– Нет, Хамфри, – терпеливо возразил я. – Меня интересует куда более важный вопрос – вопрос жизни и смерти.– Простите, господин министр, но нельзя ли отложить это до конца рабочего дня? Вы же видите, я сейчас занят…– Это тоже относится к работе.– Что вы говорите? – искренне удивился мой постоянный заместитель. – Тогда, конечно… прошу вас, продолжайте.Я спросил его, каким образом осуществляется продажа британского оружия иностранцам. Он тут же объяснил мне всю систему. Производитель должен получить экспортную лицензию в министерстве торговли… Оружие за границу продают как государственные организации, так и частные компании… Обычно они продают его иностранным правительствам, но иногда и посредникам – так называемым третьим лицам. Иначе говоря, некий человечек из Манчестера закупает партию от имени некоего лица с Нормандских островов, которое имеет официальный контракт с неким лицом из Люксембурга, и так далее.На мой естественный вопрос, существует ли какой-нибудь контроль за тем, к кому в конечном итоге попадает оружие, Хамфри уверенно ответил, что такой контроль, само собой разумеется, существует. Посредник должен иметь специальный документ, известный под названием «сертификат конечного потребителя». А на сертификате должна стоять подпись этого конечного потребителя, одобренного правительством Ее Величества.«Да, – подумал я, – а можно ли считать «сертификат конечного потребителя» надежной гарантией? Интересно, удивился бы сэр Хамфри, если бы, например, британский авианосец обнаружился где-нибудь в Центральноафриканской Республике?» (Сэр Хамфри, безусловно, очень бы удивился, впрочем, как и любой другой на его месте, поскольку Центральноафриканская Республика расположена за тысячу миль от побережья. – Ред.) По утверждению сэра Хамфри, «официально этого не может быть», то есть экспортируемое оружие не может оказаться у нежелательных лиц.– Для этого предусмотрены строгие меры безопасности, инспекции на местах, исчерпывающие процедуры контроля, – пояснил он.Официально не может быть! Мне слишком хорошо известно значение этой фразы, то есть все это не более, чем ширма. Услышав мое мнение, Хамфри снисходительно усмехнулся.– Господин министр, вам не кажется, что лучше не вдаваться в подробности?Я наотрез отказался играть в его игры.– Нет, не кажется. Мои опасения полностью подтвердились. Вчера вечером из заслуживающего доверия источника я получил информацию, что британское оружие продается террористам в Италии.Мой постоянный заместитель принял серьезный вид.– Ясно. Могу я поинтересоваться вашим источником?Я был потрясен.– Хамфри! Я же только что сказал, что информация получена мною в конфиденциальной беседе.Мое негодование, казалось, нисколько его не задело.– О, простите, господин министр, я полагал, что вы собираетесь мне о нем рассказать.Я замолчал. Наблюдая за ним, обратил внимание на его безмятежный вид. Судя по всему, информация не произвела на него никакого впечатления. Оказалось, так оно и есть.– Такие вещи – обычное явление, господин министр. Это не наша проблема, – спокойно заявил он.– Грабежи и насилие – тоже обычное явление, Хамфри. Вас это не волнует?– Нет, господин министр. Это должно волновать министерство внутренних дел.Я чуть не лишился дара речи. Неужели чиновник убил в нем гражданина? Конечно, являясь моим помощником по административным проблемам, он обязан носить эту шляпу, но ведь существуют и вопросы высшего порядка… моральные соображения, наконец!– Мы снабжаем террористов смертоносным оружием! – возмущенно заявил я.– Не мы.Его уверенность сбила меня с толку.– Не мы? Тогда кто?– Не знаю. – Он пожал плечами. – Министерство торговли, министерство обороны, МИДДС – кто угодно.Так, никаких сомнений, он сознательно морочит мне голову.– Мы, Хамфри, – британское правительство! Британское оружие ставит под угрозу жизнь невинных людей! Задумайтесь над этим, Хамфри!– Так ведь итальянцев, а не англичан.– А английские туристы? – спросил я, позволив себе временно отвлечься от более широкой проблемы. (Под более широкой проблемой Хэкер подразумевал известную точку зрения: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе» (Джон Донн). – Ред.) – Британские туристы? Проблема МИДДСа.Нет, это бессмысленно – перекидываемся словами, как мячиками!– Послушайте, Хамфри, мы должны что-то сделать.– При всем уважении к вам, господин министр… (Похоже, он решил снять белые перчатки.) мы не должны ничего делать.Послушаешь его, так можно подумать, будто ничего не делать означает активно что-то делать. Естественно, я попросил его объяснить, что он имеет в виду.