Все громче, громче! Ладони в меховых перчатках противно взмокли, щекотный пот потек тонкою струйкой по позвоночнику. Чего она боится – глубины, темноты? Одно несомненно – она боится пещер.
Широкий проход уже сузился до узкого петляющего коридора, идти котором пришлось друг за другом. За Нелли шла Катя.
– Эй, ты чего мешкаешь?
Поди не замешкай, когда такая противная слабость в ногах. Но признаться, опозориться при всех… И вить все одно позориться зря, не для того они забрались так далеко, чтоб ворочаться из-за всего-то навсего страха Нелли!
– Я ногу зашибла.
Проход прекратил наконец петлять, но вышло только хуже. Пещера, в которую он вывел, оказалась довольно низкой, а снизу и сверху торчали какие-то гладкие светлые выступы. Словно зубы огромной пасти, право слово! Того и гляди, эта пасть сомкнется и начнет жевать, жевать, жевать их всех…
– Сие нечто наподобие каменных сосулек, – пояснил отец Модест, хотя Нелли было решительно все равно, как пещерные зубы называются. – Долгие годы потребны для того, чтобы они затвердели и выросли до такой длины.
Пламя факела играло на противных зубах-сосульках. Пещера закончилась вроде бы глухою стеной. Вдруг отец Модест перепутал дорогу? А вдруг они и обратно ее не найдут?!
– Пожалуй, здесь самое трудное, – отец Модест указал свободною рукою куда-то вниз. Внизу зияла отвратительная глубокая дыра. – Но только с непривычки, пожалуй. В действительности лаз довольно широк, надо только бросить мешки. Неприятно бывает, уж коли лаз уже тела.
– Как это – уже? – выдохнула Параша. У Нелли же язык прилип к гортани.
– Можно пролезть в любую щель, куда только проходит голова. Плечи и прочее можно поджимать и двигать. Но пропихивать себя силой через холодный камень, пожалуй, вправду неприятно. По щастию, нам это не надобно. Напротив, надобно слегка удерживаться руками за стенки, чтобы не слишком удариться ногами о дно. Оно немного длинней человеческого роста. Дальше надлежит встать на дно, а после ползти вперед – там идет широкое колено. А после немного проползти вперед. Глядите на меня!
В руках священника, скинувшего мешок, появилась веревка. Стянувши горловину, он отложил ношу в сторону. Затем сперва свесил ноги внутрь колодца, исчез по пояс, а потом и вовсе пропал.
– Бросайте меш-о-ок! – гулко закричала каменная труба голосом, лишь отдаленно напоминающим голос отца Модеста.
Подскочив, Катя, у коей остался факел, свободной рукою спихнула мешок в яму.
– Тя-ни-те!
Обратно веревка выскользнула уже без мешка. Роскоф подтащил свой мешок. Нелли приняла факел у Кати.
«Словно какое чудище кормим», – подумала Нелли, глядя, как исчезают один за другим в лазе мешки.
За мешками последовали связки лыж, а затем отец Модест крикнул, что может лезть следующий человек.
– Как приятственней девам? – осведомился Роскоф, косясь на Нелли. – Пожалуй, лучше я пойду последним.
– А я вторая! – Катя так и норовила прыгнуть вниз.
– Лезь, коли невтерпеж, – Нелли состроила презрительную мину.
– Ух, как здорово! – От Кати видна была уже только макушка. – Я уж сто-ю!
– Не больно-то мне охота, ну да ладно, – Параша брезгливо глянула под ноги. – Хорошо еще, коли там каменных ящерок не скачет.
– Каких еще ящерок?
– Ну, всякое про такие места говорят, – отозвалась Параша, приспосабливаясь пролезть: в женском наряде ей было неудобнее всех.
– Не бойся, Нелли, – тихо произнес Роскоф, когда они остались одни. – Ты вить храбрая девочка, я ни одной не видал храбрей тебя. Лучше подумаем вот о чем – с огнем-то придется лезть тебе. Как спустишься прямо, так я его тебе спущу на веревке. Только хватай быстро, чтоб она не успела перегореть.
