Пред
лагал Серику и его дружкам заняться ремонтом автомобилей, обещал постав
лять запчасти по дешевой цене, твердил, что дело выгодное. Беседовал соли
дно, с расстановкой, в сторону Маринки даже не смотрел. Не глядел, как она п
рикусывала белыми сахарными зубами травинку, как хохотала, красиво заки
дывая назад одуванчиковую голову, как сияли теплым вечерним светом ее пе
сочные глаза. Не глядит он в ее сторону, но вдруг как обольет жаром, оплави
т кипящим угольем глаз, а потом резко потухнет его взгляд, точно подернет
ся холодным пеплом.
Только один раз провожал он ее до калитки. Болтали ни о чем, стояли возле в
орот, пока мать не гаркнула на дочку с крыльца, чтобы прекратила обжимать
ся по кустам да шла домой.
Но с той поры пошла по поселку молва, что жалейковская Маринка связалась
с цыганом из каменного дома. А молва что зола Ц не отмоешь добела.
Однажды поздно вечером шла Верка от своего азербайджанца (она опять стал
а с ним потихоньку встречаться, забыв недавнюю обиду) и услышала знакомы
й колокольчиковый смех дочери возле конторы. «Ну я щас ей задам», Ц взбел
енилась сразу, будто внутри ее кто-то включил зажигание. Голову тяжелила,
дурманила «паленая» водка, которой торговал ее дружок.
Выскочила Верка в светлый круг от качавшегося на столбе фонаря, углядела
одуванчиковый пух дочкиных волос, расслышала низкий мужской гогот… Там
еще были девчонки, но не до них было Верке.
Ц Эт-то что такое? Ц в бешенстве заорала она. Ц А ну, марш домой! Ц Две по
щечины прозвенели в тихом вечернем воздухе, как выстрелы. Ц Ишь ты, устро
ила сучью свадьбу! Сучка одна, а кобелей много!
Маринка только склонила голову и побежала прочь, давя слезы. Мутно свети
лось в темноте ее ситцевое платье.
Ц Теть Вер, да вы что! Ц вступился за свою зазнобу главарь компании Сери
к. Ц Мы ж только разговариваем!
Ц Знаю я ваши разговоры! Ц дохнула Верка застоявшимся перегаром. Ц От
этих разговоров у девок животы пухнут!
И пошла восвояси, плавно перекатывая под платьем свои наливные окорока.
В этот миг вдобавок к чувству честно выполненного долга она испытывала о
собую материнскую правоту.
Несколько дней Маринка провела под домашним арестом. На улицу ей разреша
лось выходить лишь за водой к колонке. Но едва она появлялась с огромным б
идоном на дребезжащей тележке с деревянными колесиками, как неподалеку
волшебным образом возникала курчавая голова Жана.
А потом чрезмерные строгости постепенно заглохли сами по себе, и Маринка
опять стала выходить к «расчетке». Однако теперь, чтобы обезопасить себ
я от нелепых обвинений матери, она брала с собой дурочку Таню. Таня только
тихо улыбалась, слушая разговоры Маринки с Жаном, и лишь одобрительно мы
чала. Ей нравились эти вечерние посиделки, ей было так интересно! Она еще н
икогда не видела вокруг себя столько чужих интересных лиц! Лидия Ивановн
а в принципе не возражала против таких прогулок. Ведь когда ее дочка с Мар
инкой, с ней ничего не может случиться.
Ц Пыдем-м! Ц радостно гудела Таня, надевая свое лучшее платье, и ее синие
, озерные глаза сияли от счастья.
А скоро она выучила еще одно новое слово: «Жан-ны!»
Жан провожал подружек домой, с каждым разом все более забывая о своей жен
е, детях, об обязанностях настоящего цыгана перед семьей и племенем.
Дальше разговоров и робких рукопожатий дело у них не шло. Мешала дурочка
Таня, ковылявшая рядом, мешали всевидящие глаза соседей в бараке напроти
в…
Ц Я хочу уехать, Ц однажды призналась Маринка. Ц Вот получу аттестат…

