Он не смел соблазняться надеждой на то, что она хоть немного его любит: это может привести только к еще одной катастрофе. Вся его уверенность была разрушена грузом чудовищных унижений, и он боялся их повторения. Ему была уже знакома та горечь, когда любимая женщина смотрела на него как на чудовище, и он не хотел ощутить ее снова. Пусть Тьер женится на Мари и подарит ей счастье. Когда она будет счастлива замужем, то буря чувств, которые терзают его сейчас, уляжется.
– Когда вы получите владение, – неторопливо сказал он Тьеру, – то будете управлять им лучше, чем ваш кузен.
– Надо надеяться, иначе оно недолго будет моим! – отозвался Тьер, ухмыляясь. – Но надежды его получить у меня нет, как это ни обидно!
Тиарнан серьезно посмотрел на него и негромко проговорил:
– Герцог Хоэл сказал леди Мари, что вы получите владение, как только один из его вассалов умрет, не оставив наследника. Он сказал, что не допустит, чтобы такой человек, как вы, оставался ни с чем. Он уговаривал даму выйти за вас замуж.
Тьер был потрясен. Он поставил чашу и недоверчиво воззрился на Тиарнана. Тиарнан смотрел на него в упор, и его глаза снова стали такими же непроницаемыми, как у Изенгрима.
– Когда герцог это сказал? – спросил Тьер.
– Когда мы были в Париже.
Тьер поперхнулся. Конечно! Волк был в Париже и мог слышать, но...
– Значит, вы слушали? – спросил он. – И могли понимать?
Тиарнан отвел глаза и устремил взгляд на дно своей чаши.
– Если я сосредоточивался, то мог понимать. Это было нелегко, но в тот момент я слушал. Если герцог ничего вам об этом не говорил, то, наверное, потому, что хочет вас удивить. Вы – его любимец.
– Я?
– С того дня, когда не позволили ему рисковать жизнью.
Голос Тиарнана звучал сухо. Тьер вдруг очень ясно вспомнил, как именно он не позволил герцогу рискнуть жизнью: измученный волк, дрожа, распластался у ног коня герцога, а он сам надевает на него ошейник и намордник.
– Мой Бог! – прошептал Тьер. А потом, после короткого размышления, резко спросил: – Почему вы мне это рассказали?
Тиарнан разглядывал дно чаши, словно рассчитывал прочесть по осадку свою судьбу.
– Вы питаете интерес к некоей даме. Я решил, что вам следует знать: если вы на ней женитесь, то сможете ее обеспечить.
– Вы хотите сказать, что вас эта дама не интересует? – недоверчиво спросил Тьер.
Накануне он окончательно убедился в обратном. Тиарнан вскинул голову.
– Ради Христа! – воскликнул он страстным шепотом. – Перестаньте делать вид, будто не знаете, что я такое! Как я могу подойти к даме, когда ей известно, что я... Посмотрите, что это сделало с Элин!
– Но... – начал было Тьер, а потом замолчал, борясь с собой.
По лицу Тиарнана было понятно, что он так же равнодушен к Мари, как трут – к огню, но он явно считал, что не имеет никакой надежды. Секунду Тьер балансировал на плоту расчетов. Он любит Мари, а если Тиарнан станет искать ее руки, у него самого не останется надежды ее завоевать. Когда тем вечером в Треффенделе Тьер сделал Мари полушутливое-полусерьезное предложение, она знала, что у него есть надежда получить землю. Однако она ничего не сказала, превратив все в шутку. Если не хотела принимать его предложение тогда, когда она считала Тиарнана мертвым, то разве у него есть надежда сейчас, когда ей известно, что его соперник жив? И потом, Тиарнан только что великодушно дал Тьеру новые основания для надежды – разве сам Тьер способен в ответ обмануть отчаявшегося соперника? Подобную уловку мог бы применить Ален.
– Мари, конечно, знает, что вы такое, – проговорил Тьер спокойным, бесстрастным тоном, не выдававшим его душевной боли, – но, похоже, ей это не важно.
Тиарнан воззрился на Тьера так, как он сам только что взирал на хозяина дома.
– Но я чуял... – начал было он, а потом замолчал и быстро отвернулся.
О том, что он почуял, будучи волком, упоминать не следовало: это делало его еще большим чудовищем. Тьер с любопытством взглянул на него:
– Как бы то ни было, я определенно считаю вас своим самым серьезным соперником.
Тиарнан смотрел на Тьера с изумлением. В его глазах начала загораться робкая надежда.
– Вы – более благородный соперник, чем ваш кузен, – проговорил он после минутного молчания и улыбнулся.
– Глупо с моей стороны, правда? – отозвался Тьер, ухмыляясь.
«Не знаю, почему мне нравится этот парень. Если он решит ухаживать за Мари, у меня надежд не останется, это ясно по тому, как она вчера на него смотрела. А ведь он – оборотень, невозможное дело! Мне следовало бы испытывать к нему отвращение. А вместо этого мы сидим и ухмыляемся друг другу. Ну что же, Мари его любит, а он станет обожать ее, словно Богородицу. А что до меня, то я не отступлюсь от Мари, пока есть надежда, а потом пойду искать счастья. Если я буду иметь землю, у меня должно где-нибудь неплохо получиться!»