От мысли, что ей доведется лезть хотя бы с огнем, Нелли стало покойнее.
И вот каменные стены заключили ее в холодные-прехолодные объятия, а когда она скользила вниз, ощущая под ногами пустоту, ей казалось, не она задерживает скольжение, но, напротив, пытается вырваться, а стены смыкаются все теснее. Еще немного – и ноги коснулись дна. Нелли огляделась: она стояла в округлой темноте, и лишь сверху, над головой, зияло красноватое пятно света.
– Филипп! Я – здесь! – крикнула она, и шершавый камень помчал ее крик вверх.
– Держи!
Факел, отчаянно качаясь, начал спускаться к ней. Стены там, где он проходил, оказывались почему-то не черными, а темно-желтыми.
Протянув руку, Нелли схватила прыгающую палку. Теперь стояла она в колодце, освещенном ярко, и желтоватый камень, отражая огонь, играл вокруг нее багровыми и алыми сполохами. Какой-то сон напомнило это Нелли, и она, торжествуя, подняла руку с факелом над головою. Когда-то она стояла уже в круге пылающего камня… Нет… Отчего ей так кажется?
– Нелли! Ты благополучна?
– Я лезу впе-ред! Можешь спус-ка-ться!
Нелли присела: довольно широкий и вовсе не страшный лаз раскрывался перед нею. Она поползла, просовывая факел вперед. Смола шипела, и огонь прыгал, словно язык дракона, пытающийся облизать своды.
Прежде всего кто-то вынул палку из ее руки, а уж затем она поняла, что добралась.
– Ура!! Свет!! – завопили вокруг, бия в ладоши.
Нелли, с Парашею, Катей и отцом Модестом, стояла в высокой зале, окруженной каменными сосульками, словно колоннами.
– Что-то ты сияешь, будто картинка с пряника, – подозрительно заметила Параша.
Под ногами что-то шумело, не сильно, словно гул дальнего ливня. Быть может, Нелли и не услыхала бы этого шуму, когда б не успела привыкнуть, что своих шумов у пещер нет.
– Что это?
– Подводная река. Много дальше она выходит на землю, но теперь ты стоишь на самой ее стремнине.
Нелли поспешно отступила.
Из щели показались руки Роскофа.
– Приятно, когда вся честная компания в сборе, – заметил отец Модест. Разобравши кладь, путники двинулись дальше. Разлучаться больше не
пришлось. Ходы и переходы, хотя б и узкие, теперь позволяли не слишком терять друг друга из виду, разве что на мгновение, когда вырастал неожиданный поворот. Теперь, когда страх прошел, миновал, исчез бесследно, словно его и не было, Нелли внимательней глядела по сторонам. Вскоре приметила она, что отец Модест, снова шедший впереди с факелом, иногда останавливается, что-то разглядывая на стенах. Нелли попыталась пристроиться поближе, и раз на третий ей повезло: прежде чем свет скользнул дальше, она успела заметить нацарапанный на камне рисунок. Ничего вразумительного, какой-то квадратик с ушками, замкнутый в кружок.
«Верно, трудно запомнить такую дорогу», – подумала она. Но сам ли отец Модест оставлял себе эти пометки?
Идти по камням было тяжело, но все же не в пример легче, чем на лыжах.
Что-то изменилось, сделалось то ли холоднее, то ли, напротив, теплей. Нелли неожиданно озябла.
– Ну, а теперь я попрошу первыми дам, – отец Модест, отодвинувшись, сделал приглашающий жест в сторону еще одного из бесчисленных коридоров, и вдруг… загасил о стену факел!
– Ох! – испуганно выдохнула Параша.
Навалившаяся тьма показалась полною слепотой. Нет, не полною! Нелли вдруг поняла и побежала вперед, и камешки фонтанами брызг летели из-под ее каблуков.
