Если бы я верил во все политические линии, мне пришлось бы попеременно становиться:1) ярым приверженцем вступления в Общий рынок;2) ярым противником вступления в Общий рынок;3) убежденным сторонником национализации сталелитейной промышленности;4) убежденным сторонником денационализации сталелитейной промышленности;5) убежденным сторонником ренационализации сталелитейной промышленности;6) ревностным адептом сохранения смертной казни;7) ревностным адептом отмены смертной казни;8) почитателем Кейнса;9) почитателем Фридмена;10) приверженцем классической школы;11) ниспровергателем классической школы;12) фанатиком национализации;13) фанатиком денационализации;14) безнадежным шизофреником.Х.Э.
На следующий день он пригласил меня к себе, чтобы лично убедиться, насколько хорошо я усвоил его наставление и готов ли ему следовать.Конечно, его доводы неопровержимы, что и говорить. И все-таки на душе у меня по-прежнему было тоскливо.– Мне надо во что-нибудь верить! – пожаловался я Эплби.– Так давайте оба верить в необходимость того, что премьер-министра следует оградить от информации Хэкера, – предложил он.В его правоте, увы, не приходилось сомневаться. Узнай обо всем этом ПМ – и расследования не миновать. А в результате – нечто вроде Уотергейта, когда расследование банальной политической акции вело к одному чудовищному откровению за другим и завершалось падением президента. «Не открывай банку с червями» – вот извечное золотое правило, которого всегда следует придерживаться!– В жизни все взаимосвязано. Знаете, кто это сказал, Бернард? – спросил он.– Очевидно, секретарь кабинета? – предположил я.Сэр Хамфри улыбнулся.– Почти угадали. Вообще-то, их сказал Ленин.Затем он поставил передо мной конкретную задачу – не допустить разговора Хэкера с ПМ.Мне было неясно, как это можно сделать. И я – наивный мальчишка! – поделился своими сомнениями с сэром Хамфри, за что немедленно получил нагоняй.– Так пошевелите мозгами! – отрезал он. – Нам нужны птицы высокого полета, а не бескрылые исполнители, которые держатся в воздухе только благодаря случайным порывам ветра.«Настал решающий момент моей карьеры», – почему-то подумалось мне. Я вернулся в свой кабинет и начал «шевелить мозгами». После мучительных раздумий я пришел к выводу: ни я, ни сэр Хамфри, ни мои друзья в аппарате на Даунинг, 10 не в состоянии собственными силами оградить премьер-министра от информации Хэкера.Значит, необходимо было искать поддержку, так сказать, с политической стороны. Нам, то есть мне, нужен был кто-то, кто смог бы напугать Хэкера.Эврика! Все встало на свои места. Есть только один человек, в задачу которого входит нагонять страх на членов парламента и министров, – главный Кнут!Я тщательно обдумал свою стратегию. Схематически интрига выглядела приблизительно так:а) Хэкер просил меня связаться с личной канцелярией ПМ и договориться о встрече;б) значит, если бы сэр Хамфри переговорил с секретарем кабинета, тот мог бы переговорить с личным секретарем ПМ, а затем они все вместе встретились бы с главным Кнутом;в) главный Кнут, можно не сомневаться, сразу же поймет суть проблемы. Когда Хэкер явится на Даунинг, 10, он встретит его и скажет, что ПМ занят и поручил ему переговорить с Хэкером.Я немедленно поднялся к Эплби и поделился своими соображениями. Он одобрительно кивнул. Тогда я поднял трубку телефона.– Что вы собираетесь делать, Бернард? – удивился он.– Мне показалось, вы хотите переговорить с секретарем кабинета, сэр Хамфри, – невинно объяснил я.Он взял у меня трубку и набрал номер. Я молча слушал. Закончив разговор, Эплби откинулся на спинку стула и устремил на меня испытующий взгляд.– Послушайте, Бернард, считаете ли вы себя обязанным, являясь личным секретарем министра, информировать его об этом разговоре?– О каком разговоре? – не моргнув глазом, спросил я.Сэр Хамфри предложил мне «шерри», поздравил и выразил надежду, что со временем я все-таки стану моральным вакуумом.Пожалуй, именно тогда я, впервые по-настоящему поверил в свое будущее, в то, что когда-нибудь меня сделают главой британской государственной службы». (Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)8 сентября Весь день не могу отделаться от ощущения какой-то вины – какой? – и… собственной глупости. Не поставил ли я под угрозу свое будущее? Остается только надеяться, что Вик Гульд (главный Кнут. – Ред.) представит меня ПМ в благоприятном свете, когда речь зайдет о серьезных вещах.Все-таки сегодня я оказал ему большую услугу. Однако Вик – странный парень и, возможно, смотрит на все иными глазами.