. На первом же смотре граф Монтс объявил флотилию годной только для парадов, а не для войны.
Тогда я обратился к начальнику кабинета с просьбой, во-первых, предоставить мне командование каким-нибудь кораблем, а во-вторых, воспрепятствовать попыткам графа Монтса ликвидировать торпедное дело.
Глава пятая
Новый курс
Император Вильгельм II, еще будучи кронпринцем, чертил схемы кораблей и, не имея прямого отношения к адмиралтейству, завел себе специального судостроителя, который помогал ему в любимом занятии. Вступив на престол, он немедленно вызвал к себе начальника конструкторского отдела. Обращение к подчиненному через голову министра противоречило старопрусским понятиям и дало Каприви формальный повод просить об отставке. Каприви писал мне, что его личность не может долго удовлетворять молодого императора; последний его не любил и сделал впоследствии рейхсканцлером только потому, что считал необходимым противопоставить бисмарковской фронде сильного человека. Главной же причиной отставки Каприви был тот факт, что император хотел разделить функции адмиралтейства, чтобы иметь возможность вмешиваться в них. Князь Бисмарк, имевший ряд столкновений со Штошем, был недоволен широкими полномочиями последнего, а потому, к сожалению, одобрил это разделение функций морского руководства (1888 г), которое приносило вред даже в мирных условиях, а во время войны явилось чуть ли не роковым.
Первое распределение функций произошло в 1859 году, когда управление флотом было отделено от верховного командования. Это привело к трениям, в результате которых в 1871 году вся полнота власти была вновь вручена одному лицу – Штошу. А в 1888 году верховное командование опять было отделено от имперского морского ведомства, несмотря на опыт прежних лет, да к тому же был еще создан специальный морской кабинет при особе монарха; руководители всех трех ведомств получили право непосредственного доклада его величеству. Таким образом, открывалось широкое поле для интриг и вместо единой морской политики получалось три или четыре.
Вновь наступила эра владычества кабинетов, подобная той, которая наложила свой отпечаток на прусскую историю. Если бы кабинет ограничился дачей советов кайзеру по вопросу о подборе высших чиновников, предоставив последним всю ответственность и свободу действий, то против кабинета, обладающего знанием людей и характеров, ничего нельзя было бы возразить. Однако на деле распределение функций между тремя ведомствами стало для нас роковым. Только в августе 1918 года, когда почти все уже было потеряно, имперское морское ведомство и верховное командование, которых десятилетиями натравливали друг на друга, были фактически вновь объединены в верховном руководстве морской войной, а с вмешательством начальника кабинета было покончено. Внутренние затруднения и конфликты, которые в мирное время препятствовали деловой работе разделенных властей, остались, разумеется, неизвестными широкой общественности.
Если бы страстное желание Вильгельма II построить флот было претворено в жизнь уже в 1888 году, мы, возможно, еще успели бы достигнуть цели, прежде чем, группировка сил наших врагов сделалась бы столь опасной, какой она стала впоследствии. Потерянное десятилетие{36} (1888-1897 гг.) заставляло нас либо написать «слишком поздно» на требовании об увеличении морской мощи Германии, либо пройти через политически опасную зону, приступив к строительству флота.
Однако в 1888 году кайзеру было трудно подобрать достаточно подготовленных офицеров для замещения руководящих постов. Флот был, возможно, еще слишком юн, а результаты проведенных Каприви мероприятий по воспитанию офицерских кадров смогли сказаться лишь позднее.
После непродолжительного пребывания на посту морского министра графа Монтса и адмирала Гойснера руководство морским ведомством было поручено в 1890 году адмиралу Гольману – человеку благородного образа мыслей, который, однако, не имел ясного представления о целях и задачах флота. Если Каприви положил в основу своей деятельности принцип, лишь наполовину годный для флота, то теперь настала эпоха случайных и недолговечных мероприятий. В то время ассигнования, испрашиваемые у рейхстага, основывались не на реальных потребностях, а на вероятности их удовлетворения. В рейхстаге велись дискуссии из-за каждого гроша, и обвинениям в «зигзагообразном курсе» и «безбрежных планах», которые выдвигал против флота депутат Эуген Рихтер, было трудно что-либо противопоставить. Еще хуже было то, что каждый из руководителей флота желал и предлагал что-нибудь другое. Это отсутствие цели ощущалось всеми и вызывало хронический кризис. Разноголосица приводила, в частности, к тому, что в личном составе не было органической спайки и в случае войны он не мог внушать особого доверия. Впрочем, ради справедливости нужно сказать, что в то время ни в одном флоте не было ясного представления о том, какие формы примет современная война.