…Река, казалось, осталась далеко. Зенитное солнце, ликуя, играло в ослепительно синих небесах. С упоительною отчетливостью шелестели льдистые ветви деревьев. Снегирь, чья малиновая грудка на снегу светилась изнутри, словно китайский фонарик, подобно крошечной флейте, заводил свою горделивую песенку. Вдруг Нелли поняла, что никогда в жизни не видала более красивой птицы.

Глава IX

На лыжах в тот день шли немного, часа три. Передохнув после пещер, путники накипятили в котелке снега, сварили в нем странноватый чай, спасибо хоть, что без сала, невкусно перекусили вяленым мясом без хлеба.
– А говорили, батюшка, что уж близко, – ехидно промолвила Параша, тяжело опершись на палки.
– Близко, Прасковия, уж правда близко.
– Близко – до чего? – уточнила Нелли.
Отец Модест промолчал.
Все отчетливее вырисовывались сквозь легкий снегопад могучие очертания горной гряды. Настоящие, каменные и острые горы Нелли видала только на картинках. Казалось, что уж вовсе они близки, но маленький отряд шел час, другой, третий – а горы все не делались ближе. Отчетливей, да, но в гигантских своих размерах не увеличивались.
– Дорога!! – гневно вскрикнула Катя, тормозя. – Есть дороги, зачем было с лошадьми расставаться? Нешто нельзя было крюк сделать?
– Экая ты невнимательная, – отозвался отец Модест. – Я вить и говорил, что до дорог мы доберемся. Только в Россию сии дороги не ведут.
– А куда ж ведут? – Нелли перевела дыхание. Дорога была не то чтоб уж хорошо набита, и почти без колей: очевидно, что всадников езжало по ней куда больше, чем саней. Однако ж идти сделалось много легче, да и сам вид утоптанного копытами снега вселял уверенность в душу.
– В Китай и в прочие пределы.
– В Китай?!
– Ну да.
Куда ж занесла судьба маленькую Нелли Сабурову, что сказочный Китай, вовсе не существующий, утвердился на конце дороги, на коей она сама стояла? Прямо, прямо, прямо по ней – попадешь в Китай? Нелли вдруг так захотелось увидать пагоды, что рисуют на фарфоре и вышивают на подушках, мандаринов с длиннющими ногтями до полу. Вон уж жуть-то небось!
Но с дороги отец Модест свернул на лыжную тропу.
– Батюшка, а что это все тут за деревья? – спросила Параша. – Вроде и узловаты, как дубы, а на дубы не похожи.
– Сие кедры, благословение здешних краев. Они питают человека и очищают местность. Но выше нет уже сих великанов, они растут только в горной тайге. Следующая ступень – горная тундра, там деревья-карлики, березы ростом не выше сапога.
– Шутите!
– Нимало. Жаль, нету времени показать вам синие озера, что лежат в чаше гор. В них нету никакой жизни, даже летом не водятся рыбы. А выше тундры уже идет голый камень, туда нам вовсе ни к чему, да и до тундры мы не дойдем.
– А люди-карлики живут средь таких берез? – заинтересовалась Катя. Роскоф и отец Модест расхохотались. А собственно, что глупого? Если есть березы высотою с сапог, отчего не может быть людей ростом с палец? Небось просто никто не приглядывался. Бывал же в таких местах Гулливер и даже написал книгу.
Нелли с Катей переглянулись: хорошо б наловить здесь таких человечков да привезти домой. Поселить их можно будет в кукольном доме, Нелли все одно уже в куклы не играет. Право слово, крошечные деревья просто так не растут!
– А тот вон, тоже кедр? – выспрашивала Параша. – Что это на нем такое?
