Бартоломе очень привязался к ним за те недели, что провел в их обществе, сопровождая их из Кордовы в Валладолид. При большом и пугающем дворе он заменил им отца. Проведя несколько лет при английском и французском дворах, Бартоломе Колон хорошо усвоил их уроки. Он старался сделать все, что в его силах, чтобы научить племянников, как выжить, оставаясь при этом пажами принца Хуана.
Сердце его болело при мысли, что ему придется оставить двух мальчиков в этом зловещем дворце, где плетутся политические интриги. По крайней мере, медлительный молодой принц, который обладал слабым здоровьем, был добрым, не то что его родители. Диего и Фернандо так мало знали своею ища, и вот теперь их покидал и дядя. Но он поступил так, как ему рекомендовал Кристобаль, и вот теперь его манила Индия. Он так долго об этом грезил, и наконец мечта была близка к осуществлению. Завтра же он отправится в Кадис, а оттуда – в новый город Изабелла на Эспаньоле. Он будет самым лучшим, самым способным учеником Кристобаля, его правой рукой на острове.
Бартоломе шел по внутреннему дворику. Была ранняя весна, прохладно, шел мелкий противный дождик. В своих письмах Кристобаль писал о целебном теплом климате Индии. Бартоломе ускорил шаг, плотнее натягивая тяжелый бархатный плащ на свои широкие плечи. Едва он дошел до навеса портика, обрамляющего внутренний дворик, из-за тени, отбрасываемой колонной, к нему метнулась маленькая фигурка. Было поздно, а эта часть дворца пустынна. В его руке с молниеносной быстротой блеснул кинжал.
– Кто здесь?
– Пожалуйста, я не собираюсь причинить вам вреда, дон Бартоломе, – послышался тихий умоляющий женский голос. Он посмотрел на хрупкую фигурку в грубой одежде мальчика-конюшего.
– Вы не парень, – тепло сказал Колон и обернулся, пытаясь рассмотреть, кто еще может прятаться за колоннадой портика.
– Я пришла одна. Мне надо поговорить с вами об очень важном деле, – сказала Магдалена.
Бартоломе убрал кинжал и оглядел девушку в скудном свете мерцавшего в нескольких ярдах факела.
– Вы одеты как простой крестьянский паренек, а речь выдает в вас знатную даму, – недоверчиво сказал он.
– Я очень рисковала, чтобы достать одежду брата моей служанки, и еще больше, чтобы выскользнуть через то окно и вскарабкаться по решеткам, чтобы подстеречь вас. – Она показала рукой на каменную стену в дальнем углу двора, которая поднималась несколько выше уровня дворца.
– Там королевские покои, с возрастающим ужасом произнес он. – Вы могли сломать себе шею, если бы оступились! Но кто вы, госпожа, и что хотите от меня?
Магдалена нахмурилась:
– Я лазила по дубам и пальмам у себя в Андалузии – там это обычная детская игра. Что же касается того, кто я и чего хочу, давайте отойдем туда, где можно в безопасности поговорить.
Обостренный при французском дворе инстинкт подсказывал Бартоломе быть начеку.
– Вы, должно быть, одна из фрейлин королевы. За эту мою ночную вылазку я могу закончить жизнь на плахе.
– Нас обоих постигнет жалкая участь, если мы будем здесь стоять и препираться! В лучшем случае мы подхватим воспаление легких от этого проклятого дождя, – ответила она. – Если бы я хотела обольстить вас, дон Бартоломе, я оделась бы более подходящим образом, – добавила она, увлекая крепкого мускулистого человека за собой в темный альков, который вел к узкой винтовой лестнице. Пойдемте.
– Конечно же я дурак, – мрачно сказал он, позволив повести себя вниз по ступенькам в заброшенный амбар, наполненный заплесневевшими мешками с пшеницей и мышами, которые пожирали ее.
Помещение тускло освещалось маленькой сальной свечой, которую аккуратно прикрепили к стоявшей на грязном полу тарелке. Всю обстановку составляли лишь два грубо сколоченных табурета возле стены. Бартоломе скинул влажный плащ с капюшоном и повесил его на деревянные перекладины ящика для зерна, взял свечу и поднял ее, чтобы рассмотреть лицо Магдалены.
– Ваше лицо кажется мне знакомым. Я видел вас в зале для аудиенций.
– У вас зоркий глаз, если вы смогли запомнить одну девушку среди сотен, окружающих королеву, особенно когда сейчас я так одета.
– Это из-за волос, – ответил он, замечая ее густую косу, которая высунулась из-под драной шапки. – Они напоминают мне темный цвет дерева, которое привозят из Африки и Индии, чтобы добывать красную краску. Кто вы, госпожа?
Магдалена Вальдес, дочь Бернарде и Эстреллы Вальдес из Севильи, – безысходно ответила она.
– Графа-крестоносца, осведомителя самого Торквемады? – в ужасе спросил он.
