Теперь стало понятно происхождение многочисленных вмятин на поверхности старого водопроводного аксессуара. Кусали его не раз и не два.
Усилия Дзена скоро были вознаграждены – с глухим рокотом из-под земли вырвался настоящий фонтан, несущий комья земли и хвою, остро воняющий железом, который повис в воздухе водяной пылью, породив маленькую черно-белую радугу.
Подождав, пока не заполниться естественная выемка в земле и не образуется маленькое мутное озерцо, животные начали пить. Кто чинно и спокойно, кто устало и замедленно, а кто (Чак) шумно и с нетерпением. Красноцветов остановился на берегу прудика и посмотрел в колышущуюся воду – оттуда на него печально глядел серый бородатый эрдель, который, впрочем, был удивительно похож на Алексея Сергеевича. Собачья эта морда удивительным образом переняла многие человеческие черты Красноцветова, так что с самоидентификацией проблем не возникало.
После того, как все напились и блаженно развалились в теньке, Дзен завернул кран обратно. Алексей мрачно глядел, как желанная влага впитывается обратно в сухую почву.
Дзен перехватил его взгляд, сказал:
– Так надо, берем понемногу, иначе на подстанции заметят утечку и пришлют патруль.
Фонтан иссяк с негодующим клокотанием.
– Если ручьи звенят в трубах, – сказал Красноцветов, – то беспечно пасущаяся дичь…
– Беспечно пасется за решеткой в зверофермах Мясника, – окончил за него Дзен.
– Теперь я, кажется, понимаю, почему вы отправились в свой поход, – сказал Алексей Сергеевич и со стоном воздел себя на лапы.
Ближе к вечеру тракт расширился и пахнуло далеким жильем. К этому времени все уже выбились из сил и едва тащились. Больше всех утомились коротконогая Дося и массивный, не склонный к быстрому передвижению Дзен. Мелкий Чак, напротив, топал как заведенный.
Патрулей больше не попадалось, да и вообще тракт казался опустевшим. Дзен сказал, что основное население живет подле дворца Мясника, там, по крайней мере, не бывает перебоев с водой.
В какой то миг дорога пошла в гору, миновала пахнущее вереском и паутиной редколесье, и миг побалансировав на вершине холма, побежала вниз. Звери же на гребне остановились.
– Собачий хутор, – сказал Дзен, – нам повезло, я думал, не успеем до темноты.
Красноцветов смотрел вниз на нелепое сооружение, которое и являлось постоялый двором.
Чем-то оно напоминало соты, по недомыслию скрещенные с колонией птичек-ласточек или чижей. А технократ, несомненно, нашел бы аналогию в многоэтажном гаражном комплексе.
Только на огромной, лысой, вытоптанной, проплешине роль гаражей исполняли будки.
Типичные и очень характерные собачьи домики теснились рядом друг с другом, выстраиваясь в идеально правильный строй. Меж ними образовывались какие то свои улочки, переулки и тупички. В данный момент плотно забитые разношерстным собачьим стадом. Будки были совершенно одинаковые и безликие – по аналогии с гостиничными номерами.
Дух от хутора шел потрясающий. Был он похож на запах тракта, но если тракт был серый, вымерший, тот тут запахи были живые и яростные, смешивающиеся в одну крикливых расцветок, массу. Из-за этого двойственному зрению Красноцветова казалось, что проулки ярко освещены.
С тревогой он отметил, несколько черно-багровых теней мелькнувших в общей, пахучей, массе и указал на это Дзену. Тот качнул головой:
– Не страшно. Тут такой фон, что легко затеряемся.
Они спустились вниз, и следуя за своим вожаком начали пробираться сквозь нелюдскую толпу. Красноцветов отметили, что животные в основном отощавшие, с выпирающими из-под тусклой шкуры ребрами. Но не грызлись, даже не высказывали неудовольствие, когда толкались и налетали друг на друга. Неожиданно утратив возможность обонять в этом смешение запахов, Алексей, чуть было не потерял своих спутников. Испуганно стал оборачиваться – собаки были везде, светло-серые, темно-серые, черные. Только очень сильные эмоции, а, следовательно, и запахи могли прорваться, через общий благоухающий фон.
Красноцветова нашла Альма и легонько куснула за холку – не отставай!
Судя по всему, Дзен хорошо ориентировался в лабиринте собачьего хутора. Не прошло и четверти часа, как он вывел команду на окраину, и, остановившись подле будки-коттеджа с номером 256, стукнул в дощатую стену.
Из пахнущей псиной тьмы будки возник потрепанный фокс с седой, клочковатой бородой.
Увидев группу, он комично вытаращил, глаза, но совладал с собой и даже не стал испуганно оглядываться в поисках патруля.
– Мы пришли, – сказал Дзен.
– Я вижу, – пробормотал Фокс, нервно переступая лапами, – все готово. У нас переполнено, но для вас… для вас всегда найдется! Вы не бойтесь.
– Еда, питье? – спросила Альма, – патруль догадывается.