Ц И я тоже хочу, Ц неожиданно признался Жан.
Маринка не осмелилась спросить у него про семью. Побоялась.
Ц Не-и нады! Ц загудела Таня, услышав про отъезд. Ц Н-не!
Между тем не только Маринкиной матери не нравилась странная дружба деву
шки с женатым цыганом…
Влюбленный Серик, наблюдая благосклонное отношение Маринки к «грязноп
узому» сопернику, наливался черной злой ревностью. Голову его туманили н
евероятные планы мести, и он лишь выжидал удобного момента, чтобы разом о
томстить и ветреной девице, и ее кавалеру.
Верке недосуг было следить за порядочностью дочери, сложная личная жизн
ь отнимала у нее все свободное время. Однако вскоре бдительные мурмышски
е старухи не замедлили доложить ей, что Маринка опять что ни вечер ошивае
тся у «расчетки».
Однажды, вдрызг разругавшись со своим приятелем-ларечником, Верка решил
а с пользой для дела выплеснуть вовне свой праведный гнев. Она раздобыла
бидон с керосином, притащила его поздно ночью к «расчетке», пыхтя, облила
скамейки, фонарный столб, навес от дождя. И чиркнула спичкой.
Горело хорошо, знатно. Все сгорело дотла Ц и скамейки, и столб, и навес. Пла
мя чуть было не перекинулось на саму расчетную контору, но здание спасла
подъехавшая пожарная машина.
Целую неделю из-за спаленного столба добрая половина поселка сидела без
электричества и вместо мексиканского сериала обсуждала латиноамерика
нские страсти в Мурмыше, на просторе заволжских степей. Маринка же получ
ила свою законную порцию затрещин и познала, что такое недовольство свои
х сверстников, которых ее мать лишила удобного пристанища.
Ц Это все из-за нее, из-за Маринки! Ц подначивал своих приятелей Серик. О
н тяжело переживал фиаско на любовном фронте. Ему неприятно было сознава
ть, что какой-то грязнопузый цыган из каменного дома добился у девушки ку
да больше, чем он, поселковый заводила.
Воображение Серика рисовало сладострастные картины на привольных, цве
тущих желтоглазыми ромашками пустырях вокруг Мурмыша. И его небольшие, с
тальные глаза темнели от ярости.
Ц Это все из-за нее и из-за цыгана! Ц зло щурился Серик.
Приятели охотно поддержали его. Давно уже в поселке, расслабленном майск
им цветением яблонь и вишен, не случалось больших драк. Кулаки у парней че
сались нестерпимо.
Ц Рожу бы ему начистить! Ц хмуро заметил один из компании.
Ц Точно! Ц поддержал его другой.
Ц Пошли в Цыганскую слободку, может, поймаем его!
Парни, в которых комариным зудом свербило предчувствие славной драки, гу
рьбой направились к каменному дому, мечтая встретить по дороге кого-ниб
удь из ненавистного племени. Как на грех, цыгане словно почувствовали пр
иближение грозы и попрятались.
Толпа бурлила. Напряжение должно было рано или поздно вылиться. И оно выл
илось.
Трое цыган везли на телеге гору старых полугнилых досок для строительст
ва пристройки к дому.
Ц Тпр-ру! Ц остановил телегу Серик и закатал рукава, чтобы было сподруч
ней драться. Ц А ну, слезай!
Цыгане заартачились и тем подписали себе приговор.
Поселковые достали из карманов велосипедные цепи и кастеты. Вскоре уже у
пала в растертую ногами пыль первая капля черной цыганской крови, всхрап