Дерево, не самое и большое, на каковое она указывала, стояло наособицу, и снег вокруг него был изрядно прибит. Ветви казались все обвязаны маленькими тряпицами. Некоторые из них, впрочем, были даже и не тряпицы, а шелковые яркие ленточки, Нелли приметила несколько желтых, две красных, синюю… Но больше было просто кусочков цветного ситца. Ленты и полоски материи полоскались на легком ветерке.
– Что сие?!
– Верования ойротов. По ведомым им признакам некоторые деревья почитаются как священные.
– А ленты зачем? – Катя, выскользнувшая из лыж, подпрыгивала от любопытства.
– Дары. Принося дар священному дереву, ойрот загадывает желание.
– Я тоже хочу! Только у меня нету ленты или тряпочки… Можно медную цепочку, из цыганских побрякушек осталась одна? Или нехорошо медную, дерево обидится?
– Ты меня спрашиваешь, Катерина? – отец Модест укоризненно покачал головою, но Нелли видела, что на самом деле он не сердит. – Ты, христианская девица, хочешь принять участие в языческом обряде и спрашиваешь меня, священника, что для сего подходит, а что – нет? Впрочем, мне думается, что цена даяния не имеет значения для дерева. Ойроты считают, что главное – движение души.
Покрасневшая, но решительная, Катя сняла перчатки и украсила цепочкою ближнюю ветвь. Отчего-то Нелли вспомнились Рождество и домашняя ель.
– Ты желанье-то загадала? – дернула подругу за рукав Параша.
– А ты как думаешь?
– А у меня зато есть… – Параша выпутывала уж из конца косы голубую ленту.
– И эта туда же! – Нелли видела, что отец Модест не знает, сердится ему или же смеяться.
Глядя, как голубой шелк, выскользнув из волос Параши, переселяется на ветку, Нелли обшаривала карманы. Ну не носовой же платок, в самом деле, привязывать на священное дерево? Позор, право слово! А чего же тогда? Волоса у ней, в отличье от Параши, застегнуты пряжкою. Нелли озабоченно заправила было за ухо выбившуюся из косы изрядную прядь: та покрылась из-за дыхания инеем и щекотала лицо. Ну конечно же! Где карманный нож?
– Нелли…
Ухватив левой рукою свободную прядь, Нелли поднесла нож к виску. Волоса скрипнули.
– Ох, Нелли!
Золотые нити норовили разлохматиться и путались в пальцах. Но зато как ярко засверкали они, отражая солнышко, на ветви, до коей еле дотянулась Нелли.
– Разгул поганства и полное повреждение нравов. Среди бела дня. Может, и Вы хотите последовать примеру, Филипп? – отец Модест сделал обязательный жест. – Чего уж там, не чинитесь!
– Право, не сердитесь на детей, Ваше Преподобие. Они заслужили забаву в конце столь трудного пути.
– Я вот именно, что не сердит. По-хорошему за такое драть надобно. Но закончим с отдыхом, уж полдень.
Все чаще на пути стали попадаться каменные валуны голубоватого цвета, иные с дом величиною.
– Отче, а когда ж мы дойдем до гор? Что-то они все далеко.
– Но мы уже в горах, Нелли.
– Как это?
– Да поднялись потихоньку. Знаешь, как мы высоко теперь? То же, что ты почитаешь горами, есть их голые вершины.
– Эй, касатка, а ты желанье-то не забыла загадать? – весело спросила Нелли Параша, перегоняя ее.
Экая глупость! Нелли расхохоталась. Радость сделать свой подарок дереву, связать себя невидимой нитью с ним была так сильна, что Нелли вовсе забыла о желании. Ничего она не загадала, только главное не признаться девчонкам, засмеют. Зря резала волоса.
Троп теперь стало много, они набегали друг на дружку, сплетались и расплетались вновь, словно играя в прятки меж каменными глыбами. Склоны двух гор сходились, образовывая поросшую кедровником долину. А посередине долины стоял замок. Настоящий замок, с готическими башенками и неприступными стенами, словно сошедший из сказок о рыцарях Круглого Стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83