– К, моему бесконечному стыду, дa, но, пожалуйста, не бойтесь меня, ибо я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. – Магдалена вытащила из-под грубой шерстяной рубашки свой медальон. – Мне надо кое-что показать вам под строжайшим секретом. Умоляю, садитесь, пожалуйста. Я стянула флягу с вином и немного хлеба с сыром. – На мгновение ее измученное лицо осветилось обворожительной, захватывающей дух улыбкой. – Я довольно удачливый воришка, – сказала она, доставая свои трофеи из тайника – кожаного мешка, лежавшего в углу.
Бартоломе сел и приготовился слушать, а Магдалена стала рассказывать долгую историю о том, как ее предали. Когда она закончила, он был потрясен до глубины души. Он встал и посмотрел с высоты своего роста на ее бледное отчаянное лицо.
– Мы живем в ужасное, злое время. Я вскоре вернусь в Лиссабон и буду составлять там карты, а потом продолжу это в Кастилии и Арагоне.
– Но еще раньше отправитесь в путешествие, чтобы примкнуть к вашему брату, – с надеждой возразила она.
– Я слышал об этом Диего Торресе. Он был маршалом у моего брата. Они недолго служили вместе во время войн с маврами. Этот обращенный спас жизнь Кристобалю, – неохотно признал он.
Тогда вы должны привезти Диего его невесту, иначе ревность королевы обречет меня на вечное заключение, – взорвалась Магдалена.
– Вы понимаете, о чем просите? Если выяснится, что я помогал вам убежать от королевы, вся моя семья будет опозорена, предана суду или даже убита!
– Как случилось с родом Торресов. Диего – единственный, кто остался в живых, и я связана с ним обетом. Он не знает, что выпало на мою долю, – умоляюще сказала она.
Бартоломе покачал головой:
– Вы показали мне дорогое кольцо с фамильным крестом. Я не знаю, принадлежит ли оно на самом деле роду Торресов, и не уверен, каким образом оно попало к вам, – Он рассматривал ее страдающее лицо. Она была прелестна даже в тряпье конюшего. В зеленых глазах сверкали слезы.
– Если бы вы знали, что это за доминиканские монахини! Монастырь в Мадриде стоит особняком, сестры содержатся за высокими каменными стенами почти что в темницах, как те бедные, несчастные люди, которых по ложным доносам осуждает мой отец.
– Меньше всего следует злиться на вашего отца генуэзцу – иностранцу, который, благодаря своей терпимости, не был замечен ни в чем дурном.
Отворачиваясь от него, она сказала:
– Что ж, тогда отец уничтожит меня. Если я не доберусь до Диего, ни в какой монастырь я не пойду.
В ее голосе прозвучала стальная решимость, от которой у Колона по спине пробежал холодок. Эта девушка не будет угрожать зря. Она убьет себя. Он был в этом уверен.
Значит, вы не лжете, что кольцо вам дал Бенджамин Торрес? – тихо спросил он. И вдруг его красноватое лицо расплылось в улыбке, из-за которой он показался значительно моложе своих сорока лет, – А как мы провезем контрабандой знатную женщину, предназначенную для монастыря, через весь путь от Валладолида до Кадиса, а?
Магдалена обернулась, кулачками вытерла слезы, и лицо ее сразу же запылало надеждой.
– Я придумала план. Подумают, что я пыталась бежать, но на меня напали грабители. Найдут юбки, которые я одевала для верховой езды, запачканные кровью, – кровью овцы. Я заберу свои драгоценности, а сама оставлю пустую шкатулку на окровавленной одежде. Мой отец и даже король поверят, что я или мертва, или опозорена, и не захотят принять меня обратно. А как только Фердинанд потеряет ко мне интерес, королева успокоится. Всеполучится, дон Бартоломе, я знаю это!
Марьена, лето 1494 года
Аарон стоял посреди огромного бохио, в котором жил Гуаканагари, его жены и их дети. Молодой касик сидел на резном деревянном стуле, который в совершенстве повторял контуры его тела. Он откинулся на резную полированную и отделанную золотом спинку с небрежностью и непринужденностью, отражавшей его внутренние чувства к белому другу, на которого он внимательно смотрел.
В Алие растет ребенок. Я думал, это станет поводом для веселья – твоего и наших людей. Мы стали думать о тебе как об одном из нас. – Гуаканагари озабоченно посмотрел на него.
– Я провел с вами много месяцев, мой друг, и во многом восхищаюсь таинцами. – Аарон помолчал, проведя рукой по своим кудрявым золотистым волосам, подбирая слова, чтобы растолковать ему европейские ценности и, возможно, оправдать европейские предрассудки. – Среди моего народа и всех людей, живущих по ту сторону великой воды, очень важно, чтобы мужчина знал, что дети его женщины являются его кровными детьми. – Он посмотрел на Гуаканагари, чтобы оценить его реакцию.
Молодой человек ошеломленно спросил:
– А разве не вседети являются даром Божьим? Вот что говорили нам ваши святые отцы. Мы решили, что надо любить каждого ребенка.