Кстати, его я меньше всего ожидал увидеть. Утром должна была состояться моя встреча с ПМ в палате общин, но когда я вошел в его кабинет, там сидел Вик Гульд.Внешне Вик производит впечатление умудренного опытом государственного мужа – копна седых волос, величественная осанка, хищное лицо, но манера поведения выдает в нем до мозга костей партийного деятеля. Он то обаятелен и даже сентиментален, то через мгновение вульгарен и груб.Вик сказал – как мне почудилось, нарочито небрежным тоном, – что ПМ занят и поручил ему переговорить со мной.Я почувствовал себя слегка уязвленным. Вик мне не начальник. Даже если в его обязанности входит следить за партийной дисциплиной, он всего лишь один из моих коллег, такой же, как и я, член правительства! Между прочим, я даже не предполагал, что он настолько близок к ПМ. А может, не настолько. Может, он просто убедил премьер-министра (который не знал, почему я попросил о встрече), что моя проблема носит не политический, а скорее партийный характер? Но непонятно, откуда Вику известно, чего я хочу. И чем руководствовался ПМ, посылая вместо себя главного Кнута? От таких вопросов можно превратиться в настоящего параноика.Впрочем, как оказалось, все это, может быть, даже к лучшему, если Вику можно верить. Но можно ли? Можно ли вообще кому-либо верить?Вначале я отказался сообщить Вику о цели своего визита. Мне было непонятно, какое отношение главный Кнут может иметь к продаже оружия итальянским террористам.Он бесцеремонно отмел мои возражения.– Премьер-министр попросил меня провести с вами предварительную беседу и доложить ему основные соображения… в целях экономии времени.Против такой постановки вопроса трудно было что-либо возразить, поэтому я рассказал Вику о полученной мной конфиденциальной информации и о том, что итальянские террористы получают совершенно секретные детонаторы для бомб, изготовленные в нашей стране. На государственных предприятиях!– И вы считаете обязательным сообщать об этом премьер-министру?Его вопрос поразил меня. Ведь на ПМ возложена ответственность за безопасность страны. Какие могут быть сомнения?… Странно, но Вик придерживался иной точки зрения.– По-моему, вряд ли стоит обременять премьер-министра информацией подобного рода, – сказал он. – Давайте-ка лучше забудем обо всем этом, согласны?– Вы что, в самом деле считаете, что можно ничего не предпринимать?Вик кивнул: да, он это рекомендует, причем весьма настоятельно.Я выразил категорическое несогласие с его мнением. Он сердито нахмурился и сказал:– Разговор с ПМ почти автоматически означает официальное расследование.Чего я и хотел. Чего и добивался! Однако как раз этого не хотел Вик.– Расследование может вскрыть факты поставок британского оружия целому ряду нежелательных и даже враждебных нам правительств, – объяснил он.Его циничное замечание в буквальном смысле слова шокировало меня. Но не столько фактической стороной вопроса, сколько предположением, что на подобные вещи следует закрывать глаза.– Вы это серьезно? – спросил я.– Я сказал «может». Соответственно, это может поставить в неудобное положение наших с вами коллег по кабинету: министра иностранных дел, министра обороны, министра торговли… И лично премьер-министра.– Правое дело может причинять неудобства, но это еще не повод, чтобы отказываться от него, – не сдавался я.Вик пропустил мои слова мимо ушей.– А вам известно, что мы уже продаем оружие таким странам, как Сирия, Чили, Иран? – неожиданно спросил он.– Да, известно… Но с официального разрешения.– Верно, – согласился Вик. – И вас приводит в восторг, как оно используется?– Ну… не совсем…– Да поймите вы, оружие можно либо продавать, либо не продавать, – с неумолимой логикой отрезал он.И тут я дал волю чувствам. Большая ошибка! Выказывать эмоции имеет смысл на публике (или даже в палате общин, когда того требуют обстоятельства), но перед своими коллегами – особенно такими тертыми, как Вик Гульд, – эти номера не проходят.– Если торговля оружием ставит нас в один ряд с преступниками и убийцами, надо ее прекратить. Это аморально! – заявил я.Теперь вышел из себя Вик.– О, великолепно! Потрясающе! – гневно прорычал он.У меня было ощущение, что он искренне презирает меня, недоумевая, как такого бойскаута допустили в кабинет. И вообще в политику.– А лишать работы сто тысяч честных британцев – морально? А выбрасывать на ветер два миллиона фунтов в год экспортных поступлений – это морально? А голоса избирателей? Где, по-вашему, правительство размещает все эти заказы на оружие?– Как где? В неустойчивых округах?– Вот именно, – подтвердил он, – quod erat demonstrandum Что и требовалось доказать (лат.).

