Затем, видимо решив подсластить пилюлю, сказал:– Конечно, если бы вы возглавляли министерство обороны или министерство торговли, тогда…Я перебил его:– Вот именно! Совершенно верно! Проблема министерства обороны… проблема министерства торговли! Теперь-то мне ясно. (Разве не то же самое пытался внушить мне сэр Хамфри?!)Мы оба замолчали, уверенные, что нашли решение. Затем Вик поинтересовался, не считаю ли я в таком случае возможным забыть обо всем этом – хотя бы на некоторое время, – чтобы не расстраивать премьер-министра и не ставить его в затруднительное положение.– Ну, естественно, – подтвердил я и, подумав, добавил, что сожалею о своей наивности.– С кем не бывает, – по-отечески заметил Вик.Не думаю, чтобы он иронизировал, хотя с нашим главным Кнутом никогда не знаешь… 10 сентября Вторую половину недели Энни провела дома, в моем избирательном округе, поэтому я не имел возможности переговорить с ней о происшедшем.Не то чтобы мне очень нужен был ее совет – сейчас я уже точно знаю, как поступить, – но… Сегодня вечером за стаканчиком виски с содовой я объяснил ей ситуацию.– Хорошенько все взвесив, я, как лояльный член правительства, пришел к выводу, что самое лучшее – не будить спящую собаку. В высших интересах общества. Нет никакого смысла открывать банку с червями.Энни, конечно, принялась возражать:– Но ведь речь идет о террористах! Майор ясно сказал.У меня язык не повернулся упрекнуть ее в наивности. В конце концов, даже я ошибался, пока обстоятельно все не обдумал.– Да, но вспомни, мы бомбили Дрезден. Каждый из нас по-своему террорист, ты согласна?– Нет, не согласна! – твердо ответила она и так посмотрела на меня, что мне сразу расхотелось с ней спорить.Я знал, что слегка переборщил. Поэтому попытался хоть как-то исправить свой промах.– Да-да, конечно, но… э-э… в иносказательном смысле все-таки это так. Видела бы ты нашего главного Кнута… уж он-то точно…Однако Энни не желала (или не могла?) понимать, что решение вопросов, подобных этому, требует более тонкого подхода и учета высших интересов страны.– Ведь кто-то в Британии снабжает террористов бомбами! – твердила она.Я поправил ее:– Не снабжает, а продает.– Ну-у, это меняет дело! – саркастически заметила она.Я посоветовал ей быть серьезнее и не спешить с выводами. Затем добавил, что расследование может вскрыть нежелательные факты…– А-а, понятно. – Она грустно улыбнулась. – Расследование хорошо, когда будет пойман один преступник. Но если их много…– Совершенно верно, это недопустимо, – продолжил я ее мысль. – Особенно если они – твои коллеги по кабинету!Энни тяжело вздохнула и покачала головой. Она все поняла – это было очевидно, – но почему-то не желала согласиться. А мне очень хотелось убедить ее, услышать слова одобрения.– Государственное управление – крайне сложный процесс, Энни, ты неизбежно сталкиваешься с дилеммой вроде…– Вроде того, как поступить: по совести или против?Я вышел из себя. Интересно, как бы она посоветовала мне поступить. Энни посоветовала поступить по совести. Я сказал, что уже пробовал. «Значит, слишком быстро отступился», – возразила она. Я поинтересовался, что, по ее мнению, можно еще сделать. Она порекомендовала пригрозить отставкой. «Ее тут же примут», – сказал я.Хлопнешь дверью – назад не вернешься.Насколько мне известно, никто никогда не подавал в отставку из принципиальных соображений, за исключением нескольких самоубийц. Подавляющее большинство прошений об отставке, про которые говорят, что они вызваны принципиальными соображениями, на деле продиктовано конъюнктурным политическим расчетом.– Возможно, отставка ублажит нашу с тобой совесть, но не остановит продажу оружия террористам, – объяснил я Энни.– Может, и остановит, – заупрямилась она, – если ты пригрозишь рассказать все, что тебе известно!Я на секунду задумался. Ну а что, собственно, мне известно? Да ничего! Во всяком случае, ничего такого, что я смог бы доказать. У меня нет неопровержимых фактов. Я и сам верю в правдивость этой истории только потому, что никто ее не опроверг, но это ведь еще не доказательство.– Да-а, кажется, я попал в серьезную переделку, – пожаловался я Энни.– По-моему, ты даже не представляешь, насколько серьезную, – загадочно сказала она и протянула мне письмо, – Оно пришло сегодня. От майора Сондерса. 12 Рэндольф Кресен, Майда-Вейл, Лондон Уважаемый господин Хэкер!Благодарю Вас за приятную беседу в прошлый понедельник.Вы не представляете, какое облегчение я испытал, рассказав Вам все, что знал об этой отвратительной истории с продажей британского оружия итальянским террористам.Уверен, Вы, как и обещали, примете необходимые меры. Надеюсь, скоро буду иметь возможность убедиться в этом лично.Искренне Ваш Дж. Б. Сондерс (майор)