Аарон почувствовал себя в ловушке.
– Всех детей надо любить, но… – Он выругался по-кастильски и попробовал начать снова. – Это хорошо, что ваши люди принимаю! всех детей, не придавая значения тому, кто их отец.
Это свидетельствует о плодовитости женщины, что делает ее хорошей женой. Мужчина, который женится на беременной женщине, знает, что она принесет ему много детей.
Доводы Гуаканагари казались ему незыблемо логичными.
– Я должен знать, что дитя мое, Гуаканагари, – откровенно сказал Аарон, устремив взгляд своих голубых глаз в темные очи касика. – Прости меня, но меня так учили.
Алия будет хранить тебе верность, как только вы обменяетесь брачными обетами. – Он просветлел. – Моя сестра говорила мне, что часто ложится с тобой, а с другими редко. Так что дитя, вероятнее всего, твое. Всегда, когда мужчина вашей расы дарит ребенка нашей женщине, в нем легко заметить черты смешанной крови. Мы подождем и посмотрим, когда ребенок родится. Это сделает тебя счастливым, мой друг? – В голосе Гуаканагари безошибочно слышалась искренняя мольба.
– Да, – сказал Аарон, вздохнув от гнева, который он старался тщательно скрыть. Ты прав. Наполовину белые дети таинцев выглядят иначе. Я возьму на себя ответственность за моего ребенка. Даю тебе слово.
«Дитя, вероятнее всего, твое». В голове Аарона звучали, эти слова Гуаканагари ночью, когда он, прислонившись к пальме, росшей возле дверей их бохио, следил, как Алия добавляет очищенный арахис в перечный соус, кипевший на огне. Большой медный газ был наполнен ароматной смесью из дикой утки, рыбы, ямса, бобов и острых пряных соусов из корней кассавы. Она помешивала варево деревянной лопаточкой, а он наблюдал за ее движениями. Она все еще была грациозна, хотя талия ее стала толще, а всегда полные груди налились и потяжелели.
Аарон понимал, что многие из тех, кто прибыл сюда на кораблях, никогда не вернутся в Кастилию. Мужчины, которые, как Ролдан, женились на таинских женщинах и стали полноправными касиками, растворившись в примитивной, но изобильной жизни джунглей, не стесненной условностями. Но образ жизни, присущий таинцам, скоро исчезнет. Уже приезжают сюда чиновники из Изабеллы, строят форты, обращают в рабство карибцев и заодно таинцев. Каждые две недели они устанавливают квоты на добычу золота, а если окруженные и перепуганные таинцы не могут собрать его достаточно много, им отрезают уши или вырывают ноздри.
Когда подобная жестокость впервые коснулась деревни Гуаканагари, Аарон поехал в Изабеллу с протестом, готовый убить Маргарита, но командор находился в глубине острова, где строили форт. Младший брат Кристобаля, Диего Колон, во время разведки адмирала был его заместителем – губернатором. Высокомерный молодой человек с негодованием защищал политику губернатора и сказал, что у суверенов должно быть золото, в противном случае колония будет лишена жизненно необходимых запасов пшеницы, вина, одежды и оружия и даже медикаментов.
Аарон уехал из Изабеллы, едва избежав тюремного заключения из-за своего яростного протеста против методов, которыми солдаты добывают себе трофеи.
Франсиско Ролдан не только протестовал. Он поднял знамя восстания в Ксарагуа и выдворил всех вторгшихся в Изабеллу. Более осторожный Гуаканагари, будучи касиком Марьены, решил дождаться возвращения адмирала, веря, что он единственный человек, который прекратит грабеж солдат. Аарон не был склонен к такому миролюбию. Он сражался и убил нескольких колонистов-золотоискателей, которые пытались силой поработить таинцев и заставить их работать на шахтах. Он размышлял, сможет ли его старый друг Кристобаль возместить зло, нанесенное таинцам за время его отсутствия.
Между тем Аарон Торрес научился пользоваться веревкой беджуко, которая приносила быструю и молчаливую смерть. Он собирал палки для своих арбалетов, но в то же время молил Бога, чтобы не оказаться втянутым в открытое столкновение против короны и Кристобаля Колона – ее представителя. Он ценил их старинную дружбу и хотел открытого диалога между людьми Гуаканагари и королевскими чиновниками в Изабелле. Ему также надо было осуществить свой план отмщения Бернардо Вальдесу, поэтому он должен был вернуться в Севилью. А это было бы невозможно для человека, за которым охотятся.
Алия склонилась над костром, наблюдая за ставшим еще более задумчивым лицом Аарона. С тех пор как он вернулся из-за океана, он как-то отдалился от нее. Она встала и подошла туда, где он сидел, потом вытянулась возле него на влажной мшистой земле. Несмотря на ее хорошо заметную беременность, она была точеная и грациозная, как кошка.
– Что тебя беспокоит? Пожалуйста, расскажи мне об этом, чтобы я смогла разделить твое бремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53