Не без некоторого раздражения попытался объяснить ей про кейсы, но она безапелляционно заявила, что они могут и подождать.– Энни, – с упреком сказал я, – надеюсь, ты еще не забыла, что твой муж – министр Ее Величества… член кабинета Ее Величества… и что он занимается довольно важными делами…Как ни странно, мои доводы не оказали на Энни никакого воздействия. По ее словам, в моем распоряжении двадцать три тысячи подчиненных, в то время как у нее ни одного.– Ты можешь поиграть со своими бумажками попозже, – заявила она, – а раковину надо прочистить сейчас.Я не успел ничего ответить, так как в этот момент Люси, потянувшись через стол за мармеладом, уронила его с ножа… прямо на мои бумаги. Я попытался соскрести его, но в результате размазал по всем листам.Попросил Люси побыстрей сходить за тряпкой – достаточно необременительная просьба – и… был просто шокирован последовавшим за этим взрывом.– Сходи сам! – прорычала она, сжав кулачки. – Не забывай, ты не в Уайтхолле… «Да, господин министр… Слушаюсь, господин министр… Позвольте мне вылизать вам башмаки, господин министр…»Я лишился дара речи. Энни встала на мою защиту, хотя и не так решительно, как я был вправе от нее ожидать.– Люси, дорогая, – произнесла она с легким упреком, – ты несправедлива. Эти государственные служащие только делают вид, будто готовы ходить перед нашим папочкой на задних лапках, а вообще-то они не обращают на него никакого внимания.Ну, это уж слишком! Я объяснил Энни, что не далее как два дня назад я одержал значительную победу над своими подчиненными, и в доказательство многозначительно кивнул на пять набитых доверху кейсов.Странно, ее это почему-то не убедило.– Какое-то время ты действительно был хозяином положения, но сейчас сэр Хамфри и компания снова задавили тебя, – отрезала она.– Ты не понимаешь самого главного, – возразил я. – Хамфри изо всех сил старается убедить меня, что «есть вещи, которые министру лучше не знать». Это означает, что он, скорее всего, скрывает или хочет скрыть от меня информацию. Возможно, очень важную. Теперь же, по моему настоянию, я буду получать детальную информацию обо всем, что происходит в моем министерстве.Однако ее ответ заставил меня взглянуть на ситуацию другими глазами. Улыбнувшись своей доброй, полной сочувствия и желания помочь улыбкой, она сказала:– И как только тебя сделали министром? Не понимаю. Ты ведь такой дурашка.Я снова раскрыл рот от изумления. А она продолжала:– Неужели ты не видишь, что играешь им на руку? Он должен плясать от радости. Ты позволил ему затопить себя потоком бесполезной, второстепенной ерунды!Неужели она права? «Энни зря говорить не будет», – молнией мелькнула в голове мысль. Я бросился к красным кейсам. Точно! Прогнозы, техническая документация, стенограммы различных заседаний, заявки на канцелярские товары… Бумажный хлам!Все, как в «Уловке-22». Мерзавцы! Они либо дают мало информации и из нее не выудишь никаких фактов, либо заваливают ею настолько, что их там просто невозможно найти.Бороться с ними бесполезно. Мы приходим и уходим, а они остаются. 21 февраля Существует точка зрения, что резкие перепады в каждодневной жизни министра Ее Величества помогают ему тверже стоять на грешной земле и постоянно ощущать свою связь с народом. Лично меня эти перепады делают психом.В течение рабочей недели меня оберегают, холят и лелеют. Любое мое пожелание сопровождается соответствующим распоряжением (конечно, не в отношении действительно важных, серьезных вопросов, а в смысле множества рутинных, будничных мелочей). За меня отвечают на деловые письма и телефонные звонки, мое мнение спрашивают по любому поводу, меня везде возят на служебном лимузине, обслуживают и прислуживают и вообще носятся со мной, как дурень с писаной торбой.Увы, все это происходит только в служебное время и касается только моих министерских обязанностей. Для партийных или, скажем, общественных дел в министерстве палец о палец не ударят. Если мне надо побывать на партийном митинге, добираюсь я туда своим ходом, на рейсовом автобусе. Если еду в свой округ на встречу с избирателями, меня не сопровождает ни один из моих многочисленных помощников. Написав выступление для партийного центра, я никогда не могу найти машинистку. Иными словами, пять дней в неделю меня оберегают, как бесценную антикварную вазу, а в субботу и воскресенье я вынужден перестраиваться: стирать белье, прочищать засорившуюся раковину, подстригать газоны и т.д., и т.п.Вот и в эту пятницу я, как всегда, добрался до дома вечерним поездом, а пять красных кейсов в субботу утром доставили на служебной машине!