нула лошадь, испугавшись яростного крика. Драка была жестокая, отчаянная
, не до первой крови, а до первой смерти.
Сначала перевес был на стороне нападавших. А потом кто-то донес о происхо
дящем в каменный дом Ц и понеслось… Тонким воем заголосили цыганки, а му
жчины, и стар и млад, все, кто был дома, поснимали со стен ружья и пошли защищ
ать своих.
И вот уже цыгане стали теснить поселковых парней…
Когда на место действия прибыла не слишком расторопная милиция, все было
уже кончено. Кому-то сломали руку, кого-то пырнули ножом в живот, Серику же
выбили передние зубы.
Вскоре место драки опустело. Только в пыли осталось лежать неподвижное т
ело, над которым причитала по-цыгански женщина в длиннополой юбке, робко
выли испуганные дети.
Поражение было позорным. Серика продержали два дня в милиции, а потом вып
устили. Казалось, что в поселке все над ним смеются. Злость требовала выхо
да.
Ц А все из-за этой твари паскудной, Ц свирепо процедил сквозь зубы паре
нь и решил наконец выместить свое ожесточение.
Подкрался под окна знакомого барака, стукнул в стекло. При появлении чуж
ака Вильма приветливо вильнула хвостом и доброжелательно тявкнула, инт
еллигентно намекая, что хозяев нет дома.
Ц Вот сучка, шляется где-то! Ц процедил Серик и рассерженно пнул Вильму
в отвисший живот. Вильма заскулила и испуганно уползла в конуру. Ц Небос
ь опять со своим цыганом в канаве валяется! Ц прошипел он вслух.
Розовый бешеный газ дурманил голову. Серик заметался по двору, не зная, ка
кую еще пакость изобрести, спугнул кур (те удрали от него на огород и спрят
ались в помидорах, предводительствуемые падишахом-петухом), забежал в с
арай. Кролики испуганно метнулись в клетке, чуя беду. Одного из них Серик о
т злости задушил пальцами, но остальных не тронул Ц неинтересно. Угляде
л через щели сарая нечто более любопытное: дурочка, Маринкина подружка, к
овыляла по двору и счастливо щурилась на свет в кружевной тени вишенника
.
Серик выскользнул прочь из сарая. Одним движением перемахнул через забо
р, вскарабкался по насыпи.
Ц Эй, ты! Ц негромко крикнул он. Оглянулся. Ц Иди сюда, слышь, чё говорю?
Дурочка недоуменно загудела, но послушно направилась к плетню.
Ц Не бойся, иди! Ц ласково позвал Серик, приглашая ее выйти со двора. Ц Ч
ё-то дам тебе, слышь?
Таня только замычала, завертела головой: «Н-не!»
Серик обернулся, лихорадочно облизал губы, нетерпеливо переступил с ног
и на ногу. Коварная мысль уже вскружила его шальную голову.
Ц Слышь, чё скажу! Ц зашептал он, протягивая камешек, который нащупал ту
т же, под ногами. Ц Иди, Маринка тебя зовет, слышь? Маринка!
Ц М-мырина! Ц обрадованно загудела дурочка и доверчиво заковыляла за о
граду.
Ц Пошли со мной! Ц сказал ей Серик и на всякий случай оглянулся Ц не вид
ит ли кто.
Никого не было. Ленивый майский полдень вольготно разлился по степи. Зве
нели пчелы, опьяненные медовым ароматом, высоко в небе, оставляя инверси
онный след, похожий на дорожку елочной ваты, плыл в Самару самолет.
Ц Пошли! Ц повторил Серик, беря девушку за руку, и снова лихорадочно обл
изал обветренные губы…