Фокс прижал уши. Пахло от него страхом:
– Воды нет, два дня как выдали пайку. Уже все выпили! Но кролик есть, старый, правда…
– Давай!
Фокс засеменил сквозь толпу, короткий обрубок хвоста его понуро висел. Видно было, что пес до икоты боится.
Конуры ими нашлись опять же на окраине. Но удобные – стояли радом друг с другом.
Животные стали размещаться в своих одноместных будках, устало вздыхая. Фокс торчал рядом и выкладывал местные слухи:
– Ищут вас. Мясник знает, скоро по провинциям разошлют описания. Запах они ваш найти не смогли… повезло.
– Уничтожили? – быстро спросил Дзен.
– Красный перец… – сообщил фокс и вздрогнул.
На мордах собак отразилось искреннее отвращение. Красноцветов оглянулся на Альму:
– Не пробовал? – спросила овчарка, – повезло. Ядерная смесь дышать ей – все равно, что нюхать горящий напалм.
У себя в будке Красноцветов нашел травяной матрас, пропитанный чужими выделениями, да ржавый кран без вентиля. Что торчал аккурат из центра торцевой стены. Под ним обнаружилось треснутое деревянное корытце, абсолютно пустое и вылизанное до блеска легионами чужих языков.
Возможно, это и был комфорт по-собачьи. Рожденный человеком Алексей Сергеевич тяжело вздохнул и вышел в вечереющий день.
Фокс принес кролика. Посмотрел на одинокую пыльную тушку и сказал:
– Не поверите, всем коллективом собирали. Нам ведь для движения ничего не жалко, вы не думайте. Душой мы всегда с вами, – он огляделся и, понизив голос до еле слышного шепота, тявкнул:
– долой мясника! Долой!
Звери понуро рассматривали товарищескую помощь. Кролик выглядел неважно. Начать хотя бы с того, что он мертв уже недели две. Кроме того, приходилось признать, что умер он, скорее всего, от голода.
– Ну что ж, – вздохнул Дзен, – нам хороша любая помощь. Мы признательны.
Фокс подобострастно закивал, вздымая пыль и чужие ароматы, еще раз, дурея от собственно смелости рявкнул «долой Мясника!», и поспешил оставить их – в улочку вывернул патруль.
Красноцветов смотрел, как лощеные псы проплывают мимо – ровным, самодовольным строем.
Глаза горели, ноздри жадно раздували и ловили миллионы окрестных запахов. На дохлого кролика даже не покосились – были сыты.
Переждав патруль, группа устроила скудную трапезу. Глядя на серую, высушенную тушку, Дзен мрачно пропел несколько строк о беспечной, резвящейся на просторах дичи.
По негласному договору кролика отдали самым маленьким – Досе и Чаку. Причем последний жрал так активно, что бульдожке перепало от силы треть.
– Мне нужны силы для борьбы против тирании, – объяснил сконфуженный Чак, видя негласное осуждение товарищей, – ведь, это я, я поведу вас!
Они кивали, пряча глаза. К счастью, толкнувший очередную речь Дзен, отвлек их от тяжелых мыслей.
– Нас всего шестеро, это да, – сказал он, вольготно располагаясь подле своей конуры.
Остальные уселись рядом – не дать ни взять группа студентов перед лектором, языки высунуты, глаза горят и смотрят с обожанием, – Но мы не собираемся брать врага силой.
Мясник могуч. Его крепость из антрацита венчает собой абсолютно неприступную скалу, и есть только один путь наверх. Узкая эта тропа день и ночь патрулируется отборной личной гвардией мясника. Не пропускает никого, никакие личные просьбы и мольбы не могут долететь до самых верхов. Помимо этого есть три поста охраны и могучие стальные ворота. Ключи от них есть только у охранников на постах, и охрана не спешит ими поделиться.
Целая армия псов не сможет прорваться к замку, благо прецеденты уже были.
Собаки загрустили, взгляды опустили к вытоптанной, пахучей земле. Видимо, вспоминали прецеденты. Красноцветову пришло в голову что этот мир и вправду мало похож на собачий рай.
– Но даже прорвись мы ценой огромных жертв в замок, – говорил Дзен, – то и тут мы упремся в хитроумный лабиринт, заполненный ловушками и ведущий во внутренние покои замка. Только самые приближенные Мясника знают как через него пройти. А они, увы, редко посещают нас.
– Боятся нашего гнева! – рявкнул Чак фанатично.
– И заслуженно, – вставила Альма.
– так или иначе, силой нам не пройти. Но сила – это лишь один путь!
Потихоньку начинало темнеть, небо теряло свой стальной блеск и наливалось мутной чернотой. Красноцветов с тоской подумал, что красота закатов в этом мире для него полностью и бесповоротно утрачена. Звезды на небесах так и не зажглись, то есть теория, что собачье зрение слишком слабо, чтобы видеть их полностью подтвердилось.