Хамфри охотно согласился.– Продажа оружия за границу является одной из сфер деятельности правительства, к которой не следует проявлять слишком пристальное внимание.Такой подход меня никак не устраивал, о чем я и сообщил ему, добавив, что теперь, зная все, считаю себя обязанным уделить этому вопросу самое пристальное внимание.– А вы говорите, что ничего не знаете, – как ни в чем не бывало, посоветовал он.– Вы что же, предлагаете мне заниматься брехней? – нахмурившись, спросил я, желая уточнить, правильно ли понял его слова относительно того, что мне следует говорить.– Вам? Ни в коем случае. Наоборот, – загадочно ответил он.– Наоборот? Как же я, по-вашему, должен себя вести?– Как спящая собака, господин министр.Круг снова замкнулся.Спорить с моим постоянным заместителем – все равно что бить кулаком по тарелке с кашей… Мне ничего не оставалось, как заявить ему о своем твердом намерении заняться расследованием этого темного вопроса, поскольку меня не удовлетворяют аргументы и гарантии сэра Хамфри.У него сразу упало настроение. Конечно, не из-за бомб и террористов, не из-за невинных жертв, а из-за расследования.– Ради бога, господин министр, заклинаю вас!Я промолчал, давая ему возможность высказаться до конца. Может, хоть теперь я услышу что-нибудь дельное. И услышал. Но не то, что ожидал.– Господин министр, позвольте напомнить вам о двух основных принципах руководства: первое – никогда не заниматься чем бы то ни было без особой нужды и второе – никогда не затевать расследования до тех пор, пока не будут заранее известны его выводы.Потрясающе! Речь идет о моральных проблемах чрезвычайной важности, а он ничего не желает знать, кроме каких-то там правил!– Хамфри, как вы можете? Ведь речь идет о проблемах добра и зла!– А-а, пусть об этом голова болит у англиканской церкви, – отшутился он.Мне было совсем не смешно.– Нет, Хамфри, это наша боль. Мы говорим о жизни и смерти!– Вы, возможно, и говорите, но не я. Я не могу себе позволить так злоупотреблять служебным временем.Он шутит, решил я. Оказалось, нет. Мой постоянный заместитель был более чем серьезен.– Неужели вы не видите, – взмолился я, решив воздействовать на него эмоционально, – что продажа оружия террористам аморальна? Неужели не видите?Нет, не видит.– Оружие можно либо продавать, либо не продавать, – последовал холодный, рациональный ответ. – Если продавать, то оно неизбежно окажется у тех, кто в состоянии за него заплатить.Сильный аргумент, ничего не скажешь. И тем не менее, надо всеми способами постараться лишить террористов возможности получать оружие.Хамфри счел эту задачу смехотворной и/или практически невыполнимой.– Что ж, давайте наклеим на приклады автоматов предупредительные ярлыки «НЕ ДЛЯ ТЕРРОРИСТОВ», – снисходительно усмехнувшись, предложил он. – Или еще лучше: «ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ: ЭТОТ АВТОМАТ МОЖЕТ ПРИЧИНИТЬ СЕРЬЕЗНЫЙ ВРЕД ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ». Думаете, поможет?Я даже не улыбнулся. Лишь выразил свое удивление и возмущение тем, что он может так легкомысленно относиться к такому важному вопросу. Я обвинил его в стремлении закрыть глаза на столь неправедное дело, каким является продажа оружия террористам, и потребовал прямого ответа – так это или нет.Он вздохнул. Затем, с трудом сдерживая раздражение, ответил:– Раз вы так упорно настаиваете на моем участии в обсуждении моральных проблем, позвольте мне прежде всего отметить, что любое дело либо праведно, либо неправедно. Оно не может быть столь неправедным.Я попросил его не жонглировать словами.– Господин министр, правительство не обязано заниматься проблемами морали, – заявил он, не обращая внимания на мою просьбу.– Да? А чем оно обязано заниматься?– Стабильностью. Обеспечением нормального течения жизни. Предотвращением анархии. Защитой общества…– Но для чего и во имя чего? – перебил я.Хамфри непонимающе уставился на меня. Пришлось разъяснить свой вопрос.– Разве не главная, конечная цель правительства – творить добро?Для моего постоянного заместителя это понятие было слишком расплывчатым.– Правительство не оперирует понятиями добра и зла, его категории – порядок и хаос.Мне понятна логика Хамфри. Я знаю: всем нам, политикам, время от времени приходится делать то, во что мы не верим, голосовать за то, что считаем негодным. Я – реалист, а не романтик-бойскаут. Иначе мне бы никогда не достигнуть уровня члена кабинета Ее Величества. Я не наивен и прекрасно понимаю, что каждое правительство действует исключительно в собственных интересах. Но… всему же есть предел! Допустимо ли, чтобы итальянские террористы получали британские детонаторы, да еще с компьютерным устройством?