Однако слишком умные синие глаза были глазами взрослой образованной девушки. Меж тонких русых бровей то и дело сдвигалась напряженная вертикальная складка, но Нелли поняла, что ее причина не годы.
– Я вправду спешила тогда, – прервала молчание Арина. – Табун ушел бы за день так далеко, что уж и не нагнать бы. А я хотела сторговать трех однолеток. Но вить я знала, что уж кто, а Модест… отец Модест дорогу знает. Я хотела б сойтись с тобою покороче, Елена Сабурова… Ничего, что я называю тебя на ты? Мы вить родня, а родне грех чиниться.
Нелли подумала вдруг, что слыхали б сие сейчас родители! Вот уж незавидная судьба, проходить рядом от тайн и секретов, не подозревая о них вовсе! Впрочем, хорошо ли было бы большинству людей, узнай они эти секреты? Пожалуй, и вовсе нехорошо, в отличие от Нелли.
– Пожалуй, мы сможем подружиться, – заметила она.
– Во всех случаях, кроме одного, – княжна надменно вскинула подбородок. – Коли ты не начнешь меня жалеть.
– Тебя жалеть? – Нелли возмутилась искренне. – Не жалеют тех, кто ездит верхом с больными ногами!
– Коленями-то я все ж владею, так что не столь мне трудно, – вертикальная складочка разгладилась. Княжна казалась довольною. – Меня только ступни не держат. Ну да неинтересно это, расскажу как-нибудь. Ты, поди, хочешь узнать побольше о Белой Крепости?
– Хочу, и не о ней только, обо всем! – Нелли уселась в кровати. Дурацкая кукла полетела на пол. – Только надо девчонок позвать, им тоже любопытно до смерти.
– Ну ты и глупая, – Арина засмеялась. – Да покуда ты спала, им уж по десять раз все рассказали! Думаешь, часто тут бывают те, кто вовсе ничего не знал?

Глава XI

– Пусть уж твои подруги на меня не обидятся, – начала Арина, – что я тебя на родственных правах у них отбираю. Им ведь вместе с тобой в Россию ворочаться, а я тебя, может, никогда больше не увижу.
– А разве ты даже не хочешь в России побывать?
– Не знаю даже, – княжна задумалась. – Верней я побываю в Китае да Монголии. В Китай-то мы не боимся ни дорог иметь, ни бродов, ни переправ.
– Отчего? А если они воевать полезут?
– Не полезут. Для китайцев-то, вишь, все русские одинаковы. Коли малая толика русских тут живет, так и вся Империя здесь, с немереным войском и силой. Откуда им догадаться, что вся наша защита – при нас? Вот и торгуем с ними, золота у нас много, оно тут в земле лежит.
– Этим золотом вы живы?
– Уж лет сто, как не только. В разных местах на нас наши богатства работают. Нескольким городкам да скитам, пусть и малым, очень многое нужно. А вот стали б мы все из России завозить, так мигом бы нас нашли.
– А коли города ближе подступят, через реки мосты наведут? – Нелли вспомнила вдруг странное выраженье в лице отца Модеста, когда речь зашла о Барнауле.
– Тогда и думать станем, – беспечно улыбнулась Арина.
– А валуны зачем вокруг города лежат?
– Сейчас просто так, а раньше хорошую службу служили. Лет тридцать первые поселенцы их стаскивали кольцом. Потому и в Крепости тесно, горницы в домах маленькие да улицы узкие, чтоб из каменного круга не выходить.
– Так зачем он был-то?
– А ты погляди потом, как камни положены. Вроде и не впритык, а лошадь либо человек не протиснется. Высота не великая, а на лошади опять же не перепрыгнешь. Можно, само собой, лестницу приставить да залезть, да только это уже другой разговор. Больше одного человека по лестнице не подымется, и сотни лестниц враз не напасешь. Опять же ров перед камнями. А сзади частокол. Он повыше будет, да только его и поджечь можно, а так поди подберись.
Все сие говорила Арина примерно так же обыденно, как стала бы дома какая из соседских девушек рассказывать, откуда выписывает она чепцы и платья. Положительно, как раз это и нравилось Нелли!
– Само собой, против настоящей армии это не оборона. А для наших краев очень даже хорошо.
– Так против кого ж оборонялись?!
– Первые сто лет очень кочевники докучали из Монголии. Им не завоевать, налететь да пограбить. Бывало, лета без набега не проходило. Сколько наших-то погибло, помыслить горестно. Теперь набеги только старики и помнят, а все одно настороже живем.
– Расскажи с начала, Арина! У меня голова кругом идет.
– Куклу-то с полу подними Настенкину, тут ить все в этой горнице с нашего младенчества так и осталось.
Нелли, покраснев, выскочила из постели и подняла куклу. У ней таких не было никогда: кукла была красавица с фарфоровыми головой, руками и ногами. Лицо, несомненно китайское, было тонко-тонко раскрашено, к голове подклеены настоящие волоса. А вышитое цветами шелковое платье!
– Ну, о царевиче Георгии ты знаешь. Как он Воинство основал, от престола царского отказался – не хотел новой смуты подымать.