В 1889-1890 годах я командовал в Средиземном море кораблями «Прейссен» и «Вюртемберг», после чего меня хотели назначить инспектором верфей; однако рейхсканцлер фон Каприви заметил тогда, что меня нужно готовить к занятию ответственных постов, и осенью 1890 года кайзер назначил меня начальником штаба Балтийского флота. Там я имел богатые возможности наблюдать трения между верховным командованием и морским ведомством, которые работали одинаково плохо.
Весной 1891 года кайзер дал в Кильском замке обед нам, морским офицерам; при этом присутствовал старый Мольтке. По предложению кайзера, после обеда состоялась дискуссия о путях развития флота. Как и всегда, присутствующие выражали в довольно неясной форме самые противоречивые мнения. В качестве молодого капитана я не вмешивался в беседу. Наконец, кайзер сказал: Вот уже несколько часов, как я слушал ваши рассуждения на тему о том, что свинство должно прекратиться, но ни один из вас не внес конкретного предложения; тогда начальник морского кабинета фон Зенден-Бибран, читавший одну из моих докладных записок, подтолкнул меня; я послушался, ибо уничтожающее суждение кайзера, высказанное в присутствии старого полководца, причинило мне боль, и описал развитие флота, каким оно представлялось мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
В рейхстаге мне иногда делались упреки за это мое отношение к частной промышленности и прочим поставщикам. Там не одобряли предоставления крупных заказов частным фирмам, и, с точки зрения государственного социализма будущего, принципиально отдавали предпочтение казенным мастерским. Однако и в войнах будущего перегрузка государственного механизма и подавление частной инициативы привели бы к опаснейшим кризисам.
2
Напомню здесь одну деталь, которой я не стал бы касаться, если бы крушение государства не угрожало коренным изменением существовавших прежде условий. Шварцкопф указал мне на выгодность приобретения его акций, которые в результате получения заказа флота должны были утроить свою стоимость. Я, разумеется, не стал покупать акций и уволил бы всякого чиновника, который поступил бы иначе. Наше государство всегда требует от своих служащих того благородства, которое возвысило его при прусских королях. Я вспоминаю министра финансов, который выступил в качестве посредника при покупке прусских железных дорог и вынужден был покинуть свой пост при самых тяжелых обстоятельствах. Оклады некоторых высших чиновников не соответствовали их значению и не компенсировали необходимых затрат.
Когда я был статс-секретарем, мне приходилось частично покрывать расходы на представительство из собственных средств. Само собой разумеется, что наше чиновничество работало ради чести. При минимуме затрат государство получало от нас максимум творческого труда. Поэтому государственное управление в старой Пруссии – Германии было таким дешевым и бескорыстным, как нигде на свете. Растрата государственных средств и создание массы синекур, для замещения которых требуются не столько деловые способности, сколько определенные политические убеждения, заставляют опасаться, что новое государство не может сравниться со старым. Старое прусское государство, управлявшееся посредственностями в период величайшей опасности, стало слабым и неустойчивым; но германский народ погибнет лишь тогда, когда исчезнет бескорыстие прежнего государственного аппарата. Продажный немец еще хуже продажного итальянца или француза, которые по крайней мере никогда не продают свою родину.
Немец не может позволить себе отказаться от честности, являвшейся щитом нашего старого чиновничества, ибо он лишен других государственных способностей, которые компенсируют склонность к коррупции почти у всех других народов. Уже в предыдущем поколении в высших кругах немецкого общества можно было наблюдать пагубное влияние проникшего в него материализма; оно проявлялось в исчезновении сильных характеров и ослаблении того идеалистического плюса, в котором германский народ всегда будет нуждаться для самосохранения. Ибо только самоотверженность и гордая преданность государству может компенсировать такие минусы, как неудачное географическое положение, плохие границы, недостаток земли, враждебные соседи, церковный раскол, незрелость и неопределенность национального чувства.
Случай поставил передо мной первую крупную задачу в виде развития торпедного оружия, помог нам перегнать в этой области иностранные флоты и в то же время раскрыл мне психологию технического директора фабрики. Все же я был рад, когда мне удалось перенести проблему миноносца на родную мне почву тактики. В моем развитии переход от техники к организации через тактику повторялся неоднократно.
Штош был противником миноносцев, которые уже строились в Англии. Однако когда в 1882 году я провел, по его указанию, первые маневры, они прошли настолько удачно, несмотря на плохое качество наших опытных судов, что Штош заинтересовался миноносцами. Каприви, который увидел в миноносцах средство, облегчавшее выполнение его основного стратегического замысла, предложил мне затем заняться развитием этого дела. На этот счет существовали самые противоречивые мнения. Некоторые требовали малых кораблей для плавания в прибрежных водах. Я настаивал на морских кораблях, способных сражаться в Северном море. Борьба между сторонниками мореходных кораблей и кораблей береговой обороны не прекращалась на всем протяжении моей деятельности вплоть до момента, когда началось строительство подлодок.