Ночью практически не сомкнул глаз. Из головы не выходили слова Энни. Утром, совершенно разбитый, спустился к завтраку и, к удивлению, увидел за столом свою дочь (это в такую-то рань!), с воинственным видом читавшую статью о барсуках во вчерашней «Гардиан».Оказывается, Люси поджидала именно меня.– Тут о тебе написано, папочка, – язвительно заметила она. Я ответил, что знаю, но она все равно с выражением прочитала: «Хэкер – барсучий палач!»– Папа ее уже видел, дорогая, – поддержала меня Энни. Но Люси, пропустив замечание матери мимо ушей, громко зачитала мне всю статью, от первого до последнего слова. Я сказал, что все это чепуха. Выеденного яйца не стоит. Она не поверила. Тогда я решил все ей растолковать.– Во-первых, я не барсучий палач. Во-вторых, барсукам абсолютно не грозит вымирание. В-третьих, отсутствие охранного статуса отнюдь не означает, что барсуков будут истреблять. В-четвертых, если ради тотального плана спасения экологического наследия Англии требуется пожертвовать несколькими барсуками – какой может быть разговор!Увы, я не учел того обстоятельства, что словосочетание «тотальный план» почти всегда плохо воспринимается, особенно поколением, выросшим на послевоенных фильмах.– Тоталь план, майн фюрер! – Моя дорогая дочка вскинула руку в нацистском приветствии. – Конешный цел оправдывайт средства!Люси, по-моему, делает из мухи слона, не говоря уже о том, что в устах ярой поклонницы «чокнутых леваков» откровенно абсурдно звучат обвинения в чьем-либо еще пристрастии к тезису «цель оправдывает средства» (в который я лично не верю, во всяком случае, не на сто процентов).– Еще бы, у барсуков ведь нет права голоса!Что это за многозначительные высказывания? Я не совсем понял, куда она клонит.– Очень просто. Если бы барсуки пользовались избирательным правом, ты бы и не подумал их истреблять. Упаси боже! Ты бы месяцами не вылезал из Хейуард-Спинни, пожимал бы им лапы и облизывал их барсучат. Ха! Уж ты-то умеешь втереться в доверие.Втереться в доверие к собственной дочери мне, надо полагать, не удалось.– Люси, – снова вмешалась Энни, но, на мой взгляд, без должной строгости, – так с отцом не говорят!– Но это же правда! – не уступала Люси.– Да-а, правда, но… видишь ли, наш папочка занимается политикой. Ему по статусу положено втираться в доверие.Благодарю покорно.– Этому надо положить конец! – заявила Люси.Новое дело: сперва обвинила, а теперь еще будет меня учить!– Опоздала, дорогая, – не без злорадства ухмыльнулся я. – Решение принято.– Я его отменю, – отрезала она. Вот глупышка!– Отлично, – сказал я. – Это совсем нетрудно: добейся своего выдвижения в кандидаты, победи на всеобщих выборах, завоюй авторитет как заднескамеечник, пусть тебя назначат министром и… отменишь закон. Только и всего. Никаких проблем. Правда, барсукам придется немного подождать…Она пулей вылетела из дома и вернулась, слава богу, только вечером. (Тем временем Бернарда Вули все больше мучили угрызения совести: ему было неловко скрывать факты от своего министра. Он никак не мог приучить себя к мысли, что фраза «есть вещи, которых министру лучше не знать» является основной гарантией для безопасности государственной службы. Кончилось тем, что он направил сэру Хамфри записку с просьбой объяснить, почему господину министру не следует знать то, что он хочет знать. Ниже приводится ответ сэра Хамфри. – Ред.) «Б.В.!Этой страной управляют министры, принимающие решения на основе альтернативных предложений, подготовленных для них нами. Располагая полной информацией, они могли бы придумывать новые варианты, причем далеко не все из них соответствовали бы интересам общества. Более того, им, чего доброго, взбредет в голову выдвигать собственные планы, а не выбирать из двух-трех, предлагаемых нами. До тех пор, пока этим занимается государственная служба, мы имеем возможность подводить министров к правильным решениям. Мы не настолько глупы или наивны, чтобы поверить в существование одного-единственного правильного решения какой-либо проблемы. Поэтому подводить министра к тому, что у нас принято считать «здравым смыслом», – наш гражданский долг. Эффективность нашей работы зависит от умелого использования ряда ключевых слов, благодаря которым предлагаемая альтернатива выглядит намного привлекательней.Министры, как правило, принимают предложения, в которых употребляются слова «простой», «быстрый», «популярный» и «не требующий затрат».Министры, как правило, отвергают предложения, содержащие слова «сложный», «длительный», «дорогостоящий» и «противоречивый».Кроме того, если вы хотите, чтобы министр наверняка отверг ваше предложение, употребите слово «дерзновенный».Запомните: только благодаря такому подходу к взаимоотношениям государственной службы с министрами Британия и стала тем, что она есть.Х.Э.»
