– Вот вместе и будем висеть, – гневно отрезала Нелли. – Плывите себе дальше, сударь!
– Полно, мой юный друг, – незнакомец приятно расхохотался. – Я Вас испытывал. Хотите, я переберусь на Ваш ковчег сам, а Вам и мальчишке Вашему предоставлю лодку?
Нет, шпага тут не годилась: лишь с этого мгновения Нелли поняла, что фехтовать можно не только ею. Увы, она еще не умела иначе. Благодарить? А ежели перед тем была правда, а никакое не испытание? Продолжать браниться? А вдруг правду он благороднейше сказал именно теперь? Несомненно было лишь одно, произведенное туше было незнакомцу куда как приятно.
Нелли молчала, понимая, что в любом случае будут выглядеть глупо.
– Ну, чего же Вы? Я не шучу! – Незнакомец подтолкнулся поближе и ухватился рукой под застрехой.
– Нет! Останемся как есть! – Нелли не на шутку перепугалась.
– Воля Ваша, – легко согласился незнакомец, отталкиваясь. – Надеюсь, впрочем, что теперь уже никто не погибнет. Вода более часу не поднимается, а ранее полудня должна спасть. Но Вы пришлись мне по нраву, юный друг. Буду рад, ежели посетите меня на Галерной, тьфу ты, хотел я сказать Аглицкой, набережной в моем дому, после того как в городе разберут завалы. Кто Вы и где стоите?
– Зовут меня Роман Сабуров, я квартирую на Петровской набережной в доме Петряевой. А Вы…
– Я пришлю Вам приглашение! – Незнакомец расхохотался еще веселее. – Что же, прощайте, отправлюсь поглядеть, не могу ли помочь кому другому…
Долго и неподвижно глядела Нелли вслед удаляющейся фигуре с веслом в руках.
– Так и пойду я к тебе в гости, дожидайся, – наконец прошептала она сквозь зубы.
– Как знать, – странно взглянув на Нелли, отозвалась Катя.
– Ни за какие коврижки. Экой наглец.
Прошла четверть часа, а быть может, и половина, когда девочки заметили, что вода, переливающаяся через овальные медальоны решетки, выпустила их и заплескалась в вертикальном узоре прутьев…
– Спадает, ей-богу спадает! – в волнении выдохнула Катя.
– Не божись, нехорошо.
– Лучше подумай, как нам отсюда выбираться. Через дом лезть обратно опасно будет, он перекорежен весь.
– Да спрыгнем с крыши, высота-то небольшая.
– Достаточная, чтобы ноги поломать, если под нами мостовая.
Но еще через половину часа сделалось ясным, что внизу не булыжник, а осенне-жухлая трава, полощущая стебли в убывающих водах, словно водоросли или волосы русалок.
Дом начал тяжело опускаться на землю, когда вода еще держалась. Со странным чмоканьем дрогнули стены, и Нелли с Катей едва не свалились с крыши от тяжелого толчка.
– На земле! Ура!! Мы на земле!!
– Ура-а!!
Подруги запрыгали от восторга по крыше, уже не заботясь о том, что она ходит ходуном.
– В воду прыгать мягче, – задумалась Катя, – но холодно потом будет, осень все-таки. Давай уж подождем.
Сказано было разумно, но Нелли еле сиделось на месте: ей казалось, на этой глупой крыше провела она долгие годы жизни. Вода, впрочем, уходила все быстрее. Вот уже из нее проглянули первые лохматые кочки, вот сплошная вода раздробилась на лужи и лужицы.
– С Богом, полетели! – Катя свесила ноги с крыши и оттолкнулась. Как и Нелли, падать она умела, по обыкновению всех хороших лошадников. Через мгновение девочки валялись уже в мокрой траве, громко хохоча.
Как приятно оказалось, спружинив в коленках, вскочить на ноги, ощутить под ногами упругую, живую земную твердь.
– У тебя волоса в глине!
– А у тебя нос!
