Дотянуться бы! Но ведь эта идея пришла на ум и мне, и еще нескольким десяткам ЦАПовцев. Так, что когда крупная компания по сбыту мясомолочных продуктов решила сделать буренку символом нашего путешествия, я же первый дал согласие.
Идиот! Теперь я всегда буду ненавидеть коров! Всю свою жизнь! Впрочем… Это не так уж и долго.
Вот почему на борту нашего спускаемого аппарата совершающего уже неизвестно какой по счету кувырок вокруг древнего спутника нарисована улыбающаяся корова с черными и белыми пятнами. Иногда я думаю о ней – там, на внешней стороне обшивки, под палящими лучами солнца и в ледяной мгле обратной стороны – она тоже смотрит на звезды? На млечный путь – звездное молоко из вселенского вымени?
Опять мысли расползаются… Так или иначе, у нас тут везде эта корова – черно-белый логотип почти на всех существующих поверхностях – комбинезоны, предметы быта, тюбики с питанием. Может быть, корова и стала толчком к…
Хватит о ней. Я ни капельки не боялся предстоящего полета, а известию о том, что буду не один, только обрадовался – будет с кем перекинуться словом, покоряя звездные дали во славу человечества и Тверди Земной. Моего напарника я увидел лишь за три дня до старта – и то мельком. Помню, мы обменялись приветствиями, пожали друг – другу руки.
Он улыбался, я тоже. Все вокруг улыбались…
Проклятье! Проклятье! Проклятье! Извините… Одна мысль о нем вызывает у меня отвращение! Омерзение! Я ненавижу его! Ненавижу! Я…
Пожалуй, допишу в другой раз. Сейчас не могу – душит гнев!

Трансфер 001. Андрей Якутин.


Первый пилот. Орбита луны.

Привет тебе земля в иллюминаторе. Сейчас, когда пишу, смотрю на тебя. Еще три минуты и ты скроешься за синевато-желтым трупом луны. Луна похожа на лицо моего компаньона – столь же изрыта оспинами и равнодушием. Врут, что луна когда-то была частью земли – не могла наша земная твердь породить этого лишенного всякой жизни уродца. Луна пришла извне, я это знаю. Она как звезды. Как цепной пес, который давно сдох на своей цепи – не в силах вырваться из плена земного притяжения.
Помню, в детстве у меня была морская свинка. Крохотная, покрытая густой шерстью, черно-белая, как корова на логотипе. Я назвал зверька Гек – он так смешно чихал и морщил розовый нос!
Мне было лет восемь или около того. Гека я любил, а он вроде отвечал мне взаимностью.
Во всяком случае, не шарахался от рук, и всегда брал протянутое кончиками пальцев угощение. Милый грызун! Летом мы всей семьей выезжали на дачу и я выпускал свинку прогуляться по траве – грызун рыскал между сочных мясистых стеблей, таращил черные пуговки глаз на всякую мелкую луговую жизнь. В клетке он, в основном, спал, перебирая розовыми лапами во сне. Долгие зимы пролежал Гек на боку, зарывшись в картон на дне служившей ему домом клетки и сладко посапывая. Он ни в чем не знал нужды, мой Гек.
И все же однажды он убежал. Хитроумно, стремительно и себе на погибель.
Однажды утром я обнаружил что клетка Гека пуста. Дверь была на замке и я все недоумевал, пока не увидел, что один из деревянных прутьев перегрызен. Прут был толстый. Даже несравненным передним резцам морской свинки понадобился не один и не два дня, чтобы перегрызть его. Но Гек это сделал! Он целенаправленно грыз один и тот же прут, пока ослабленное ранами дерево не уступило ему! Мы обыскали всю квартиру, но зверька нигде не было. Думаю, выпав на пол, он дождался утра, а потом выскользнул с кем-то из домочадцев за дверь.
На улице был февраль. Я точно помню – шел снег и было нетипично холодно для наших широт. Вряд ли даже толстая шерсть смогла защитить Гека. Некоторое время я ждал, что он вернется, но он, конечно уже не вернулся, предпочтя смерть в холодной пустыне стерильному уюту клетки.
Когда высохли слезы и тоска отступила, я задался вопросом – зачем Гек это сделал? Он ведь еще многие годы мог почивать в своей клетке, наращивая жир и отращивая холеную шерсть? Что пришло в голову моему зверьку и заставило его покинуть домашний уют после долгого времени, проведенного бок о бок с людьми?
Где ты Гек? Где ты сейчас на этом сине-зеленом шарике колыбели человеческой? О чем ты думал, убегая в кружащуюся льдом метель – не о зеленых ли травяных стеблях в напоенном июньским сладким духом луге?
Я, кажется, понимаю тебя. Только сейчас понимаю. Иногда клетка становится столь невыносимой, столь затхлой, что даже ледяной зимний ветер становится предпочтительнее запаха высушенной мертвой травы у тебя под ногами.