Еще прежде чем были готовы заказанные различным немецким и английским фирмам образцы кораблей, Каприви предложил мне летом 1887 года разработать соответствующую тактику со старыми кораблями. Тогда, как и позднее, в девяностых годах, при работе с крупными кораблями тактический прогресс шел впереди более медлительного технического{34}.
Между тем, стали прибывать корабли, заказывая которые адмиралтейство ошибочно предоставило на выбор фирмам ряд важных условий, касавшихся мореходных качеств, дешевизны, малоразмерности и т.д. Таким образом, фирмы, не понимавшие военных задач, действовали согласно собственному разумению и привычкам: одна стремилась к дешевизне, вторая – к наивысшей скорости и т.д. Каждый военный корабль – это компромисс между различными желаниями, которые не могут быть осуществлены одновременно вследствие ограниченной вместимости их корпусов. При данном водоизмещении желательны определенное вооружение, запас топлива, численность команд, непотопляемость, толщина брони, скорость; в комиссиях идет борьба из-за каждых 25-50 тонн, и если бы мы захотели удовлетворить все пожелания, то легко докатились бы до кораблей водоизмещением в 100 000 тонн, ничего при этом не достигнув. Поэтому необходимо прежде всего определить боевое назначение корабля; однако разрешить этот вопрос может лишь верховное командование флота, а не фирма.
Поставленные корабли оказались частично негодными, а конструкция остальных была недостаточно разработана; когда они попали в шторм у берегов Норвегии, мы оказались в довольно опасном положении. Борьба между мною и техниками адмиралтейства по вопросу о типе миноносца заставила Каприви искать выход в создании минной инспекции (1886 г), которой были подчинены все отрасли минного дела; руководство ею он поручил мне. Мы сконструировали вооруженный пушками корабль, обладавший хорошими мореходными качествами; военная подготовка, верфи и мастерские получили теперь единое руководство, а в стадии развития это имеет свои преимущества.
3
В качестве инспектора минного дела я был вместе с другими офицерами на приеме у старого императора. Он говорил с отдельными офицерами так дружественно и по-отечески, что это тронуло всех нас до глубины души. В конце приема он вышел на середину зала, причем осанка его сразу стала царственной, и серьезным тоном напомнил нам о нашем долге. Как ни просто он говорил, слова его проникли в наши сердца; нам стал ясен образ мыслей этого человека, который во всех своих действиях руководствовался только благом государства. Ради него мы готовы были дать разорвать себя на куски.
В 1887 году принц Вильгельм (будущий кайзер) ездил в Англию на юбилей своей бабушки; там его приняли плохо, в частности, из-за медицинской дискуссии вокруг его отца{35}. Я командовал сопровождавшей принца флотилией миноносцев, которую совершенно зря продемонстрировали англичанам.
В эту поездку я познакомился с принцем, который проявлял страстный интерес к военно-морской технике.
Год спустя Каприви уступил пост главы адмиралтейства графу Монтсу. Последний не скрывал своего отрицательного отношения к торпедному оружию. Этим отличались, впрочем, почти все старые офицеры, порицавшие все новое и полагавшие, что вследствие развития миноносцев молодые офицеры слишком рано выдвигались на самостоятельные командные посты. На первом же смотре граф Монтс объявил флотилию годной только для парадов, а не для войны.
Тогда я обратился к начальнику кабинета с просьбой, во-первых, предоставить мне командование каким-нибудь кораблем, а во-вторых, воспрепятствовать попыткам графа Монтса ликвидировать торпедное дело.
Глава пятая
Новый курс
Император Вильгельм II, еще будучи кронпринцем, чертил схемы кораблей и, не имея прямого отношения к адмиралтейству, завел себе специального судостроителя, который помогал ему в любимом занятии. Вступив на престол, он немедленно вызвал к себе начальника конструкторского отдела. Обращение к подчиненному через голову министра противоречило старопрусским понятиям и дало Каприви формальный повод просить об отставке. Каприви писал мне, что его личность не может долго удовлетворять молодого императора; последний его не любил и сделал впоследствии рейхсканцлером только потому, что считал необходимым противопоставить бисмарковской фронде сильного человека. Главной же причиной отставки Каприви был тот факт, что император хотел разделить функции адмиралтейства, чтобы иметь возможность вмешиваться в них. Князь Бисмарк, имевший ряд столкновений со Штошем, был недоволен широкими полномочиями последнего, а потому, к сожалению, одобрил это разделение функций морского руководства (1888 г), которое приносило вред даже в мирных условиях, а во время войны явилось чуть ли не роковым.