Кроме волос и носа, в глине и тине были плащи, штаны и манжеты, причем у обеих. Катя к тому ж потеряла шляпу.
– Ноги промокли, жуть, – Нелли, запрыгав на одной ноге, стащила с другой туфлю и вытряхнула. Затем она проделала то же со второй.
– И у меня насквозь. А идти-то далеко.
Идти оказалось много дольше, чем было бы до наводнения. Под ноги лезли покрытые тиной обломки дерева и черепицы, а в некоторых улицах проход был полностью загорожен поломанными телегами и разбитыми лодками, жалостными тушами потонувших лошадей и коров, стволами вырванных с корнем дерев. В других же местах пройти нельзя было оттого, что мокрые мужики и мещане под руководством полицейских офицеров начинали уже работы по разбору опасно поврежденных зданий. Усатый полицейский солдат нарочно стоял, чтобы заворачивать прохожих от обвального места.
– Только б наши-то лошади целы были…
Внимание Нелли привлекла девочка, сидевшая прямо на тротуаре, привалившись спиной к стене в очевидной потере сил, быть может лишившаяся чувств. Ее васильковое платье потемнело от воды, а передник с чепцом казались из белого серы.
– Гляди! Да это ж дочка той доброй женщины, что кричала нам с крыши! – Нелли кинулась к ребенку, не обратив внимания, что Катя от нее отстает. – Где твоя маменька, малютка?
Девочка точно была без чувств. Подбородочек ее лежал на груди, а упавшие без сил холодные ручки не отозвались на прикосновение Нелли.
– Тебя надо в тепло и скорей снять мокрое да растереть водкой! – Нелли с силой подняла послушное тельце на руки и побежала назад, в переулок, где слышались голоса работающих. – Потерпи немного, сейчас мы все устроим!
– С того дома начинаем, может, кто остался внутри! – кричал жителям молодой офицер, указывая рукою. – Багры сюда!
– Господин офицер!! – Нелли запыхалась.
– Чего тебе, мальчик? – Голос офицера сделался ласковым, но Нелли удивилась невольно, отчего он назвал ее мальчиком, а не молодым человеком, как обязательнее по отношению к недорослю. – Это сестра твоя?
– Нет, сударь, эта девочка потерялась. Я видал ее во время наводнения и могу вспомнить, где она живет. Но сейчас она совсем без сил, давайте отнесем ее какой-нибудь женщине!
– Ей уже не нужны силы, мой друг, – офицер положил руку Нелли на плечо. – Вон кто может о ней позаботится.
Нелли медленно обернулась. Три монаха в низко надвинутых куколях медленно влекли по улице повозку, а четвертый разгребал перед ними сор, могший помешать колесам. Черноволосый мужик лежал в повозке неподвижно, неудобно запрокинув косматую бороду. Рядом с ним лежала совсем молодая девушка, одетая как мещанка. Беспомощно, словно никогда не ходившие по земле ноги большой куклы, торчали из мокрого подола ее козловые башмачки. К девушке привалился мальчик лет осьми, одетый только в длинную сорочку и ночной колпак с кисточкой. Видимо, вода убила его прямо в кроватке.
– Еще двоих заберем, да для этой ходочки довольно, – тихо говорил старенький по голосу монах товарищам. – Больше-то не осилим, тяжко без лошади. Лучше лишний раз воротиться.
– Давай ее сюда, голубчик, – монах обращался к Нелли.
Не может быть! Нелли помнила таинственный сон, окутывавший лицо Ореста в гробу, но это было совсем другое! Затененное мокрыми оборками округлое личико с ямочками на щеках было совершенно живым, холодное тельце таким послушным и гибким на ее руках… Вить оне были невредимы, когда вода перестала подниматься! Что же случилось? Где ее мать?
– Наводнение и есть наводнение, сынок, – словно отвечая на мысли Нелли, молвил другой монах, осторожно вынимая дитя из рук Нелли. – Всякое случается. Имени-то не знаешь младенца?