Или вакуум. Или земная твердь.
Мой зверь, отвечая на ласковые поглаживания моих рук, ты на самом деле всегда стремился к свободе и целеустремленно перегрызенный прут только доказывает это! И также я, вот только моя клетка волочилась за мной, каждый раз возникая в новом обличье, и последнее из ее воплощений почти не оставляет шансов на побег – клеткой стала вселенная. Но и отсюда есть выход. Вот только хватит ли воли поступить как ты, Гек!
Меня опять развезло. Боевые действия выматывают, вы знаете. Все время напряжение нервов…
Короче Гек сбежал и тем самым проявил силу воли, которую я никак не найду у себя.
Время летело быстро – как всегда в таких ситуациях. Жвачное улыбалось нам с плакатов.
Я морально готовился к полету и давал многочисленные интервью на пресс-конференциях. Я был в свете софитов, а мой напарник, как правило, оставался в тени – чуть в стороне, не по центру – он держался скромно, хотя по идее был первым пилотом. Я почти не обращал на него внимания, пригляделся уже только потом, когда было поздно. Лунные ночи были прекрасны.
Пришло время, когда нам показали наш корабль – гордый венец научно технического прогресса в стиле хай-тек. Агамемнон – 13 мощная стремительная машина, созданная единым волевым усилием группы ученых-энтузиастов и призванная доставить нас на лунную орбиту. Пристыкованый к мощному, сверкающему, так и рвущемуся ввысь ракетоносителю Психей-10 этот космический челнок внушал восхищение. С того момента как я увидел это межпространственное чудо, желание у меня осталось только одно – как можно скорее вознестись на ракете над Твердью Земной и устремиться в холодные сверкающие дали отрытого Спайс-пространства! Улыбающаяся корова пялилась на меня с бока ракеты – ей предстояло сгореть вместе с разгонной ступенью, и как только теперь стало ясно – она и была первой жертвой нашего путешествия.
Я считал дни, а мой первый пилот каждый день ходил и обмеривал спайс-шатл с помощью рулетки. Я не мешал, хотя это и казалось странными. Но, в конце концов, каждый имеет право на свои маленькие суеверия.
Так или иначе, но час икс наступил. Меня облачили в серебристый комбинезон, сшитый в модном ателье всего неделю назад. Сам инструктор полета вручил мне кожаную папку с рабочими инструкциями. Ночь сверкала от вспышек фотографий. Это был миг моего торжества – я стоял на вершине подъемника, подо мной расстилались степи космодрома, которые сейчас были невидимы под массой людей в дорогих костюмах и шикарными белыми лимузинами, припаркованными на аккуратных асфальтовых дорожках. Тут и там на меня пялились внимательные глаза телекамер. Мне кричали ура и бросали цветы. И я думаю, что не подвел этих людей – освещенный светом ксеноновых прожекторов исполинская белосеребристая громада связки Агамемнон-Психей и моя маленькая фигурка у самого верха казалась каким то исполненным силы и благородства памятником интеллектуальной мощи прогрессивного человечества и даже улыбающаяся корова над головой не портила дело.
Вспышки так и сверкали – я улыбался, и, наверное, на многочисленных фотографиях во всех центральных газетах так и запечатлелась эта сцена, став достоянием вечности – маленькая фигурка у самой вершины огромной ракеты.
И еще одна – в тени. Лицо напарника не было видно, как на тех конференциях, как всегда.
Теперь я понимаю, что он просто ждал своего шанса. Такие умеют ждать. Могут вести тихую жизнь многие годы, а потом взять и проявить себя во всей своей устрашающей красе.
Но почему я оказался рядом с ним в этот момент? Почему?!
Мы заняли места в наших спроектированных с использованием мотивов классической трилогии «Звездных войн» креслах, и, пристегнувшись ремнями «Рекаро», стали ждать. Мне было страшно и весело одновременно – как тогда, когда я уезжал далеко в степь.
Адреналин так и бурлил.
Интересно, чувствовала ли корова нечто подобное? Ощущала ли?
– Готовы ли вы? – спросил ЦАП.
– Всегда готовы!!! – крикнул я в истеричном веселье, а мой напарник только меланхолично кивнул.
– Начинаем предстартовый отсчет! – сказал ЦАП.
– Десять, – сказал ЦАП.
– Девять… – сказал ЦАП.
Корова улыбалась фотовспышкам с гладкого бока ракеты. Народ вопил что-то непечатно – ободрительное – большинство были сильно навеселе – ЦАПовцы перед стартом дали большой банкет с нашим участием, на которые съехалась всяческая богема. Помню, вносили торт в виде нашего Психея и все начали ржать как… Впрочем – это уже сладкие воспоминания, которые в моем нынешнем положении только терзают душу.
– Ключ на старт!!! – сказал ЦАП и был старт.
В недрах Психея зародилось низкое урчание, словно огромная ракета страдала жидкостнореактивным метеоризмом, который несколько секунд спустя перерос в оглушительный неконтролируемо извергающийся плазмой Везувий.