Первое распределение функций произошло в 1859 году, когда управление флотом было отделено от верховного командования. Это привело к трениям, в результате которых в 1871 году вся полнота власти была вновь вручена одному лицу – Штошу. А в 1888 году верховное командование опять было отделено от имперского морского ведомства, несмотря на опыт прежних лет, да к тому же был еще создан специальный морской кабинет при особе монарха; руководители всех трех ведомств получили право непосредственного доклада его величеству. Таким образом, открывалось широкое поле для интриг и вместо единой морской политики получалось три или четыре.
Вновь наступила эра владычества кабинетов, подобная той, которая наложила свой отпечаток на прусскую историю. Если бы кабинет ограничился дачей советов кайзеру по вопросу о подборе высших чиновников, предоставив последним всю ответственность и свободу действий, то против кабинета, обладающего знанием людей и характеров, ничего нельзя было бы возразить. Однако на деле распределение функций между тремя ведомствами стало для нас роковым. Только в августе 1918 года, когда почти все уже было потеряно, имперское морское ведомство и верховное командование, которых десятилетиями натравливали друг на друга, были фактически вновь объединены в верховном руководстве морской войной, а с вмешательством начальника кабинета было покончено. Внутренние затруднения и конфликты, которые в мирное время препятствовали деловой работе разделенных властей, остались, разумеется, неизвестными широкой общественности.
Если бы страстное желание Вильгельма II построить флот было претворено в жизнь уже в 1888 году, мы, возможно, еще успели бы достигнуть цели, прежде чем, группировка сил наших врагов сделалась бы столь опасной, какой она стала впоследствии. Потерянное десятилетие{36} (1888-1897 гг.) заставляло нас либо написать «слишком поздно» на требовании об увеличении морской мощи Германии, либо пройти через политически опасную зону, приступив к строительству флота.
Однако в 1888 году кайзеру было трудно подобрать достаточно подготовленных офицеров для замещения руководящих постов. Флот был, возможно, еще слишком юн, а результаты проведенных Каприви мероприятий по воспитанию офицерских кадров смогли сказаться лишь позднее.
После непродолжительного пребывания на посту морского министра графа Монтса и адмирала Гойснера руководство морским ведомством было поручено в 1890 году адмиралу Гольману – человеку благородного образа мыслей, который, однако, не имел ясного представления о целях и задачах флота. Если Каприви положил в основу своей деятельности принцип, лишь наполовину годный для флота, то теперь настала эпоха случайных и недолговечных мероприятий. В то время ассигнования, испрашиваемые у рейхстага, основывались не на реальных потребностях, а на вероятности их удовлетворения. В рейхстаге велись дискуссии из-за каждого гроша, и обвинениям в «зигзагообразном курсе» и «безбрежных планах», которые выдвигал против флота депутат Эуген Рихтер, было трудно что-либо противопоставить. Еще хуже было то, что каждый из руководителей флота желал и предлагал что-нибудь другое. Это отсутствие цели ощущалось всеми и вызывало хронический кризис. Разноголосица приводила, в частности, к тому, что в личном составе не было органической спайки и в случае войны он не мог внушать особого доверия. Впрочем, ради справедливости нужно сказать, что в то время ни в одном флоте не было ясного представления о том, какие формы примет современная война.
В 1889-1890 годах я командовал в Средиземном море кораблями «Прейссен» и «Вюртемберг», после чего меня хотели назначить инспектором верфей; однако рейхсканцлер фон Каприви заметил тогда, что меня нужно готовить к занятию ответственных постов, и осенью 1890 года кайзер назначил меня начальником штаба Балтийского флота. Там я имел богатые возможности наблюдать трения между верховным командованием и морским ведомством, которые работали одинаково плохо.
Весной 1891 года кайзер дал в Кильском замке обед нам, морским офицерам; при этом присутствовал старый Мольтке. По предложению кайзера, после обеда состоялась дискуссия о путях развития флота. Как и всегда, присутствующие выражали в довольно неясной форме самые противоречивые мнения. В качестве молодого капитана я не вмешивался в беседу. Наконец, кайзер сказал: Вот уже несколько часов, как я слушал ваши рассуждения на тему о том, что свинство должно прекратиться, но ни один из вас не внес конкретного предложения; тогда начальник морского кабинета фон Зенден-Бибран, читавший одну из моих докладных записок, подтолкнул меня; я послушался, ибо уничтожающее суждение кайзера, высказанное в присутствии старого полководца, причинило мне боль, и описал развитие флота, каким оно представлялось мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65