Он взял свою чашу, осушил ее и поставил обратно на пол.
– Ну, спасибо вам за вино, – сказал он. – А теперь мне надо взять коня и возвращаться в Треффендел.
Спустя три дня, когда герцог уезжал из Треффендела, Мари снова попросила, чтобы ей дали сопровождение до часовни Святого Майлона. Тьер предложил поехать с ней, но она отказалась: ей хотелось получить возможность подумать, оценить свое положение, а он уже перестал делать вид, будто больше не добивается ее любви. Она нашла одного из слуг герцога, у которого было какое-то дело в одном из соседних владений. Он согласился проводить ее до часовни, а потом через пару часов забрать по дороге назад.
Когда она звонила в маленький мелодичный колокольчик над дверью, у нее было ощущение, будто она прибыла в надежную гавань.
В часовне было сумрачно и пусто. На алтаре лежал букетик диких цветов, и падавшие сквозь плетеные ставни лучи усеивали цветы пятнами света. Мари вдруг почувствовала себя счастливой. С той минуты, как она разгадала тайну Тиарнана, ее не покидало беспокойство. И когда ни одной из катастроф, которых она боялась, не произошло, это чувство только возросло – но теперь наконец к ней пришло спокойствие. Она встала на колени перед алтарем и начала молиться.
Когда через несколько минут в часовню пришел Жюдикель, узор из лучей перелился от алтаря на пол перед ней и лежал на камыше, словно горсть драгоценных камней. Мари стояла на коленях в своем бежевом платье, прямая и простая, как молодое деревце, а ее склоненная голова была накрыта вуалью темного золота. Он какое-то время стоял в дверях, наблюдая за ней. Тиарнан прислал ему из Тален-сака письмо, так что он знал, что сделала Мари. Его радость и благодарность были безмерными, однако он не спешил излить их в словах. Время способно исказить многое, но эта секунда была наполнена чистотой благословения Божьего.
– Да пребудет с тобой Господь, дочь моя, – проговорил он наконец.
Она повернулась, подняла на него свои сияющие глаза и улыбнулась.
– Да пребудет с вами Господь, святой отец. Вы просили меня вернуться, когда я вынесу свое окончательное суждение.
Он медленно прошел через часовню, поклонился алтарю и встал на колени, повернувшись лицом к ней.
– Два дня назад я получил письмо от моего приемного сына, – тихо сказал он. – Он написал, что многим вам обязан. Я благодарен так, что и словами не выразить.
Она потупилась, краснея.
– Итак, вы вынесли окончательное суждение? Она пожала плечами:
– Окончательное? Не знаю. Разве кто-то, кроме Бога, может выносить окончательное суждение? И вы знаете Тиарнана гораздо лучше, чем я. Но по тому, что я вижу, знаю и чувствую, я согласна с вами: он не чудовище. Мир, сотворенный Богом, не чудовищен. И за то, какими мы стали от природы – как бы это ни случилось, – нас нельзя винить. Наша вина заключается только в нашем сердце и поступках, которые оно диктует. Так что я считаю, что жена Тиарнана боялась теней, а вы были правы перед Богом, когда не назначили Тиарнану епитимью за то, чем он был. Хотя с точки зрения мира он был бы в большей безопасности, если бы вы это сделали, но кто-то ведь должен смотреть на мир глазами Бога, с любовью, а не со страхом.
Жюдикель протяжно вздохнул и опустил голову.
– Вы дали мне больше, чем я ожидал, – проговорил он после долгого молчания.
– Это всего лишь мое мнение, – отозвалась Мари с улыбкой. – На него не следует полагаться.
Спустя несколько минут они все еще вели негромкий разговор, когда колокольчик у входа прозвонил снова. Оба оглянулись – и увидели, как в часовню входит сам Тиарнан. Потрясенный, он резко остановился. Мари, тоже пораженная его появлением, густо покраснела.
Жюдикель вскочил на ноги, перепрыгнул через ограждение, подбежал к Тиарнану и горячо его обнял.
– Слава Богу, что ты у нас снова в нужном виде! – с жаром сказал он, держа его за плечи и чуть встряхивая. – Слава Богу! – Тут он отступил назад и гневно нахмурился. – Зачем ты надел эту одежду?
На Тиарнане снова был зеленый охотничий костюм.
– Остальную мою одежду продали, – отозвался Тиарнан с кривой улыбкой. – Беспокоиться не нужно: я сегодня даже не один. Меня за дверью ждут два человека, и я еще должен радоваться, что смог уехать с таким немногочисленным сопровождением. Весь Таленсак хлопочет вокруг меня, словно нянюшка вокруг младенца.
– Отлично! – строго заявил Жюдикель. – Может быть, они не дадут тебе ошибиться.
– Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами, святой отец, – неуверенно сказал Тиарнан. – Я не ожидал застать здесь леди Мари. Бог да хранит вас, леди. Вы ведь приехали сюда не одна?