Катастрофа! Теперь майор Сондерс сможет доказать, что он информировал меня о скандальных фактах, а я ничего не сделал. К тому же письмо было явно отксерокопировано – оригинал хранится у него. И отправлено оно заказной почтой. Значит, я не смогу отрицать, что получил его.Я в ловушке! И не выберусь из нее, если только Хамфри или Бернард что-нибудь не придумают. 12 сентября Бернард нашел-таки выход, слава богу!В понедельник утром в самом начале совещания он предложил прибегнуть к «родезийскому решению».Хамфри был в восторге.– Отлично, Бернард, просто отлично! Вы превзошли самого себя. Конечно же, родезийское решение! Лучшего не придумать, господин министр.Поймав мой недоумевающий взгляд, сэр Хамфри напомнил о скандале в связи с экономическими санкциями ООН в отношении Родезии.– Одному из членов кабинета тогда стало известно, что некоторые британские компании действуют в обход введенных санкций…– И как он поступил? – нетерпеливо спросил я.– Он сообщил об этом премьер-министру, – с хитрой усмешкой ответил Бернард.– И что же премьер-министр?Сэр Хамфри довольно улыбнулся.– О, упомянутый министр сказал об этом премьер-министру таким образом, что тот его не услышал.Не услышал? Как это понимать? Как они предлагают мне действовать: пошептать ПМ на ухо в кулуарах палаты общин? Или что-нибудь в этом роде?Очевидно, недоумение на моем лице было заметно невооруженным глазом, так как Хамфри поспешил внести ясность:– Надо написать записку, господин министр.– Бесцветными чернилами или неразборчивым почерком? Скажите же толком, Хамфри, ради бога!– Все гораздо проще, господин министр. Вы пишете записку, содержание которой допускает различное толкование.Так, кое-что проясняется. Спасительный свет в конце тоннеля. Но как ее написать?– Э-э… я не знаю, как ее писать, – признался я. – Это не так-то просто. Не напишешь же: «Уважаемый господин премьер-министр! Мне стало известно, что совершенно секретные британские детонаторы попадают в руки итальянских террористов. Не могли ли Вы истолковать данную информацию как-нибудь иначе?»
– Да, так нельзя, – согласился Хамфри. – И не надо. Здесь требуется более… тонкий подход. – Он тщательно подбирал слова. – Вы должны всячески избегать любого упоминания о бомбах, террористах…Сама идея, конечно, была мне понятна, но практически… Короче говоря, я не знал, с какого конца начинать. Зато сэру Хамфри это не составило особого труда. Тем же вечером в одном из красных кейсов я нашел готовый проект моей записки ПМ. Великолепно! (Мы обнаружили этот документ в архивах кабинета министров на Даунинг-стрит, 10 после снятия с них секретности в соответствии с Законом о государственных тайнах. – Ред.) МИНИСТЕРСТВО АДМИНИСТРАТИВНЫХ ДЕЛОт министраКому: премьер-министру12 сентябряУважаемый г-н премьер-министр!Из частных источников я получил информацию, допускающую возможность определенных отступлений от раздела 1 Закона об импортно-экспортных операциях и таможенном контроле в отношении оборонной продукции 1939 года.При отсутствии доказательств в пользу противного данная информация позволяет сделать предположение о целесообразности выяснения, существует или нет необходимость дальнейшего расследования.Вместе с тем следует особо подчеркнуть, что упомянутая информация является неполной, в силу чего представляется крайне затруднительным установить достоверные факты с удовлетворительным уровнем надежности.Искренне Ваш Джеймс Хэкер (Продолжение дневника Хэкера. – Ред.) Да, письмо написано мастерски. Глубокий смысл этой записки очевиден. Во-первых, суть вопроса излагается в такой форме, что к ней трудно придраться, во-вторых, логически следует, что заниматься всем этим должен не я, а кто-то другой, и, в-третьих, последняя фраза ясно дает понять: ни о каком расследовании не может быть и речи. Ну а если расследование когда-либо и состоится, я все равно ни при чем – все будут думать, что премьер-министр в силу исключительной занятости, возможно, не до конца понял значение моей записки. Я, не раздумывая, подписал ее. 13 сентября Сегодня утром первым делом поблагодарил Хамфри за отличную работу, сказав, что записка вышла на редкость невнятной. Он был польщен.Оказывается, у него до мелочей продуман план дальнейших действий. Мы не будем спешить с отправлением записки. Надо подгадать, чтобы она пришла на Даунинг, 10 накануне отъезда ПМ на какую-нибудь важную международную встречу. Такой ход внесет большие сомнения относительно того, кто читал записку: сам ПМ или исполняющий обязанности ПМ? И, конечно, ни тот, ни другой толком ничего не вспомнят.