По-моему, абсолютно недопустимо. Но еще больше меня расстраивает полнейшее равнодушие сэра Хамфри. Я прямо сказал ему об этом.Его ответ был на удивление прям и прост:– Эмоции – не мое дело, господин министр. Для этого существуют политики. Мое дело – претворять в жизнь политику правительства.– Даже если вы убеждены в том, что она неверна?– Неверна практически любая политика правительства, господин министр, – доброжелательным тоном заметил он, – но кто-то же должен претворять ее в жизнь.Мне всегда претила манера камуфлировать мысль красивыми словами. Я почувствовал непреодолимое желание докопаться до сути важнейшей моральной проблемы. Логика типа «мы только выполняем приказы» приводит к концентрационным лагерям. С этим надо разобраться… раз и навсегда.– Хамфри, вы можете привести хоть один пример, когда бы государственный служащий подал в отставку по принципиальным соображениям?Теперь он был шокирован.– Немыслимо! Что за предположение!Как интересно: это был единственный эпизод нашей беседы, не оставивший равнодушным моего постоянного заместителя. Я в задумчивости откинулся на спинку стула. Он тоже молчал, скорее всего, ожидал очередных идиотских, с его точки зрения, вопросов.– Мне впервые пришло в голову, Хамфри, – медленно протянул я, – что вас совершенно не интересует цель… только средства.– Что касается меня и моих коллег, господин министр, мы никогда не разграничиваем цель и средства.– С такими убеждениями все вы попадете в ад.Наступило долгое молчание. Вначале мне казалось, он размышляет о характере зла, служению которому он вольно или невольно себя посвятил. Отнюдь. Через некоторое время, поняв, что я жду от него ответа, он с легким удивлением сказал:– Господин министр, я прежде не замечал за вами склонности к теологии.Мой благородный порыв, мои возвышенные аргументы не произвели на него никакого впечатления.– Вы – моральный вакуум, Хамфри, – сообщил я ему.Он вежливо улыбнулся и слегка наклонил голову, как бы благодаря за учтивый комплимент.– Если вы так считаете, господин министр…Все это время Бернард находился в кабинете и – я обратил внимание – практически не делал заметок. Но что еще более необычно для него – не произнес ни слова. Поэтому я чуть не вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:– Господин министр, вам пора на встречу.Я повернулся к нему.– Вы держитесь в тени, Бернард. А как бы вы себя повели в этом деле?– Я бы держался в тени, господин министр.Разговор снова зашел в тупик. На этот раз окончательно. Я бросил Хамфри в лицо все оскорбления, на которые только был способен, а он воспринял их, как комплимент. Создается впечатление, что он начисто лишен морали. Нет, не аморален – просто у него отсутствуют моральные соображения. Он вежливо прервал мои печальные раздумья:– Господин министр, полагаю, на вопросе о продаже оружия мы теперь можем поставить точку?– Нет, не можем! – отрезал я и добавил, что намерен продолжить этот разговор с премьер-министром, поскольку его такие вопросы наверняка интересуют. Кого, как не его?! Затем я попросил Бернарда договориться об аудиенции у ПМ.Сэр Хамфри со мной не согласился.– Ошибаетесь, господин министр, именно о такого рода делах ПМ предпочел бы никогда не знать, уверяю вас.– Посмотрим, – сказал я и отправился на встречу. Вспоминает сэр Бернард Вули: «Я хорошо помню свое крайне угнетенное состояние после того знаменательного разговора – из головы не выходила тревожная мысль: а вдруг министр прав? Настолько тревожная, что я даже поделился своими опасениями со стариной Хамфри. «В высшей степени маловероятно, – ответил он. – А вы о чем, собственно?»Объяснил ему, что меня беспокоит проблема цели и средств. А вдруг я тоже со временем стану моральным вакуумом? Ответ сэра Хамфри, признаться, удивил меня. «Хотел бы надеяться, – сказал он. – Если, конечно, не пожалеете для этого сил».Его слова расстроили меня еще больше. Понимаете, в те времена я искренне полагал: нельзя проводить в жизнь политику правительства, не веря в нее.Сэр Хамфри только покачал головой и вышел из кабинета. Позднее в тот же день я получил от него памятную записку. Вот она: ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКАОт: Постоянного заместителяКому: Б.В.5 сентябряВсесторонне обдумав Ваш вопрос, настоятельно рекомендую принять к сведению нижеследующее соображение.За тридцать лет моего пребывания в Уайтхолле сменилось одиннадцать правительств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76