При его приближении незнакомец повернулся в его сторону, а священник и кузнец что-то ему прошептали. Не успел Жильбер заговорить, как незнакомец отрывисто спросил что-то по-бретонски.
– Изволь говорить со мной на французском! – гневно сказал Жильбер. – Это ты устроил беспорядок?
Толпа захохотала и затопала ногами, словно он сказал что-то смешное, – и это его смутило.
Незнакомец одарил его взглядом, заставившим попятиться. Лицо этого человека было бесстрастным, и только глаза горели яростью.
– Я попросил ключ от колодок, – сказал незнакомец уже по-французски. – Мне сказали, что он у тебя.
– У меня, – ответил Жил ьбер, снова набираясь храбрости. – И похоже, он мне нужен, чтобы посадить в них тебя. Как ты смеешь являться в деревню моего господина и устраивать беспорядки?
Крестьяне восторженно взревели.
– Как твое имя, откуда ты и что здесь делаешь? – крикнул Жильбер, багровея.
Незнакомец посмотрел на него с презрением.
– Мое имя Тиарнан, сын Менкомина, – спокойно проговорил он. – Я – владетель Таленсака, и я иду домой. Теперь ты знаешь. Ты немедленно освободишь моих людей из колодок, или я отправлю тебя к твоему господину с разрезанным языком, чтобы научить вежливости, и с отрубленной рукой, чтобы отучить брать чужие деньги.
Приехавший на следующее утро Тьер обнаружил, что работающие в полях крестьяне распевают песни, что деревенская площадь хранит остатки костра и пира, а управляющий Жильбер сидит в колодках под охраной четырех недовольных солдат. Видимо, охрану поставили для того, чтобы управляющего не забросали камнями и не покалечили. Жителям было разрешено выразить свое отношение к Жильберу: Тьер еще никогда не видел, чтобы человек был настолько покрыт всякой дрянью. Он присвистнул и переехал мост, ведущий к господскому дому. На этот раз ворота стояли распахнутыми. Привратник из Фужера исчез, а перед привратницкой лежали груды скарба: обратно возвращались жители Таленсака с семьями.
Когда Тьер галопом примчался в Таленсак накануне, он сказал слугам, что на Алена и Элин напал ручной волк герцога и он приехал, чтобы взять для них кое-какие вещи. Их ранами объяснил он и то, что они останутся ночевать в Треффенделе. Теперь он вернулся, чтобы забрать своего коня. Он старательно изобразил неведение перед новым привратником, спросив, что случилось за время с прошедшего полудня, и выразил изумление от услышанного. Привратник открыто ликовал и посоветовал Тьеру сообщить своему кузену и его шлюхе, чтобы они в Таленсак не возвращались. Тьер ничего не мог на это ответить. Он с горечью понимал, что ненависть привратника вполне оправдана.
Привратник не хотел пускать его к лорду Тиарнану, но Тьер настоял на своем, прибегнув к имени герцога Хоэла, и подъехал к дому. Один из столов выставили на солнце к двери, и Тиарнан с деревенским священником сидели за ним, просматривая хозяйственные записи поместья. Несколько слуг стояли вокруг, наблюдая за ними, а еще несколько мужчин и женщин сновали в дом и на двор с какими-то вещами. Слуги из Фужера собирали вещи, чтобы уехать, а таленсакцы радостно возвращались на свои места.
– Бог в помощь, лорд Тиарнан Таленсакский! – воскликнул Тьер, спешиваясь. – Герцог Хоэл будет очень рад услышать, что вы живы. Я поздравляю вас с возвращением.
Тиарнан не ожидал так скоро снова увидеть Тьера. Появление того, кто знал о нем правду, вызвало волну смятения. Но Тьер добровольно пообещал хранить тайну Тиарнана и заслуживал вежливого обращения.
– Да хранит вас Бог, лорд Тьер де Фужер, – отозвался он. – Добро пожаловать в поместье. Что вас привело?
– Я приехал за моим конем, – спокойно сообщил Тьер. – Я оставил его здесь вчера, когда приезжал за вещами моего кузена Алена. Наверное, вам сказали, что он сейчас в Треффенделе у герцога, оправляется от раны.
Тиарнан опустил глаза. От такого лицемерия ему стало не по себе. Необходимо поговорить с Тьером откровенно и без посторонних. Хотелось поскорее узнать, какое решение приняли Ален и Элин.
– Прошу извинить нас, – сказал он священнику, – мы ненадолго уединимся. Я хочу расспросить лорда Тьера, как дела у моего сюзерена, герцога.
Это была вполне убедительная причина для уединения – и к тому же это была правда. Священник поклонился, расплываясь в улыбке, и Тиарнан увел своего гостя в дом.
Тьер обнаружил, что перемены, охватившие все владение, в большом зале были втрое заметнее. Вышитый родовой герб Алена с изображением святого Мартина был растянут лицевой стороной вниз на новых столах, новое постельное белье Алена лежало поверх большими грудами. Всюду кто-то паковал и распаковывал вещи. Слуги из Фужера собрались молчаливым островком среди шумных, радостных, хохочущих таленсакцев.