Что называется, последний штрих, благодаря которому проблема наверняка сведется к банальному «испорченному телефону». Все будут ни при чем и смогут спокойно заниматься своими делами.Включая итальянских террористов.Боюсь, я уже слегка пьян, иначе никогда бы не позволил себе надиктовать такую чудовищно удручающую фразу.Я также сформулировал теорию принципов управления. Настоящую, практическую теорию! Не теоретическую галиматью, которую преподают в университетах.Член правительства должен стремиться всегда поступать правильно. Но при этом необходимо позаботиться, чтобы его не поймали за подобным занятием. Потому что поступать правильно – очень неправильно, правильно?Правительство руководствуется правилом. А правило гласит: не раскачивай лодку. Потому что в противном случае из нее выпадут наши маленькие симпатичные угрызения… Нам надо держаться друг за дружку, иначе нас перевешают поодиночке. Я не хочу висеть поодиночке. Я… я просто повешусь, если меня повесят…Долг политиков – помогать другим. То есть и террористам тоже! Почему нет? Они ведь тоже другие, разве нет? Просто они – не мы, только и всего.Надо всегда следовать велению совести. Но, с другой стороны, надо точно знать, куда она тебя заведет. Поэтому далеко не всегда удается следовать совести, так как вам может быть не по пути…В том-то все и дело!Прослушал сегодняшнюю запись. Боюсь, я тоже превращаюсь в моральный вакуум. 14 сентября Чувствую себя прескверно. Не знаю даже, чем это вызвано: алкогольным или эмоциональным перенапряжением? Так или иначе, с утра у меня болела голова, слегка тошнило и не давал покоя депрессивный синдром.Но зато Энни… Энни вела себя, как настоящий друг – не только сварила крепкий кофе, но и нашла нужные слова.У меня было противное ощущение, что я мало чем отличаюсь от сэра Хамфри и всей его шайки в Уайтхолле. Энни выразила свое категорическое несогласие.– Он напрочь лишен совести, – убежденно сказала она. – У тебя же она еще сохранилась.– Неужели сохранилась? – простонал я.– Да, безусловно. Только… надо почаще вспоминать о ней. Тебя, скорее, можно назвать «пьющим падре» Герой романа Грэма Грина «Сила и слава» – священник, преступающий каноны, но в душе сохраняющий верность христианским идеалам.

. Ты хотя бы каешься, когда поступаешь против совести.Она права. Я действительно «пьющий падре». И даже если у меня нет морали, я не аморален. К тому же, быть «пьющим падре», особенно если это ассоциируется с чем-то вроде «беспутства молодости», как у Грэма Грина, – совсем неплохо.Или плохо?… 20Маленькие слабости среднего класса 24 сентября Утром сразу же после традиционного приема избирателей – раньше я проводил такие приемы каждую вторую субботу, но, став министром, уже не имею возможности делать это регулярно – отправился на футбольный матч с участием нашей местной команды «Астон Уондерерс».Зрелище оказалось довольно убогим: огромный, наполовину пустой стадион, заляпанный грязью, без интереса играющие футболисты, общая атмосфера сырости, серости, распада.Меня сопровождали член местного совета, председатель комиссии по делам искусств и досуга Брайан Уилкинсон и председатель спортивного клуба «Астон Уондерерс» Гарри Саттон – лысоватый бизнесмен, весьма преуспевающий на ниве «импорта-экспорта», как он сам это называет. Оба – партийные бонзы.После матча они пригласили меня зайти в правление клуба – пропустить по маленькой. Я с энтузиазмом принял их приглашение, испытывая естественную потребность «согреться» после чуть ли не двух часов сопротивления изнуряющему холоду в директорской ложе.Удобно расположившись в шикарном кабинете Гарри Саттона, я поблагодарил его за доставленное удовольствие.– Что ж, пока мы себе это можем позволить, – ответил он и, помрачнев, добавил: – Пока.Еще не зная, в чем дело, я на всякий случай заметил, что «Уондерерс» выходил и не из таких переделок.– То было раньше, сейчас все иначе, – вздохнул Брайан Уилкинсон.Поняв, что приглашение носило не только дружеский характер, я внутренне собрался. Они чего-то от меня хотят. Чего? Саттон перевел взгляд на Уилкинсона.– Лучше сказать ему сразу, Брайан.Уилкинсон отправил в рот горсть соленых орешков, сделал большой глоток виски и повернулся ко мне.– Я буду говорить открытым текстом, Джим. Вчера вечером состоялось заседание финансовой комиссии… похоже, клубу придется вызывать судебного исполнителя…Невероятно! То есть, конечно, для меня не было секретом, что футбольные клубы нередко оказывались в тяжелом финансовом положении, но это известие застигло меня врасплох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76