На миг он почувствовал удивительную легкость, а когда упал на землю, острая боль пронзила все тело. Он упал на раненую руку, услышал, как треснула кость, и в следующее мгновение его окутала темнота…
Глава 25
- Ой-ой-ой! - скулил Рам Дасс, сжимая руки в непритворном горе. - Ой-ой-ой, я убил Хазрат-саиба!
- Сейчас же прекрати! Боже правый, ваше сиятельство, заставьте этого бедолагу прекратить скулеж!
Иден молча отошла от постели мужа и подошла к индусу.
- Он жив, Рам Дасс, - тихо сказала она и погладила его по руке. - Врач опытный, он не допустит, чтобы Хью умер.
- Английский врач! - презрительно воскликнул Рам Дасс. - Что он знает о лекарствах и лечении? У саиба сильный жар. Послушайте, он разговаривает сам с собой, будто в него вселился дьявол!
Иден повернула обеспокоенное лицо к кровати, где, что-то тихо бормоча и обессиленно метаясь в жару, лежал Хью. Врач тревожно склонился над ним и взял за руку.
- Я думаю… - она судорожно сглотнула, - я думаю, он не умрет. Он просто потерял много крови.
- Я застрелил под ним лошадь, - продолжал сокрушаться Рам Дасс. - Это из-за меня он сломал руку, и теперь его жизнь - в милости Божьей.
Иден молчала, она видела, что Рам Дасс искренне сомневается в выздоровлении Хью, и подумала, что напрасно впустила его в комнату. Но он прождал под дверью всю ночь, и у Иден не хватило духу отослать его.
Она устало повернулась к окну и увидела, как холодное зимнее солнце яркими лучами падает на пол сквозь полуоткрытые портьеры.
Иден с изумлением поняла, что давно наступил рассвет, а она и не заметила. Ей с трудом верилось, что доктор пришел всего два часа назад. Казалось, прошли дни, недели, целая жизнь с тех пор, как они штурмовали ворота Роксбери, а между тем это случилось всего лишь прошедшей ночью.
Иден своими глазами видела, как Рам Дасс сделал выстрел, которым случайно убил коня под Хью, но тогда онаеще не знала, как серьезно пострадал Хью. Даже самРам Дасс поначалу не понял, что наделал. Он вышел из ворот в то самое мгновение, когда враждующие стороны столкнулись. Из его горла вырвался боевой клич - клич пушту, подобный тем, что звучали на афганской границе еще во времена нашествия Великого Могола. На этот клич и обернулась Иден. В руках у Рам Дасса было древнее ружье. Бог знает, где он его раздобыл. Иден увидела вспышку, когда он выстрелил в толпу. Он хорошо прицелился и обязательно попал бы в Чарльза Уинтона в то же мгновение, когда сабля полковника Карстерза снесла тому голову, если бы на пути пули не возник конь Хью, галопом врезавшийся в сечу.
Иден не успела еще броситься ему на помощь, а Том Паркер уже был рядом. Он приподнял голову Хью и положил ее к себе на колени. Из привратницкой быстро притащили некое подобие носилок и отнесли его в дом. Полковник Карстерз лично проследил, чтобы всех людей Уинтона разоружили. Громкой победы, на которую рассчитывал полковник, не получилось - со смертью хозяина люди Уинтона быстро растеряли боевой пыл и беспрекословно подчинились всем распоряжениям Карстерза.
Хью пришел в себя только один раз, когда его перекладывали на кровать и из-за неумелого обращения задели сломанную руку, - от нестерпимой боли он очнулся. Когда Хью упал с коня, последнее, что он увидел сквозь накатывающие волны алого тумана, было лицо Иден, склонившееся над ним, такое бледное и напуганное, что он не сразу узнал ее. Потом это видение исчезло, и вместе с ним на миг отключилось сознание. Очнувшись, он взял ее за подбородок и на удивление твердо произнес слова, которые до сих пор преследовали ее:
- Я не прощу тебе этого, Иден. Сожалею, но не прощу никогда…
Доктор Теодор Блейкни прибыл несколько часов спустя. Все окна в доме были освещены, внутри и снаружи царила страшная суматоха. Но в западном крыле, куда перенесли графа, его встретила могильная тишина. Лакей с побелевшим лицом проводил доктора наверх, где он сразу же разогнал всех собравшихся у дверей.
Доктору было под восемьдесят, его некогда могучий торс сгорбился и поник от холодных, сырых английских зим, но в обществе его авторитет по-прежнему оставался непререкаем, и все послушно разошлись.
Размотав полоску ткани, из которой был сделан жгут, доктор наклонился над раной и с одобрением заметил, что именно этот жгут спас его сиятельству жизнь. Он поинтересовался, кто догадался наложить такой простой, но достаточно надежный жгут.
- Я, - тихо призналась Иден.