– У меня есть сопровождающий, который вернется за мной через пару часов, – ответила Мари и прикусила губу, услышав, как чопорно звучит ее голос.
Заноза снова вернулась в ее сердце в Треффенделе, когда Тиарнан прикоснулся к ее лицу и сказал: «У вас глаза серые». Она не ожидала, что снова почувствует это беспокойство. В ночь его свадьбы она отказалась от всех надежд на брак с ним, и ей не приходило в голову, что его брак может быть признан недействительным. А теперь она боялась этой боли – и боялась его благодарности. Она не рассчитывала увидеть его до того, как он вернется в Нант ко двору.
– Мне можно будет занять его место? – быстро предложил Тиарнан.
– До самого Нанта, лорд Тиарнан? Я слышала, что ваше поместье нуждается в немалом внимании, и не думаю, чтобы вы захотели прямо сейчас уехать оттуда ко двору.
– Вчера вечером вернулся мой управляющий Кенмаркок, так что я стал более свободен. Мне можно ненадолго уехать ко двору. Я все равно собирался отправиться в Нант через пару дней, чтобы попробовать вернуть моего коня и вооружение. Леди Мари, если бы я мог оказать вам хоть какую-то услугу, я был бы более чем рад это сделать. Я знаю, скольким я вам обязан.
Мари стало трудно дышать.
– Лорд Тиарнан, я тоже многим вам обязана. Давайте скажем, что теперь мы квиты.
Жюдикель быстро переводил взгляд с Мари на Тиарнана и обратно, и теперь его строгое лицо осветилось доброй улыбкой.
– Может быть, сын мой, – весело предложил он, – если ты не торопишься исповедать свои грехи, мы могли бы пойти ко мне в хижину и разделить трапезу? Уже время обедать.
Когда они вышли из часовни, двое сопровождающих Тиарнана поспешно направились к ним, действительно напоминая обеспокоенных нянюшек. Тиарнан посмотрел на них с глубоким неудовольствием, а Мари прикусила палец, чтобы не засмеяться.
Эта пара отправилась с ними к Жюдикелю, прихватив с собой привезенную из поместья еду, и все пятеро уселись в огороде, где сладко пахло пряными травами. Они поели хлеба, сыра и вишен, запивая их козьим молоком. А потом Тиарнан сурово посмотрел на своих слуг и приказал им пойти присмотреть за лошадьми.
– И за лошадью леди Мари тоже, – добавил он. – Это гнедая кобыла, которая привязана поддеревом. Отведите их к ручью и напоите, а потом хорошенько почистите.
– Вы останетесь с Жюдикелем и чужестранной дамой? – подозрительно спросил один из слуг.
– «Чужестранную даму» зовут леди Мари Пантьевр. Она родня герцогини, и сам герцог уважает ее за мудрость. Тебе, Донал, не следует говорить о ней так непочтительно. А что, по-вашему, я собираюсь делать? Идите и позаботьтесь о лошадях. Я не звал вас с собой, так что не жалуйтесь, если вам скучно.
Двое слуг ушли, несколько раз тревожно оглянувшись, и Мари снова прикусила палец.
Тиарнан раздраженно кинул вишневую косточку в их удаляющиеся спины.
– Не знаю, что, по их мнению, может случиться, если они выпустят меня из виду! – с досадой проговорил он.
– Ты уже один раз внезапно исчез в этих местах, – резко сказал Жюдикель. – И они остались на милость людей, которые относились к ним с презрением. Естественно, им страшно снова оставить тебя здесь одного. То, что происходит с тобой, влияет и на них. Тебе следует об этом помнить, Тиарнан.
Тиарнан сразу же стал серьезным.
– Мне теперь об этом не забыть. Юстина Браза, сына Конуола, выпороли, вы слышали об этом? Мне сказали, что он плакал и молил о пощаде. Юстин, который в жизни никого не боялся! Его приковали к позорному столбу, и один из людей де Фужера бил его кнутом за то, что он отвез зерно в Монфор! И он был только первым.
– Я знаю, что происходило в Таленсаке, – тихо отозвался Жюдикель. – Все лето ко мне рекой текли люди, просившие помощи и совета. И я хочу знать: ты их снова бросишь?
Наступило молчание.
– Не знаю, – наконец проговорил Тиарнан напряженно. – Я не хотел бы.
В эту минуту он чувствовал, что никогда не захочет отбросить снова свою человеческую сущность. То, что он прежде делал в лесу, теперь представлялось ему всего лишь игрой в дикого зверя: пробыв волком несколько дней, он возвращался домой в свое приветливое поместье, отдыхал и наедался. Реальностью же были холод и голод без надежды на избавление, отчаянное одиночество и постоянные опасности. Он никогда этого не забудет и не хочет снова это вкусить.
– Я был бы рад избавиться от этого, – сказал он Жюдикелю тихо.
– У других людей тоже бывают сильные страсти, но они их побеждают, – строго заявил Жюдикель. – Ради твоих людей и ради самого себя тебе следует сделать это. Это было опасно и прежде, но теперь, после того как ты исчез почти на год и вернулся, когда тебя уже объявили погибшим, тебе не удастся просто ускользать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49