В победном грохоте стартующих двигателей наш Агамемнон вознесся в черное летнее небо, сверкающее вселенскими бликами звездных фотовспышек.
– Десять секунд пролета идет нормально… – сообщил ЦАП.
– Проехали!!! – кричали снизу, но мы уже были высоко. Яркой звездой Психей мчал нас в небесные выси.
– Двадцать секунд пролета идет нормально, – сообщил ЦАП, – контролируем вас.
Вот так мы и полетели. Я был счастлив. Счастлив абсолютно. Может быть как птица, только что вылетевшая в форточку из тесной квартиры и еще не ощущающей ледяного дыхания крещенских морозов.
Через два часа была произведена первая коррекция обриты. Дюзы дали два коротких толчка, больше похожих на последнее дыхание умирающего и ЦАП дал нам первую ориентировку.
– Через пятнадцать секунд отстрел основной ступени!
Агамемнон вытянутой серебристой птицей парил над земной гладью. Это, наверное, было красивое и величественное зрелище, как и сама земля, что только начала игриво изгибать свою спину под нашим челноком. Голубые бескрайние просторы нашей уютной родины, белые перистые облака и алмазы городов миллионщиков на темной стороне планеты. Это было зрелище от которого на глаза наворачиваются слезы восхищения и ты исполняешься гордостью просто за то, что дожил до этого удивительного момента. Звездный купол над головой, сверкающий тысячью и одной жемчужиной млечный путь – зрелище достойное благоговения.
К сожалению, все это великолепие почто полностью заслонялось от меня массивной тушей напарника и мне оставалось лишь тянуть шею в попытках разглядеть хоть кусочек этой космической сказки.
– Сто семьдесят миль, – сообщил ЦАП, – как чувствуете себя?
– Отлично! – крикнул я, – Земля такая красивая!
А мой второй пилот промолчал, он созерцал приборы, словно они были прекрасней Млечного пути в бесчисленное количество раз.
– Агамемно… – помолчав, продолжила земля, – у вас не большая проблема. Телемилия донесла до нас небольшие неполадки в блоке управления основной ступени. Она не хочет отделяться. Агамемно… как слышно.
– Слышу вас хорошо, – сказал я и подавил желание оглянуться назад, в попытке разглядеть остатки Психея:
– ЦАП, дайте ориентировку…
– Даю… – после паузы сказал Цап… – так… Психей отделите вручную. Это просто.
Большая рукоятка справа внизу, под экраном мониторинга жизнеобеспечения. Выкрашена в красный цвет, не ошибетесь.
– Что я должен делать?
Земля на миг задумалась. Я вдруг ощутил, что космос вокруг больше не кажется таким уж уютным – его величественность осталась, но теперь это было величие айсберга в Арктике – воплощение антагонизма к кишащему жизнью тропическому острову.
– Агамемно… – наконец сказал ЦАП, – вы должны потянуть за рычаг! Повторяю – потянуть за него!
Я вновь представил себе наш челнок парящий над голубым телом земли. От могучей ракеты остался лишь сам корабль, да сверкающий окурок разгонной ступени – опаленные титановые дюзы медленно впитывают космический холод. На стыке, под которым дремлют до поры до времени пиропатроны, нарисована улыбающаяся корова – точно такая же есть и выше, на самом челноке – она будет красиво смотреться на желтоватом фоне луны. Но жвачное здесь на стыке уже выполнило свою функцию – красиво смотрелась на старте и теперь ставший жестким от скорости воздух безжалостно изуродовал млекопитающее. Ее рога источились и частично исчезли – морда превратилась в жутковатый череп, но ее пятнистое тело и четыре обугленных конечности по-прежнему держатся за остатки ступени и борт корабля.
Удерживают их вместе!
Почему мне пришла в голову эта мысль? Я не знаю… Может быть, она пришла не тогда, а сейчас? Уверенность, что корова не дает отделиться разгонному блоку? Так четко и ясно представилось, как звезды позади размалеванного стекла. Она держит, цепляется изо всех сил, потому что никому не хочется разрываться пополам. Нет, все-таки это недавняя мысль.
Впрочем, неважно.
– Понял… – сказал я и, внутренне собравшись, потянулся к рукояти.
Напарник тоже сделал это – секунду его рука висела у рычага совсем рядом с моей, а потом, когда я уже обхватил рукоять и собирался его включить, вдруг с силой поднялась и хлопнула меня по запястью. От удивления я отдернул руку и в следующий момент второй пилот уже тянул за рычаг.
Позади нас глухо хлопнуло, а значит, выполнивший самую тяжелую работу Психей отправился на свидание с землей. Мы так и не увидели его – обломанный кусок серебристой сигары, что как отцепленный вагон, медленно теряя скорость, отдаляется от нас.
А напарник впервые повернулся и внимательно посмотрел на меня.
– Не мешай… – сказал он веско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80