Оказавшись наконец в своих покоях, он отпустил засуетившихся слуг и плотно сдвинул шелковые портьеры, закрывавшие входную арку. Затем подошел к высокому зеркалу в позолоченной резной оправе, украшенной фигурками журавлей и лотосов, и снял чалму. Отбросив ее в сторону, он ловким движением вынул из волос заколки, которые держали их так, чтобы можно было надеть чалму. Освободившиеся волосы золотым водопадом упали вниз до самой талии.
Затем Чото Бай со вздохом облегчения развязал шнурок на пыльных штанах и с удовольствием скинул их. За штанами быстро последовали плотный кафтан и расшитая блестками чоли, и вот уже в зеркале отразилась необычайно стройная, загорелая обнаженная фигурка. Вот она с наслаждением потянулась, чтобы размять затекшее от скачки тело, и там, где еще мгновение назад красивый юноша любовался в зеркале, сейчас стояла девушка удивительной красоты, с безупречной фигурой, небольшой упругой грудью, длинными стройными ногами. Пронзительно синие глаза, которые привлекли внимание графа Роксбери, волнующе смотрелись на чуть заостренном, с тонкими чертами лице. У девушки были прямой нос и пухлые, не очень большие губы, которые растянулись в улыбке, когда она заколола волосы кверху черепаховым гребнем и скользнула в приготовленную ванну.
Вода с ароматом розовых лепестков плескалась о тело Иден Гамильтон, и она чувствовала, как пот и грязь утренней скачки сходят с нее. В комнате было блаженно тихо, лишь шуршали шелковые портьеры да ворковали голуби на крыше. Издалека через открытые окна доносились приглушенные женские голоса, капризное хныканье ребенка, да слышно было, как далеко на кухне привычно стучат горшки и сковороды. Это были настолько родные и успокаивающие звуки, что Иден едва не уснула под их монотонное однообразие, когда ласковая вода окончательно расслабила ее уставшее тело.
Авал Банну говорил, что у нее усталый вид и ей необходимо отдохнуть, но, когда Иден сквозь дрему вспомнила его слова, сон сняло как рукой. Вода тонкими ручейками устремилась вниз по ложбинке между холмиками грудей; она быстро вышла из ванны и потянулась за мягким полотенцем.
Отдыхать, когда англичане уже в Маяре? Ни за что! Она опустилась на колени перед инкрустированным сундучком и стала перебирать его содержимое. Здесь вперемежку с надушенными полосками ткани лежали всевозможных расцветок расшитые сари. Несколько слуг снаружи ожидали знака помочь ей одеться, но Иден не стала прибегать к их помощи. Завернувшись в сари кремового цвета, она прошла через арку, выложенную зеркальной плиткой в серебряной и лазурной оправе, в сад, примыкающий к ее покоям. Воздух здесь был напоен ароматом цветов и наполнен жужжанием бесчисленных пчел. Легкий ветерок играл в пальмовых листьях и ронял душистые лепестки с цветущих апельсиновых деревьев. Однако сегодня Иден не замечала этой красоты, и, когда она остановилась в тени густого дерева, на ее прелестном лбу появилась сердитая морщинка.
Она знала, что рано или поздно британское правительство обязательно пришлет официального представителя в Маяр, и все же не ожидала, что это случится так скоро. Старый раджа сохранял верность англичанам на протяжении всего восстания. Кроме того, было много других, более беспокойных штатов, где после подавления восстания надо было наводить порядок. Возможно, крошечное маярское королевство еще долго оставалось бы без внимания со стороны англичан, если бы наследный принц Малрадж не начал после прихода к власти открыто критиковать насаждаемые британцами порядки. Иден подозревала, что его недовольство стало известно политическому департаменту в Калькутте, и государственного секретаря насторожило, что с Маяром до сих пор не подписан мирный договор. Вот он и поспешил исправить очевидное упущение.