(По нашему мнению, особое внимание в приведенной инструкции сэра Хамфри следует обратить на лексический отбор. Например, словосочетание «здравый смысл», по-видимому, означает линию поведения, которой государственная служба могла придерживаться, не вызывая чрезмерного недовольства политической партии, находящейся у власти в данный момент. Слово «дерзновенный» употреблено в более неприемлемом смысле, чем «противоречивый»: последнее надо понимать только как «вы потеряете часть голосов», в то время как первое – «вы проиграете на выборах». – Ред.) 22 февраля «Дорогой папочка!Завтра мы с Питером, моим соучеником и любовником, проведем 24-часовую демонстрацию протеста в Хейуард-Спинни под девизом «Спасите барсуков!»Демонстрация будет проводиться в голом виде.Если до пяти часов завтрашнего дня мы не получим достаточно надежного заверения в том, что барсукам будет возвращен охранный статус, мы проинформируем о нашей акции представителей прессы.Намеченная на 18.00 пресс-конференция будет также проводиться в голом виде.Люси Хэкер».
(Это письмо Бернард Вули обнаружил утром 22 февраля, когда разбирал почту Хэкера. На конверте было написано «Папочке». Однако в соответствии с действующими правилами личные секретари вскрывают любые письма, вплоть до совершенно секретных, кроме тех, на которых имеется надпись «Лично». Такой надписи на письме не было. – Ред.)
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.) Вторая половина дня сегодня, казалось, будет тянуться вечно. Честно говоря, я полагал, что в общем и целом мне удалось преодолеть крутые зигзаги капризной фортуны. Но сегодня мне пришлось пережить один из самых мрачных эпизодов моей политической карьеры. Впрочем, лучше изложить все по порядку. Вначале мне испортила настроение нелепая карикатура в «Стэндард».
ХЭКЕР – БАРСУЧИЙ ПАЛАЧ!
Затем, едва я вернулся с заседания кабинета, ко мне как-то неуверенно вошли сэр Хамфри и Бернард. Вид у них был крайне озабоченный.– Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее? – поинтересовался я.– Э-э… легкое недоразумение, – уклончиво ответил сэр Хамфри.– Насколько легкое?Он, как всегда, пустился в пространные объяснения. Дескать, он не хотел бы сеять ненужные страхи и рисовать картину в более мрачных тонах, чем она того заслуживает, но вместе с тем… и так далее, и тому подобное. Я попросил его не тянуть и добавил, что готов грудью встретить любую опасность…– Боюсь, не самое удачное словосочетание в данной ситуации, – загадочно пробормотал сэр Хамфри.Я по-прежнему не имел ни малейшего представления, о чем пойдет разговор, а Хамфри проявлял какую-то странную нерешительность. Наконец он выдавил из себя, что одна студентка и ее приятель намерены устроить в Хейуард-Спинни 24-часовую демонстрацию протеста. Я не нашел в этом сообщении ничего угрожающего: подумаешь, два молодых шалопая пытаются – уверен, без малейшего шанса на успех – привлечь к себе внимание!Не только не нашел, но и, как последний идиот, сказал об этом! (Если я чему и научился сегодня, так это не стрелять влет. Надо выждать, пока прояснится картина, а уж потом бить наверняка.)Но в тот момент меня, как назло, обуял приступ словесного недержания.– Кого это волнует?! – взял я с места в карьер. – Эти студенты всем уже надоели. Им просто хочется выставить себя напоказ…– В данном случае, – заметил сэр Хамфри, наконец-то при открывая завесу таинственности, – похоже, им есть что выставлять: демонстрация будет проводиться в голом виде.В голом виде? Это меняет дело. Такая акция безусловно привлечет к себе внимание и почти наверняка попадет на первые страницы бульварных газетенок. Но поскольку сэр Хамфри – теперь остается только сожалеть – описал мне не всю картину, я продолжал в том же духе, каждым словом ставя себя в еще более дурацкое положение.– В этих студентов словно вселился какой-то бес. Ужасно! Ни стыда, ни совести! И в этом виноваты прежде всего их родители. Не занимаются воспитанием, позволяют им шалопайничать, вбивают в голову всякую обывательскую дребедень о несовершенстве существующего строя…Заодно я не упустил возможности подчеркнуть, что падение нравов и рост анархических настроений среди современной молодежи – прямое обвинение родительской беспечности и нежеланию всерьез заниматься собственными детьми.Только тогда Хамфри соизволил открыть мне, что упомянутую студентку зовут мисс Хэкер. На мгновение я растерялся. Подумал: простое совпадение. Однако вскоре до меня дошел смысл сказанного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76