Слуги, которые крутились на дворе, прошли за ними в дом, и Тиарнан отправил одного из них за вином для гостя, а потом нетерпеливо сказал остальным, что если у них нет особого интереса к делам герцога, им следует заняться собственными. Они неохотно проводили взглядом своего господина, ушедшего с гостем наверх, в спальню.
Большая новая кровать Алена была перевернута на бок, а сундук с одеждой, выпотрошенный Тьером накануне, исчез. Свет косым потоком падал из открытого окна на голые доски пола и рассыпанный по ним камыш. Тиарнан секунду помедлил, а потом вернулся на лестницу и крикнул, чтобы слуги принесли вместе с вином пару скамеек.
Тьер рассмеялся, и Тиарнан бросил на него удивленный взгляд. Пришедшие с вином и скамейками слуги пытались снова остаться, так что их пришлось выгонять.
– Они боятся спустить с вас глаза, да? – сказал Тьер, усаживаясь. – Может быть, вы когда-нибудь позже найдете время дать мне уроки по управлению поместьем. Мне бы хотелось, чтобы меня так обожали.
– Ваш кузен обращался с ними очень дурно, – сказал Тиарнан. – Они все еще боятся, что он вернется. Я буду рад, когда они поймут, что он не сможет этого сделать, и перестанут надо мной висеть.
Он налил в две чаши вина и осторожно поставил кувшин на неровный пол.
Тьер взял чашу и сделал глоток вина. Это оказалось не то отличное бордо, которым его угощал Ален, а местное таленсакское вино, некрепкое и кислое. Тиарнан был явно намерен не прикасаться к тому, что принадлежало Алену: ни к вышивке, ни к постельному белью, ни к кровати, ни к вину. Что было к лучшему, поскольку Ален этим утром попросил Тьера позаботиться о том, чтобы из поместья было вывезено все его имущество.
– Я купил все это на мои собственные деньги, – сказал он, – и не хочу, чтобы хоть что-то досталось чудовищу.
Он не испытывал ни стыда, ни раскаяния, хотя «собственные деньги» были взяты в долг в Нанте под обеспечение Таленсака, на который он не имел ни малейших прав. Раскаиваться приходилось Тьеру – и он это делал. Ему было мучительно стыдно за кузена. Он говорил себе, что ему следует попытаться посмотреть на все глазами Алена, что человек, чье вино он сейчас пьет, – неестественное чудовище и что Ален был вправе... Но он не мог убедить себя в том, что Ален был вправе сделать то, что он сделал с Тиарнаном, и еще меньше – то, что сделал с Таленсаком. Мари не ошибалась. В человеке, сидевшем перед ним, не было зла, как не было зла и в волке. Это говорила не вера, а опыт.
Тьер несколько мгновений внимательно смотрел на своего соперника. Тиарнан сидел прямой и сдержанный, держа чашу с вином на колене. Его лицо сохраняло привычное настороженно-вежливое выражение. Мысль о том, что человеческое тело может преобразиться и стать телом зверя, была тревожной и неприятной, но порождала странные вопросы, которые Тьер не мог задать.
– Мой кузен сюда не вернется, – сообщил Тьер. – Он решил принять предложение герцога о поездке на Святую землю для него и его жены.
Тиарнан медленно выдохнул, это был почти вздох облегчения.
– Передайте ему, – проговорил он бесстрастно, – чтобы до отъезда он не попадался мне на пути. Мне бы хотелось сохранить жизнь вашего кузена, чтобы не пропали труды, которые ради меня взял на себя герцог, но если он мне встретится, я его убью. У меня слишком много причин его ненавидеть.
Его лицо оставалось намеренно невыразительным, но зрачки глаз сократились смертоносно узко, став похожими на острие копья. Глядя на него, Тьер вспомнил волка, рвавшегося к горлу Алена, и содрогнулся.
– Он не намерен с вами встречаться, – заверил Тьер.
– Хорошо, – отозвался Тиарнан и сделал глоток вина. Тьер кашлянул.
– Герцог Хоэл подаст от вашего имени прошение о признании вашего брака незаконным, как только официально узнает о том, что вы вернулись и хотите это сделать. Видимо, это произойдет сегодня, когда я вернусь в Треффендел. Я этим утром имел приватный разговор с Аленом. Он так и рвался дать мне поручения для своих здешних слуг и приказать, чтобы ему возвратили все, что он купил, пока был тут господином. Я ответил ему, что не могу передать им такой приказ, пока он официально не узнает о вашем возвращении, но хочу предупредить вас, что он скорее всего пришлет длинный список. Герцог намерен дать ему и Элин в пользование дом в Ренне, пока не будут улажены все формальности. Он хочет, чтобы все было отправлено туда – вооружение, одежда, мебель, белье, лошади, ловчие птицы, вино... Все. О, и денежная сумма вместо приданого Элин.
Лицо Тиарнана оставалось бесстрастно-яростным.