Черно-белый и оставляющий массу места фантазии закат частично был компенсирован возможностью отлично ориентироваться и в темноте. Яркие шлейфы запахов с окончанием дня ничуть не померкли – напротив, стали ярче, изысканней, словно исчез тот постоянный мощный фон, что приглушал их краски при солнечном свете.
Красноцветов втянул воздух ноздрями, теперь и он знал, что может добраться в другой конец лагеря не заблудившись. Алхимическое смешение тысячи ароматов освещали улицы куда лучше тысячи ксеноновых ламп. Алексей Сергеевич, глянув на это буйное цветное мерцание, вдруг сделал для себя забавный вывод – а ведь не плох этот мир собак… и даже ощутил неясный позыв спеть песню про пастбища. Может быть, Дзенова харизма подействовала?
– Так как же вы собирается проникнуть к Мяснику? – спросил Алексей.
Дзен наградил его кивком, каким лекторы награждают задавшего правильный вопрос слушателя:
– Вот здесь стоит Чак, наш с вами товарищ, который не побоялся выступить против Мясника. Раньше Чак работал информатором и осведомителем в службе тирана! Он, вот в этой своей маленькой голове держит сеть коммуникаций антрацитового дворца! Есть труба…
– Целый тоннель!! – воскликнул Чак.
– Да, тоннель, который ведет во внутренние покои. Обычно он полон воды, но раз в три дня, она отключается для плановой проверки. Именно в этот момент…
Именно в этот момент полыхающая ароматами ночь вдруг расцветилась болезненнооранжевым духом напряженного ожидания. Именно так, подумал Красноцветов, может пахнуть наркоман, перед очередной дозой – болезненно тяжкое ожидание.
Одновременно вой сотен глоток придал, почти заглушил одинокий хриплый сигнал рога.
Чак вскочил:
– Нам повезло! Сегодня выдают воду! Скорее по конурам!
Действовали быстро, Алексей Сергеевич и не заметил, как оказался в душном своем номерке, в почти молитвенной позе перед ржавым сантехническим агрегатом.
Вслед за воем последовала долгая, мучительная и смешанная с запахом ожидания пауза.
Кран издал рыгающий звук в лицо Красноцветову. Острый железистый запах потек из его нутра, а следом в корытце рванулся поток чистой и прозрачной как слеза воды – почти такой, о которой пелось в песне. Поток этот низвергался с гневным шипением, пока не наполнил корытце до половины, после чего кран еще раз рыгнул и воду перекрыл.
Только глянув раз на свое отражение, Красноцветов жадно припал к благословленной влаге, и не замечал ничего, пока его язык не начал впустую шлепать по дну корыта.
Жажда была более или менее утолена, но и воды больше не осталось. Алексей Сергеевич качнул кран, но выдавил лишь еще одну тяжелую каплю влаги.
– «Да», – подумал он, глядя, как она шмякается о полированное дерево (языками ведь полированное!), – «теперь, кажется и мне хочется свергнуть Мясника».
Остальные ждали его на улицы. Выглядели довольными, но вместе с тем смущенными, еще бы – в очередной раз отведали с милости Мясника!
– И это на два дня? – спросил Красноцветов.
– Увы, – сказал Дзен.
В густеющей (но вместе с тем проницаемо для запахов) тьме, поговорили еще о туннеле, его длине и пропорциях. Подробно обсудили хронометраж. Но никто почему-то и не упомянул о том, что они будут делать собственно после того, как попадут внутрь.
С тяжелым чувством и проснувшейся жаждой обросший шерстью Алексей Сергеевич Красноцветов удалился спать, и всю ночь просыпался оттого, что подрагивающие и бегущие куда-то лапы то и дело бились о край пустого корытца.
Встретив черно-белый рассвет, снова тронулись в путь. Долго и мучительно тащились сквозь благодатные, черноземные, наполненные сочной серой травой пастбища. Увы, беспечная и не догадывающаяся о своей тяжелой судьбе дичь паслась теперь за чугунной решеткой. Трава радовала глаз, но здесь, в Мире собак, ее сочность была скорее оскорблением.
Дорога тянулась, вытоптанная сотнями чужих лап и впитавшая сотни чужих запахов, так, что теперь они сливались в единый тяжелый аромат, пресловутый запах пути. Вдыхая его пополам с едкой пылью и мошкарой (единственным представителем беспечной дичи на этих просторах) Алексей Сергеевич Красноцветов подумал, что уже чувствовал его раньше.
Выезжая в шесть утра, в сторону Москвы, чтобы успеть на самолет, или пробираясь под холодным дождем к электричке, чтобы отмахать семьдесят километров и попасть на дачу – в такие моменты он и чувствовал этот запах – сливающийся из горячего металла, или промокшего от дождя дерева запах пути. Просто тут он ощущался отчетливее. И у этого запах была своя особенность – его чувствуешь только пока идешь, находишься в движении.
И собаки устают – к вечеру четыре лапы начали надсадно болеть. Дважды скрывались от патрулей в лесу, шерсть окончательно пропиталась мелким суглинком и все животные сровнялись в цвете, так, что издали их, наверное, можно было принять за группу уродливых волков разного возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80