«Именно поспешил», - с неодобрением подумала Иден. Она ясно видела, что люди, составляющие британскую депутацию, выбраны наспех. Иден была убеждена, что Малрадж никогда не согласится подписать договор с таким недалеким и неучтивым офицером, которого они с Джаджи встретили сегодня утром. Что же касается надменного темноволосого господина, которого она едва не ударила плетью…
Грустная улыбка тронула ее лицо. Вообще-то она не желала его ударить, особенно после того, как он остановил коня Джаджи и осадил капитана по фамилии Молсон за употребление бранных слов. Но тогда он оказался к ней ближе всех, а в его манерах сквозило такое, что сразу вызвало у нее обиду. И еще она была убеждена, что, несмотря на его доброту по отношению к Джаджи, он ничем не отличается от других равнодушных иноземцев, искателей сокровищ, которые ордой хлынули в Индию, как только был смещен глава Ост-Индской торговой компании.
- Не иноземцы, - поправила себя Иден, вслух разговаривая на родном языке, от которого она совсем отвыкла за прошедшие три года, - англичане. Они англичане, Иден, и они уже здесь - в Маяре. Что ты теперь будешь делать?
«А ничего», - решила она, с вызовом вскидывая подбородок. Она не собиралась раскрывать этому отвратительному Молсону или высокому господину, кто она. Здесь, во дворце раджи, она в безопасности, и, если одному из них вздумается расспрашивать о юноше, который так свободно говорил с ними на их родном языке, Иден была уверена, что ни сам Малрадж, ни его министры не станут посвящать их.
Иден вернулась к себе, увидела свое отражение в зеркале и невольно улыбнулась. Если бы не синие глаза, которые, впрочем, могли бы принадлежать горянке или метиске, да золотисто-медная прядь волос, выглядывающая из-под расшитого края сари, прикрывающего голову, она вполне могла бы сойти за индианку. Палящее южное солнце покрыло темным загаром ее кожу, а бесконечные наставления Бегум Фаризы о том, как подобает держать себя и как говорить, совершенно преобразили ее: из долговязого, неуклюжего английского подростка она превратилась в прелестную молодую индианку.
Вдруг лицо Иден стало серьезным. Нет, подумала она со вздохом, она не индианка и не притязает на родство с покойным правителем Маяра или принцами и принцессами, с их многочисленными женами, дядьями и тетками, кузинами и кузенами, слугами, рабами, танцовщицами и наложницами, которые составляют его огромную и пеструю семью.
И все же она прожила с ними почти четыре года как своя. Покойный раджа любил и баловал ее, его жены терпели, а все остальные относились к ней, как к брату Джаджи. Именно он дал ей имя Чото Бай, когда она прибыла в Питор в чалме и огромных шароварах, похожая как две капли воды на местного мальчишку.
Скорее всего никто из них уже и не вспоминал, что, когда более трех лет назад солдаты раджи привезли ее в Маяр, она была всего лишь маленьким напуганным ребенком-чужестранцем. Да и сама Иден уже не вспоминала об этом, потому что последующие годы она говорила, думала и мечтала только на хиндустани, деятельно участвовала в бурной жизни зенаны, женской половины дворца. Она овладела искусством изготовления духов и ароматических масел, научилась готовить карри, который составлял основу индийской кухни, вышивать - она украшала вышивкой все свои сари. Ее попеременно ругали, хвалили и любили младшая жена покойного раджи и Бегум Фариза, его кормилица и управительница зенаны. Они сразу же взяли Иден под свое крыло и обращались с ней, как с любой другой девушкой во дворце.
«На протяжении всего времени ко мне относились так, будто я родилась в этой семье», - подумала Иден с глубокой благодарностью. Даже сестры раджи уступали ей в образовании, но никто во дворце ни разу ни словом, ни жестом не дал ей понять, что она отличается от них, за исключением вопроса, касающегося purdah. Все обитатели женской половины, включая мужественную кормилицу и многочисленных жен, жили по обычаю в строгой изоляции, денно и нощно охраняемые армией евнухов, вооруженных ножами и ружьями. Женщины во дворце не могли общаться или разговаривать с незнакомцами, не должны были показывать им свое лицо. Сделать это - означало опозорить себя на всю жизнь.