– Он получит обратно свои вещи, но он растратил все деньги, какие были в поместье, и денег мне взять неоткуда. Что он и сам прекрасно знает. Я надеюсь забрать кое-что у его вороватого управляющего, но у других людей на эти деньги больше права. А поскольку ваш кузен продал мои доспехи, оружие и боевого коня, а также всю мою одежду, птиц и мебель из моего дома, то мне нечего продать, чтобы выручить эту сумму. Больше того, мне придется брать деньги в долг, чтобы выкупить обратно коня и вооружение и иметь возможность служить герцогу.
– И одежду тоже? – вопросил Тьер, глядя на его одежду – простую синюю куртку и коричневые штаны. Он впервые заметил, что рукава куртки слишком короткие.
– И одежду тоже. То, что на мне надето, я одолжил у одного из моих слуг.
Синяя куртка была воскресным нарядом Донала. Тьер ощутил еще один укол стыда, которого сам Ален не чувствовал.
– Ален ничего не упустил, да? – проговорил он, пытаясь прогнать боль легким цинизмом. – Мне очень жаль. Вы, должно быть, сможете получить своего коня, оружие и все прочее от того человека в Нанте после того, как герцог уплатит долг Алена. И если вы обратитесь к герцогу Хоэлу, то, думаю, он будет рад помочь вам выплатить и стоимость приданого.
Тиарнан нетерпеливо покачал головой. Он считал, что и без того обошелся Хоэлу слишком дорого. Он даже не хотел просить о возмещении ущерба, хотя вполне имел на это право, поскольку нового владельца у поместья все же не появилось. А теперь еще требование вернуть приданое Элин! Этих денег вообще не существовало в виде серебра: они с лордом Эрве перевели их в права на лесные угодья. Однако это было справедливым: когда брак признавался недействительным, женщина по закону имела право получить приданое обратно.
– То, на что Элин имеет право, – сказал он Тьеру, – она получит. Передайте вашему кузену, что я обойдусь с ним по справедливости и не присвою ничего, что мне не принадлежит.
Тут Тьеру вспомнилось, как Тиарнан вернул Алену доспехи и меч, оставленные в Компере. Сейчас, как и тогда, его великодушие будет потрачено зря. Он покачал головой.
– А знаете, это не заставит его хоть немного устыдиться того, что он с вами сделал, – с горечью сказал Тьер. – Он считает, что имел право на все им украденное, и глубоко возмущен тем, как с ним сейчас обошлись.
Сдержанная ярость Тиарнана сменилась открытым презрением.
– И тем не менее я обойдусь с ним по справедливости. Тьер вздохнул.
– Ну, хотя бы получите удовлетворение, чувствуя себя несравненно благороднее его!
Тиарнан сверкнул глазами.
– А почему бы и нет? Другого удовлетворения я от него не получу.
Тьер вздрогнул: он уже забыл, как этот человек умел тонко шутить, сохраняя невозмутимый вид. Их взгляды встретились – и внезапно мрачная серьезность обоих улетучилась. То, что было между Аленом и Тиарнаном, осталось в стороне: Тьер не имел к этому отношения. Все-таки это был не его стыд.
Тьер сел прямее, чувствуя себя гораздо более непринужденно, и выпил немного вина.
– Ваши слуги были бы счастливы обойтись с Аленом так, как обошлись с Жильбером! – жизнерадостно заявил он.
Глаза сверкнули снова.
– Когда поедете назад, можете захватить Жильбера к его господину.
– В таком ароматном состоянии? Нет уж, спасибо! Пусть идет сам.
Тиарнан улыбнулся. Он ожидал, что этот разговор окажется куда более трудным. Поскольку Тьеру была известна его тайна, у Тиарнана было чувство, будто он стоит перед ним раздетым. Однако Тьер держался так, словно эта тайна не имела никакого значения, и Тиарнан был ему благодарен. Он подумал, что Тьер всегда был человеком порядочным – в отличие от своего кузена. Наверное, Мари будете ним очень счастлива.
Когда Тиарнан был человеком, волчьи воспоминания всегда бывали у него впечатляющими, но какими-то размытыми, бессловесными, как воспоминания раннего детства. И сейчас его человеческий разум только начал переваривать опыт Изенгрима. Однако он уже сознавал, что чувство, которое он начал испытывать к Мари в волчьем обличье, трансформировалось в страстную человеческую любовь. Накануне ночью, ложась спать, он подумал о ней и был охвачен новой волной тошнотворной неуверенности, от которой у него на глаза навернулись слезы отчаяния. Когда-то она была в него влюблена, но теперь ей известно, что он такое, и его вид причиняет ей боль. Ему мучительно хотелось увидеть ее снова, но он боялся этого. Он знал, чем был для Элин, и ему не хотелось увидеть такое же отвращение на лице Мари. Она сказала, что очень хорошо понимает Элин. Конечно, Мари спасла его от верной смерти и вернула к настоящей жизни, но он мог только догадываться, что побудило ее к этому. Ему казалось, что главным образом это были честность и стремление к справедливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49