***

Возвращаясь из школы, Маринка заметила толпу возле соседнего барака. Нар
од нестройно гомонил, точно стряслась какая-то беда.
Ц Что такое, тетя Глаша? Ц спросила она, протискиваясь вперед. Ц Случил
ось что?
Ц Случилось! Ц неодобрительно зыркнула на нее из-под белого, нависшего
надо лбом платка соседка. Ц Вот что случилось: дурочку нашу изнасиловал
и.
Маринка обмерла. Злые взгляды кололи ее со всех сторон, будто она была в че
м-то виновата.
Ц На насыпи ее нашли, всю в кровище, платье порвано, Ц продолжала соседк
а. Ц Надо же, паскуды какие, божьего человека не пожалели, юродивую…
Ц А кто это сделал?
Ц Да кто ж тебе скажет? Наверное, прохожий какой, свои ж ее сызмальства зн
ают да любят… Сейчас ее на «скорой» в больницу увезли. И мать с ней, Лидия…

Ц А дети болтают, видели какого-то громадного косоглазого мужика на пут
ях, не из наших…
Ц Напридумывают чего! То, верно, цыгане были. За смерть своего мстят. У них
похороны завтра. Значит, чтоб и мы не радовались.
Некоторые граждане в толпе уже призывали народ вооружиться и идти на цыг
анский дом, убивать всех. Насилу смогли их угомонить.
Маринка ушла в свой барак. Села за стол. Потрясение уронила голову на руки.

Таня, милая, добрая Таня, самый светлый человек в ее жизни…
Ц Уеду! Уеду отсюда! Ц бессильно шептала она, утирая быстрые горькие сл
езы.
А к вечеру стало известно, что дурочка жива, она лишь сильно изранена да ис
пугана, но жить будет. И еще Ц что насильничал ее кто-то из своих же мурмыш
ских парней, видно по пьянке. Говорили даже, будто это был сам Серик Мягкон
осов, будто он кому-то хвастался давеча по пьяному делу. У него два старши
х брата сидят по тюрьмам и отец. По нему тоже, видно, тюрьма плачет…
Серик не отпирался, но и не признавался в содеянном, только ухмылялся над
менно и зло. Знал прекрасно, что никаких улик против него нет.
Ц Дотаскалась к расчетке! Ц резюмировала Верка, узнав про случившееся.
Но даже у нее не повернулся язык позлорадствовать соседкиному горю.
В происшедшем Маринка ощущала и свою косвенную вину. Прямо ее никто ни в ч
ем не упрекал, но ощущение вины носилось в воздухе, как электрические раз
ряды перед грозой. Ведь это она брала Таню с собой к «расчетке», брала не д
ля развлечения бедной дурочки, а чтобы иметь свидетеля своих скромных вс
треч с Жаном. Если бы не она, наверное, ничего бы не было. Никогда бы не встре
тилась Таня с Сериком, жила бы себе дальше беззаботно, как птичка на цвету
щей яблоневой ветке…
А Жан… Жан вернулся в Мурмыш после трехдневной отлучки за запчастями и п
оспел как раз на похороны соплеменника.
Что происходило в тот день в цыганском доме, поселковые не знали. На следу
ющее утро, когда весь поселок еще мирно дремал, забыв во сне об ужасах прои
сходящего, раскрылись высокие железные ворота каменного дома, показали
сь за ними темные фигуры.
Седой цыган с пышными усами вывел на дорогу телегу, груженную чемоданами
и тюками. На них сверху мирно спали черноголовые дети Жана. На краю телеги
сидела его горбоносая, к восемнадцати годам состарившаяся жена с больши
м животом. Сам Жан, понурив голову, увязывал последнюю поклажу.
Седоусый цыган взял вожжи, взгромоздился на передок и прикрикнул на леда
щую лошадь. Та лениво затрусила к станции, ритмично мотая головой.
Телега с цыганом вернулась в каменный дом через час. Лошадь весело тащил
а пустой фургон и бодро цокала подковами, чувствуя скорую близость корму
шки с овсом.
Седоусый слез с телеги и, покрикивая по-своему, завел лошадь во двор. Воро
та закрылись. Больше ни самого Жана, ни его жены, ни его детей никто в посел
ке не видел.
Племя изгнало его прочь и забыло о нем. Забыл о нем и весь Мурмыш.

***

Вскоре по поселку пронесся слух, что бедную дурочку привезли из больницы
. Что будто бы она уже дома и будто бы стала теперь еще здоровее прежнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33