Старый доктор повернул голову и в первый раз внимательно рассмотрел ее. Костюм Иден не вызывал у него восторга, она все еще была в мужском платье - в бриджах и сапогах. Доктор понимал, что он, возможно, безнадежно отстал от жизни, наверное, это сейчас в моде… Но в лице молодой женщины было что-то, что невольно притягивало его. Молча, без лишних вопросов она четко выполняла все его распоряжения, это качество редко встречалось среди доморощенных лекарей, а уж среди легкомысленных молодых красоток особенно.
Доктор собрал сломанную кость, наложил шов на края рваной раны, остановил кровотечение.
- Вы получили медицинское образование, ваше сиятельство? - с неожиданным интересом спросил он. Иден покачала головой:
- Я выросла в Индии.
- Понятно, - отозвался он, слова Иден многое прояснили. Судя по рассказам его коллег, которые побывали в Индии и даже пытались как-то наладить врачебную помощь, условия жизни там были просто чудовищные. Сверкающие богатством города Востока кишели страшными болезнями, вся Индия была усеяна могилами английских малюток и их несчастных матерей, которые не вынесли родов в этом грязном, полном заразы крае.
Если принять во внимание ужасающие трудности жизни в Индии, Теодору Блейкни не стоило удивляться, что молодая женщина, подобная графине Роксбери, научилась обрабатывать раны и выправлять сломанные кости с таким умением, которого до обидного не хватало его собственным помощникам, получившим специальное образование.
- Так вы и есть индийская жена Хью? - начал доктор в намеренно разговорной манере и впервые позволил себе улыбнуться. Иден уставилась на него широко раскрытыми глазами, и доктор снова улыбнулся. - Я знаю вашего мужа уже много-много лет, ваше сиятельство. Еще до того, как он поселился в Роксбери. У меня тогда была собственная практика в Лондоне, в Вест-Энде. Там я прожил двадцать три года, прежде чем вернулся в свой родной Уэльс. Наши пути иногда пересекались. Он прекрасный человек, скажу я вам.
- Да, - прошептала Иден, ей было больно говорить, она отвернулась, чтобы доктор не увидел, как у нее вдруг по-детски задрожала нижняя губа. Наверное, Хью уже вне опасности, раз доктор успокоился и неожиданно разговорился. Но через полчаса доктор Блейкни уже не испытывал желания да и не мог позволить себе жизнерадостно болтать. Он вообще замолчал, потому что у Хью опять начался жар. В действиях доктора, во внезапно наступившей тишине ощущалась такая полная обреченность, что Иден побоялась спрашивать его.
- Он не умрет, - твердила она Рам Дассу, - доктор говорит, он сильный, гораздо сильнее, чем другие, нужно только время.
- Как скажешь, дочка, - удрученно отозвался Рам Дасс, но было видно, что он ей не верит. Вне себя от горя, он покинул комнату.
Иден в отчаянии отвернулась к стене, прижала кулачки к губам и беззвучно заплакала.
- Вам лучше уйти, ваше сиятельство. - Доктор ласково коснулся ее руки. Она обернулась и посмотрела в его сострадательные глаза. - Уверен, вы не сомкнули глаз за ночь. Не хочу показаться неуважительным, но вам, похоже, необходим отдых.
Иден откинула со лба волосы, взяла предложенный доктором платок и вытерла с лица слезы. На самом деле она по-настоящему не спала уже две ночи, но не собиралась признаваться в этом доктору. Она не уйдет, пока Хью не станет лучше. Доктор, наверное, почувствовал ее настроение, во всяком случае, указал на ближайшее кресло и предложил ей посидеть немного.
- Если он вдруг позовет вас, вы будете рядом, - заметил он. В этих словах была правда. Иден настолько устала, что не стала возражать и послушно уселась.
Иден заснула мгновенно, глаза у нее закрылись еще до того, как доктор развернул одеяло и укрыл ее. Она не шевелилась, ей не мешали дневной свет и яркие лучи солнца, поднимающегося все выше и выше на зимнем небосводе. Не заметила она и заката, когда небо стало сначала неистово розовым и золотистым и наконец глубоким темно-синим, цвета наступающей ночи. В комнате одну за другой зажгли лампы.
Все время приходили и уходили люди, они перешептывались о чем-то с доктором через приоткрытую дверь. Некоторые выражали недовольство, что их не пускают, но добряк-доктор твердо стоял на своем, а одного вида здоровенного привратника усадьбы, пришедшего на помощь, было достаточно, чтобы спровадить даже самых упрямых.
Когда Иден проснулась, ночь уже прошла, занимался новый день. Она проспала целые сутки и даже не заметила этого. Иден ужасно рассердилась на доктора за то, что он не разбудил ее, но как только она выбралась из глубокого кресла и коснулась лба Хью, то поняла, что жар прошел. Хью спал глубоким сном, не подозревая о ее присутствии. Сердце у Иден болезненно сжалось, когда она вспомнила слова доктора о том, что Хью, возможно, никогда не сможет полноценно пользоваться сломанной рукой.