– Вот только это и знаю.
– До старости царевич Георгий в бегах прожил, то в Новгороде, то где. Не зря его Иоанн-то искал. Только чем больше семья, тем скрываться сложней. А уж орден целый чтоб прятался средь людей, непременно нужно место сборное. Шесть десятков ему было, как решил царевич искать спокойное место в землях незнаемых. Сыновей, внуков и соратников было с ним без малого сто человек. И сейчас из России добираться долго да трудно, а они больше года шли. В городах-то нельзя появляться было. Потом место искали. Знака он ждал особого, а знак вовсе простой вышел. У вас, вишь, в России-то гнус всякой человека кусает летом до волдырей, особо в лесах. Сказывают, и по лесу не погуляешь вечером, эдакая гадость все испортит. Верно ведь?
– Удовольствия мало, – согласилась Нелли. – Разве когда ветер дует, сносит мошкару-то. Только сие дело обыкновенное.
– Летом они досюда дошли, – рассказывала Арина. – Еще в Сибири их гнус извел, в первую голову детей да женщин. А здесь не сразу и заметили, что вечер настал, а кровопийц нету. Сперва не поверили. На другой день тож. А уж после царевич старый и сказал: от кровопийц мы бежали, а туда притекли, где их несть. Так и порешили здесь строиться.
– А отчего Белая Крепость?
– Сперва просто Крепостью звали. Крепость и Крепость. А после у ойротов переняли. У них, вишь, легенды есть, что, покуда они сюда не пришли, здесь белые люди жили. Нас они первых за тысячу лет увидали, белых-то. Испугались, решили – духи старых хозяев воротились. Долина Духов-то почему называется, что там духи белые остались от тех, кого перебили тогда они в свое кочевье. Боятся. Тот народ сильный был, единственно числом они взяли. По-ихнему город называется Крепость Белых Людей, только это долго. Вот мы и стали говорить Белая Крепость.
– А с ойротами воевали?
– Воевали, конечно. Да, на наше щастье, всякий кочевник друг другу враг. Здешние у нас от пришлых под защитою. Тяжело первые поселенцы жили, куда как тяжело. Ну да ты еще наслушаешься тут рассказов о старых днях.
Дверь без стука распахнулась, и в комнату вихрем влетела Катя. Вихрь был сверкающий, яркий. Платье цвета само, с широкими рукавами, высокою кокеткой и отложным воротом, едва доходило до колен. По подолу шел вышитый вишневыми нитками орнамент. Синие штаны, как и у Арины, заправлены были в войлочные бисерные сапожки.
– Ну как, хороша? – воскликнула она. – Лучше мужского платья, и даже лучше цыганского!
– Узнаю платье-то, Настешка из него выросла, – улыбнулась Арина. – Тетя Олимпиада тебе дала?
– И шапку с хвостом, и тулупчик, и кожаное навершье на штаны, мехом внутрь привязывается!
– А для чего вы эту одежду носите? – заинтересовалась Нелли.
– Удобная она для этих мест. Сколько столетий кочевники ее носят, не зря же.
– Лекарь сказал, тебе лежать сегодня. Побегу Крепость смотреть, ох, любопытно тут! – Катя умчалась.
Но прошел не один день, а целых три, прежде чем Нелли довелось встать с постели. Параша с Катей, необыкновенно оживленные, то и дело появлялись, но Арина просиживала у Нелли часами, больше теперь расспрашивая о Санкт-Петербурге и других местах, где довелось побывать Нелли, чем рассказывая.
Наконец Никита Артамонович разрешил подняться.
– Оденься по-здешнему! – подначивала Катя, и ее поддерживала Олимпиада Сергеевна, высокая и статная женщина лет пятидесяти, то ли тетка, то ли двоюродная тетка отца Модеста, Нелли не совсем поняла. Княжна Арина упоминала, что тетушка Олимпиада – отчаянная охотница и еще годов десять тому осмеливалась ходить с рогатиною на медведя. Был на ее счету и редкий красный волк, чья голова украшала одну из горниц – Нелли ее покуда не видала. Как поняла Нелли, Олимпиада Сергеевна была хозяйкою дома.
От ойротской одежды Нелли отказалась, хотя круглая шапка с голубовато-белым хвостом и была соблазнительна. Быть может, неожиданно взыграло в ней воспитанье Елизаветы Федоровны, которая бы непременно напомнила, что одежда хороша не сама по себе, а в сочетании с наружностью человека. То, что играло на черноволосой яркой Кате или нежно-румяной синеглазой Арине, бледноватой Нелли с ее серыми глазами едва ли личило.
– Рад пройтись с тобою по Крепости, маленькая Нелли, – с шутливою торжественностью изрек отец Модест. К ним присоединились и Роскоф, Параша и Катя, но не Арина, и Нелли, выйдя за порог, сразу поняла почему. Узкие улицы никак не были предназначены для верховых прогулок, кроме разве что главной. Пожалуй, и был весь городок размером с большое село, но в селе дома не лепятся друг к дружке. А эти высокие терема с затейливыми многоскатными крышами, казалось, переходили один в другой. Нелли подумала невольно, что не так уж весело было б жить в этой тесноте, когда б вокруг не открывалось необозримых горных просторов.