– Нет.
Повозка тронулась дальше. Работающие приостановились, чтобы пропустить печальную процессию.
Чувствуя, что не в силах сдержать слезы, Нелли полезла в карман за носовым платком. Пальцы ее скользнули по холодной гладкой вещице.
– Погодите! – Нелли в два прыжка догнала повозку.
Фарфоровый зайчик, сто лет назад выеденный из шоколадного яйца, перебрался из кармана Нелли в полотняный широкий карман, нашитый посреди детского передника. Нелли плакала, уже не таясь.
– С Богом, голубчик, ступай с Богом, – монах осенил Нелли крестным знамением.
Часы на дальней башне начали бить. Полдень! Всего только полдень! Катя, как следовало ожидать, появилась из ближних ворот, когда
повозка скрылась уже из глаз.
Раньше часу пополудни они были уже на Петровской набережной.
Увидя на пороге своих жильцов, вдова охнула от радости. Из отворенной двери шел смрадный пар: на протянутых по всей комнате веревках висели покрывала, ковры, перины, платье и шубы. В камине гостиной жарко полыхал огонь.
– Беда-то, беда, давно такого не видали… – Матрена отжимала в ведро мешковину, которой добирала с полу воду. – У соседей две коровы утонуло, девку насилу откачали. Прав был кум Никанор, что на Пески переехал. Оно, конечно, живет там больше голытьба да беднота, да вить зато только Пески во всем городе никогда и не заливает. Ну да слава Богу, дом цел, а второй-то этаж вообще сухонек стоит.
Последнее было куда как приятно. Тяжело переступая занемевшими вдруг ногами, Нелли поднялась в горницу, где разве что прибавилось два-три пятна на штукатурке, а прочее осталось, как и было утром. Нелли рухнула на кровать прямо в мокром плаще.
– Да погоди ты…
Катины руки мелькали и ворочали Нелли, освобождая ее от мокрой тяжести. Сделалось хорошо, легкое облако мягкого тепла окутало тело.
– Слышь, я сбегаю лошадей проверить, – донеслось издалека.
Нелли не ответила. Кровать плыла куда-то, словно наводнение еще не кончилось. Девочка, напрасно отданная на повозку к монахам, плакала и тянула к Нелли ручки. Смеялся незнакомец, стоя в своем челноке с веслом в руках.
К ночи Нелли все ж таки заболела.

Глава XXVII

Когда лихорадочный озноб заставил зубы Нелли стучать друг о дружку, Катя притащила с кухни заимствованные у Матрены льняные полотенца и бутыль с уксусом. Более часу просидела она, освежая пылающий лоб подруги холодными примочками. Добрая вдова и сама рвалась ходить за юным жильцом, пострадавшим от наводнения, но Катя, по понятной причине, ее не впустила.
– Главное, доктора не зови, – слабо попросила Нелли, когда движение кровати по волнам ненадолго остановилось. – Захочет сердце слушать своей железной трубкой, ну и… В верхнем-то платьи ничего не заметно или даже в сорочке с кружевами.
– Да невелика мне печаль, если какой докторишка нас раскусит, – озабоченно отозвалась Катя, отжимая полотенце. – Был бы толк, а я лекарям этим не верю. Только и знают, кровь выпускать. Упыри, одно слово. Или пиявок лепят, опять же те кровь сосут. А в крови, между прочим, душа запрятана. Экая польза, когда твоей душенькой черные гадины обедают…
– Отчего душа в крови?
– А где же еще ей быть? Сказывают, из-за этого люди-жиды никакого мяса с кровью не едят, ни говядины, ни курицы…
– Так разве у курицы или коровы есть душа? У них же нету! Непонятно тогда.
– Да, вправду в толк не возьмешь…
Но тут кровать снова поплыла, и плыла долго, очень долго, до тех пор, покуда не прилетела огромная черная ворона. Насмешливого незнакомца, который опять оказался в комнате, ворона прогнала довольно быстро, размахивая крыльями. Странным было то, что ее черные крылья оказались искусно расшиты золотыми нитями, а еще разноцветными блестками и бусинами.