А может, это и к лучшему, решила она, его больше не будут призывать на всякого рода опасные дела из патриотических соображений, которые ничего не говорили ей и которые Хью принимал слишком близко к сердцу. Пусть порядок в империи поддерживают лондонские министры, разведывательное управление, полиция. Честные граждане таковыми и должны оставаться, а сам Хью не раз признавался ей, что управление имениями отнимает у него почти все время.
Конечно, жаль, если его рука не восстановит полную подвижность, он уже не сможет сполна насладиться охотой на chinkara, тигра или кабана в Индии, не сможет как следует прицелиться. Но эта мысль вовсе не привела Иден в неописуемый ужас, потому что для нее это означало, что Хью теперь придется довольствоваться охотой на вальдшнепов на болотах Роксбери, и он никогда не оставит ее надолго.
При этой мысли глаза ее широко раскрылись. Господи, о чем она только думает! Надеется, что они заживут счастливо и не будет между ними ни обид, ни тайн? Что забудут прошлое и заживут спокойной жизнью, как влюбленная парочка, и Господь благословит их детьми? Как же! Особенно если учесть их своенравные характеры или то, что Хью никогда не простит ей роли, которую она сыграла в штурме ворот усадьбы…
Иден отдала бы все на свете, лишь бы Хью не был так тяжело ранен, но откуда ей было знать, что он там появится? Она-то была уверена, что он в полной безопасности, скрыт в хижине в самой глуши леса и бабка Тома Паркера присматривает за ним. Как несправедливо, что он винит ее в случившемся, как несправедливо! Но она не могла забыть его простых слов и обреченности, с которой они были сказаны. «Интересно, он теперь отправит меня к дедушке?» - подумала Иден. Мысль эта была столь невыносима, что она выбежала из комнаты и бросилась по лестнице вниз.
Но и внизу не было покоя: дом заполнили какие-то незнакомые ей люди. Иден остановилась в дверях гостиной, растерявшись от вида полудюжины незнакомых мужчин, удобно устроившихся в креслах. Было ясно, что сидят они так уже давно. Стол перед ними был уставлен пустыми чашками из-под кофе, на тарелках лежали недоеденные бутерброды. Иден запоздало пожалела, что не удосужилась снять бриджи и сапоги, и в подтверждение того, что наряд ее был явно неуместен, на нее устремились изумленные взгляды, в комнате воцарилось глубокое молчание.
- Господа? - расправляя плечи, нарушила молчание Иден.
Это тихо произнесенное слово оказало замечательное воздействие: мужчины дружно повскакали со своих мест и начали нелепо раскланиваться перед ней. Однако не было ничего нелепого в поведении коренастого мужчины, который представился как Джордж Трембел и чьи многочисленные титулы, которые он называл как бы между прочим, ничего не сказали Иден. Она решила, что это высокопоставленный чиновник из местной администрации, приехавший расследовать события прошлой ночи.
Она не ошиблась, действительно так и было. Последующие пятнадцать минут Иден вежливо отвечала на его вопросы и на вопросы остальных, которые задавали их с нескрываемым любопытством, считая, что при ясном дневном свете вся эта история звучит совершенно неправдоподобно.
Но тревога на их лицах и то, что наверху в тяжелом состоянии лежит ее муж, - все подтверждало серьезность обстановки. Вопросы, несомненно, продолжались бы еще долго, если бы доктор Блейкни не заглянул случайно в гостиную и не увидел, как измучена Иден.
Невероятно, но ему очень быстро удалось избавиться от них. Когда все разошлись, Иден с благодарностью опустилась в ближайшее кресло и закрыла лицо ладонями.
- Сожалею, что вам пришлось пройти через это, дорогая, - сказал доктор и успокаивающе похлопал ее по плечу. - В поисках истины они забывают обо всем на свете.
Он подошел к буфету и налил бренди.
- По-моему, мои ответы их не удовлетворили, - задумчиво сказала она.
- Они смогут вернуться, - подтвердил доктор с искренним сожалением. - Уверен, из Лондона тоже приедут, не заставят себя ждать. Все графство только об этом и говорит, боюсь, вам не избежать дальнейших расспросов.
- Я не возражаю, - тихо сказала Иден. - Надеюсь, что смогу рассказать им то, что они хотят знать… если я, конечно, буду еще здесь.
- Что вы хотите этим сказать? - встревоженно спросил доктор. - Вы собираетесь уехать?
Иден устало положила голову на спинку кресла, посмотрела на него, но ничего не сказала, только неожиданная грусть заволокла ее огромные синие глаза.
Наступила ночь, подул завывающий северный ветер, он стучал в окна и гремел по крышам ледяной дробью. Во всех комнатах разожгли камины, просторный дом Роксбери согрелся и, несмотря на огромные размеры, стал приветливо уютным, мир и покой снизошли на его измученных обитателей.
Благодаря неимоверным усилиям доктора представители местных властей с неохотой согласились не беспокоить их больше, пока не приедут чиновники из Лондона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55