.Мне ужасно не хотелось признавать себя побежденным.– Поймите меня правильно, Вик: раз я знаю обо всем этом, мой прямой долг – сообщить ПМ.– Зачем?«Зачем?» Его вопрос поставил меня в тупик. Лично мне это казалось очевидным.– Если вы подцепили какую-то заразу, вы что, считаете своим долгом награждать ею других?Пока я обдумывал ответ – или, вернее, досадовал про себя на отсутствие такового, – Вик как бы ненароком повернул настольную лампу в мою сторону. Она не слепила мне глаза в буквальном смысле слова, однако я не мог отделаться от смутного ощущения, что ко мне применяют третью степень.И его следующий вопрос только усилил впечатление, что меня допрашивают по подозрению в нелояльности.– Вам нравится быть членом кабинета? – доверительно понизив голос, спросил он.– Да-да, конечно!– И вы хотели бы в нем остаться?Мое сердце ушло – нет, прыгнуло – в пятки, язык прилип к гортани. Значит, они все-таки сомневаются в моей лояльности. О боже! Я удрученно кивнул.– В таком случае… – Он замолчал, явно чего-то ожидая.Я мгновенно покрылся противным липким потом. В глазах потемнело, голова пошла кругом. Все обернулось совсем не так, как мне хотелось. Я планировал непрерывно атаковать, а вместо этого ушел в глухую оборону. Неожиданно под угрозой оказалось… мое политическое будущее!А я, глупец, не желал уступать! Представляете? Сам не знаю почему. Наверно, потому, что голова шла кругом, иначе не объяснишь.– Существует такое понятие, как чувство долга, – донеслись до меня мои собственные слова. – Бывают моменты, когда необходимо поступать так, как подсказывает совесть!Вик снова взорвался. И понятно: напоминать главному Кнуту о совести – все равно, что размахивать красной тряпкой перед быком.Причем на этот раз взрыв был термоядерным. Передо мной разверзлась Скандальная Глотка, которой он славился на весь Вестминстер.– Какого хрена! – заорал он, вскочив и уже не сдерживаясь.Вик, словно танк, надвинулся на меня – мы стояли чуть ли не нос к носу. Выпученные глаза горели гневом…– Какого хрена вы бахвалитесь своей личной чистоплюйской совестишкой?! Хотите показать, что она есть только у вас? А за правительство ваша душа не болит?…– Конечно, болит, – пролепетал я после небольшой паузы, когда шквал, казалось, временно утих.Он отошел удовлетворенный, что услышал от меня хоть один правильный ответ.– Подумать только, премьер-министр вот-вот подпишет международное соглашение по борьбе против терроризма, а…Я перебил его:– Но я ничего не знал об этом.– Вы еще очень многого не знаете, – презрительно отрезал Вик. (В том, что Хэкер не знал о грядущем международном соглашении, нет ничего удивительного. Насколько нам известно, такового вообще не существовало. Скорее всего, Вик Гульд выдумал его под влиянием момента. – Ред.) Он снова подошел ко мне и сел рядом, стараясь быть спокойным. Вернее, делал вид, будто старается быть спокойным.– Неужели вам надо разжевывать азбучные истины? Мы должны заниматься принципиальными вопросами государственного управления, а не ловить за руку мелких сошек – торговцев оружием, террористов…Такая аргументация представляла дело совершенно в ином свете. Более того, я интуитивно почувствовал, что только в таком свете его и надо видеть. И поскорее, иначе Вик будет орать на меня весь день.– Да, теперь мне ясно – речь идет о горстке террористов.– Которые могут убить не так уж много людей, – подхватил Вик.– Пожалуй, нет, – согласился я и виновато улыбнулся, как бы прося снисхождения за проявленную наивность.Но Вик, оказывается, не исчерпал запаса своих оскорблений.– А вы, как выяснилось, готовы пустить под откос наш поезд в угоду тщеславным угрызениям совести.Весь его вид свидетельствовал, что ничего отвратительней тщеславных угрызений совести он в жизни не встречал. Я почувствовал себя раздавленным.Вик тяжело вздохнул и… предложил мне сигарету. А затем преподнес мне сюрприз. Да еще какой!– Да-а, – протянул он, как бы сомневаясь, стоит ли мне говорить. – А ведь ПМ серьезно рассматривает вашу кандидатуру на пост министра иностранных дел.Он снова ошеломил меня. Я всегда об этом мечтал. Конечно, после того, как Мартина «вышибут наверх», в палату лордов. Но я понятия не имел, что ПМ тоже об этом известно.Я отказался от предложенной сигареты. Вик прикурил свою и с удовольствием откинулся на спинку стула.– Впрочем, – он сочувственно пожал плечами, – если вам дороже венец мученика – валяйте, настаивайте на расследовании, ставьте под удар все, за что мы вместе боролись все эти годы, не стесняйтесь…Я поспешил объяснить, что ни в коем случае не хочу этого. Хотя сам по себе факт продажи секретных британских детонаторов итальянским террористам, конечно, ужасен, но, как совершенно справедливо заметил Вик, существует более важное понятие – «верность общему делу», умение широко мыслить и смотреть вперед…Вик согласно кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76