– Я чаю, мой свет, и ты такой же парень, как твой хозяин, – прокаркала ворона.
– Было тебе сказано – выдашь нас хоть кому-нибудь, зарежу. Поможешь, озолочу.
– Да хватит ли у вас, малолетних, золота?
– У меня конь дорогой, – в голосе Кати зазвенела тоска. – Целой деревни стоит.
– Ай, молодец, девка, хорошая подруга. Да не кручинься, помогу, чем смогу, и не возьму я с тебя ни полушки.
– Это почему еще?
– Много будешь знать, скоро состареешь.
Теперь ворона превратилась в носатую старуху с вышитой черной шалью на плечах. Глаза у нее были черные и неприятно вострые. Старуха сидела у кровати и держала Нелли за руку.
– Одно хорошо, вижу, ела она что-то прежде, чем прозябнуть. Хорошую пищу ела.
– Вот уж хорошее так хорошее! – Катя покривилась. – Шоколат этот, сладкое с горечью.
– Ай, какая удача! Ты, девушка, запомни, хорошая пища, она из колдовских краев. Первое – питье чайное, его желтые люди собирают. Второе – питье кофей, что у черных людей водится. Третье – питье-еда, шоколадовые бобы, что от людей-сарацинов. Еще хорошо длинное белое сарацинское пшено, да только его-то как раз не люди-сарацины в своей пустыне собирают, а те же желтые люди. Растет сарацинское пшено по колено в воде, а иначе чахнет. Великая сила в шоколадовых бобах, чайных листьях да сарацинском пшене, и от болезни могут уберечь, и больного поднять.
– Выходит, не впустую господа все чай дуют?
– Нет, девушка, это от ума. Вот и ты сейчас пойди завари, да вот этой травки в кипяток добавь.
Катя поднимала Нелли за плечи, а старуха поила ее с ложки чем-то горячим, терпким на языке. Кровать стояла уже на месте, и неприятные пришельцы не тревожили сна.
Поутру Нелли проснулась совсем здоровой, только со слабостью во всем теле – наподобие той, что всегда приходила после разговоров с камнями.
Умыв лицо и руки Нелли мокрой простыней, Катя принесла чай и тарелку вкусно сваренной Матреной рисовой каши. Одно лишь испортило Нелли аппетит: вместо свежих булок были нарезаны старые, уже слегка покрытые зеленоватой плесенью.
– Это что за гадость?
– Лекарка сказала тебя плесневелым хлебом кормить, чтобы жар в легкие не спустился. Слабые они у тебя.
– Что за лекарка, Катька? Откуда она взялась вчера?
– Позавчера. Цыганка это, уж больно мне не хотелось доктора-упыря звать. А цыганы вовсе близко от нас остановились, вот уж повезло, так повезло. Представь только, я вить в окошко их увидела, двоих цыганят. Бегала воду тебе переменить похолоднее, а окошко кухонное оно во двор. Смотрю, затаились пострелята у поленницы, шепчутся о чем-то. Может, обокрасть кого хотят, мне дела нету. Уж я как выскочу в чем есть! Кто, говорю, из ваших лекарит, скажете, денег дам. Ну, взяли алтын, понятно, приведем, говорят, старую Зилу. Ох и старуха, жаль, ты не видела ее толком! Ох, старуха! Столько мне порассказала всего, покуда около тебя сидели! Про барыню Трясовицу хоть бы…
– Постой! – Нелли отставила поднос и уселась в постели. – Может, мы тогда цыганятам и поручим искать Венедиктова? А то уж пятый мы день в столице, и все без толку.
Раздался стук в дверь, и почти сразу за ним в горнице появилась озадаченная вдова.
– Почта к выздоравливающему, – произнесла она превесело, но отчего-то косясь в коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83