– Некоторые живут наособицу в тайге, – заметил отец Модест. – Теперь опасности в этом нету. Кроме медведей, известно.
Однако в полуденный час улицы были почти пусты. Несколько вовсе маленьких детей катались с деревянной горки.
– Соломония!! – грозно крикнул женский голос из стукнувшей сзади двери. Нелли вздрогнула: лицо толстой черницы и царские палаты мгновенно всплыли перед ее глазами.
Девочка лет пяти, с тремя рыжими хвостиками на шапочке, съехав на заду, неохотно поднялась на ноги.
– Соломония! – Женщина так и не высунулась из сеней. – Кто тебе разрешал играть с ребятами? Или не у тебя вчера горло болело?
Девочка затопталась на месте, затем подобрала со снегу деревянную лопатку.
– Домой немедля! – Женский голос смягчился. – В другой раз подумаешь теперь, как сосульки грызть!
Девочка побрела к дому, откуда ее призывали, – медленно и все время оборачиваясь туда, где и без нее продолжалось веселье.
Заглянув Нелли в лицо, отец Модест расхохотался.
– Сие очень частое здесь имя, – пояснил он. – Немало встречается, само собой, Георгиев, но ты не встретишь тут ни Василия, ни Ивана. Почитаются нещасливыми именами, хотя сие не более чем глупый предрассудок. В самом деле, можно ли из-за какого-то мерзкого злодея отказываться от покровительства апостола Иоанна, самого юного из Евангелистов? Хотелось бы мне, чтоб эти глупости забылись.
– Глинская была Елена, – заметила Нелли.
Отец Модест смутился.
– Пожалуй, ты первая Елена в Крепости, – ответил он наконец. – И ты принесешь ей щастье.
– Отчего открыта дверь? – озаботился Филипп, указывая рукой.
– Небось детская небрежность, – отец Модест, взбежав на крыльцо, вдавил дверь в косяк. – Выстудили дом, озорники!
– Но не случилось ли чего? Отчего дверь не на замке?
– Во всем городе нету ни одного замка. К чему они нужны?
– А где ж жители крепости? – не утерпела Параша.
– Прибыли-то мы в воскресный день. Понятно, что было людно. А сей час из мужчин мало кто дома – только охранный отряд, учитель в школе да кто в вифлиофике за книгами. Здешняя жизнь суровая, маленькая Нелли, дел много у всех.
– А дамы?
– В работе домашней. Стирают, готовят, да мало ли дел.
– Стирают? – охнула Нелли. – А люди на что?
– Слуг в Крепости нету, маленькая Нелли.
– Что-то сие отдает ненавистным Вам масонством, – нахмурился Роскоф.
– Я не говорил, что здесь все равны, Филипп. Отнюдь не говорил. Но когда мы выживали, потребно было, чтобы работала каждая пара рук, способная трудиться. Труд – не унижение для благородства.
– Но откуда пополнялся сей народ?
– В различные времена по-разному. Многих стрелецких сирот приютили здесь в царствование Петра.
Нелли вовсе не знала, кто такие стрелецкие сироты, да и занимало ее мысли вовсе другое.
– Отец Модест, отчего… отчего княжна Арина…
– Не может ходить?
– Да.
– Глупость ребяческая, – лицо отца Модеста как-то странно напряглось. – Есть преданье про девочку, что спасла Крепость от монгол, спрятавшись надолго в ледяной воде. Я не люблю теперь сию историю, нету настроенья рассказывать. Арина с Анастасией, сестрою моей, надумали приучать себя к водному холоду, чтобы при случае оказаться не хуже сей героини. Слыхали они от взрослых, что привыкать ко всему надо с немногого, да только поняли неверно. Вместо того чтоб окунаться в воду на мгновение всем телом… Ну, словом сказать, Арина однажды простояла пять часов по щиколотку в ледяной воде. Приступы невыносимых болей терзают временами все ее тело, но только щиколотки отказались служить. Но довольно о том. А сейчас я покажу вам церковь, где служил первую свою Литургию.

Глава XII

Деревянная церковка, срубленная с таким же рачением, как и все зданья вокруг, стояла на маленькой площади. Маленькая икона над входом, изображающая повергшего змия рыцаря, указывала, что храм посвящен святому Георгию.
– Давно уж храм маловат, – заметил отец Модест, взбегая по высоким ступеням. – По дням воскресным служатся чередом по три Литургии. Был он воздвигнут в первые же десятилетья.
Внутри царил полумрак, лишь золотисто горели восковые свечки перед иконами, черными от старости и вовсе новыми, сверкающими яркой киноварью и лазурью, непотемневшим металлом окладов. Печь не топилась, и от дыхания с уст слетал легкий пар.
Только сейчас Нелли обратила вниманье, как смешно крестится Роскоф: в другую сторону и всею ладонью.
– Давненько я здесь не был, – улыбнулся отец Модест, вытаскивая из ящика свечу.
– Все не решаюсь Вас спросить, – негромко заметил Роскоф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83