Иден тоже приучили свято соблюдать требования purdah, но в отличие от остальных женщин во дворце она могла в любое время свободно общаться с покойным раджой и его сыновьями или проводить время в обществе Авал Банну в мардане, мужской половине, слушая, как бульканье его кальяна наполняет тишину ночи. Иден даже охотилась с Малраджем и его слугами, переодеваясь в мужское платье и укрывая голову чалмой. А с Джаджи они в его покоях часто по вечерам играли в shatranj.
Да, превращаясь в Чото Бая, Иден наслаждалась свободой и возможностями, о которых никогда и не мечтала. Здесь она росла счастливой, и нетрудно понять, почему прибытие британской делегации вызвало в ней такую тревогу и опасения. Одно присутствие этих людей напоминало ей отдаленные раскаты грома перед началом мусонных дождей. Но если начало дождей всегда было желанно, то присутствие иноземцев, казалось, наполняет воздух обещанием зловещих перемен.
- Bewakufi! Полная чушь! - сказала она вслух и рассмеялась, потому что думала в точности как Дунна Джин, дворцовый астролог и великий знаток старинных книг, который вечно предсказывал совершенно невероятные ужасы. Конечно, не очень приятно сознавать, что британский представитель наконец-то добрался до Маяра, но это ведь не означает, что над жизнью, к которой она успела привыкнуть, нависла какая-то угроза.
Скользнув ножками в расшитые туфельки, стоявшие у двери, Иден вышла из комнаты и направилась к женщинам, которые собрались в расписном дворике на завтрак. Она слушала их беззаботную болтовню, смех, похожий на нежный звон колокольчика, и погружалась в их мир - мир, который давно стал ей родным. Она выбросила из головы воспоминания о неприятной встрече и уже через минуту забыла о ней.
За исключением младшей жены и Бегум Фаризы никто в зенане, женской половине дворца, никогда раньше не видел англичан. Ничего удивительного, что известие о предстоящем официальном визите более дюжины иноземцев вызвало во дворце заметный переполох и бесконечные обсуждения ожидаемых гостей. Женщины гадали, как они выглядят, держатся, доходило даже до обсуждения их мужских достоинств. Иден, как лучшему знатоку иноземцев, задавали бесчисленные вопросы, она была рада, что в зенане еще не знают об их с Джаджи утреннем приключении. Иначе у нее не осталось бы ни секунды покоя.
Иден не скрывала, что иноземцы тоже ее очень интересуют, и приходила в отчаяние оттого, что ей не разрешают принимать участие в многочисленных празднествах в честь их прибытия. Только младшей жене, последней из оставшихся в живых жен покойного раджи, и двум ее дочерям разрешили присутствовать всего лишь на одном празднике - коротком официальном приеме, который устроили вечером в день прибытия англичан в Маяр. С плотными накидками на головах они расселись за ширмой, отделяющей их от остальных, и почти не видели гостей. Позже сестры раджи не смогли рассказать ничего вразумительного. Ни их туманные описания, ни слухи, ходившие во дворце, так ничего и не прояснили.
- Наверное, мы о них так ничего и не узнаем, - горько вздохнула Аммита, танцовщица с темными миндалевидными глазами. Она была любимой танцовщицей раджи и потому свободно общалась с женщинами, занимающими более высокое положение во дворце. Сидя в комнате у Иден на подушке с кисточками и скрестив под собой стройные ноги, Аммита не спеша ела jellabies с медного блюда, которое держала в руках. Она пребывала в полном отчаянии оттого, что ее не пригласили танцевать для иноземных гостей. В свои шестнадцать лет девушка была тонка, как тростинка, и прекрасна, как мечта. Ее положение во дворце могло бы вызвать ревность многих, кто пользовался меньшим вниманием раджи, не будь она по натуре добрейшим существом, сумевшим завоевать всеобщую любовь и стать близким другом Иден.
- Через два дня они покинут дворец, а мы их так и не увидим, - горько сокрушалась Аммита.
- Кроме того, который останется, - напомнила Иден. - Его назначат kotwal, главой штата. Англичане называют его «резидентом».
- Подумаешь! - отозвалась Аммита и презрительно наморщила носик. - Мне нет дела до того, хочет он стать главой штата вместо Малраджа или нет. Говорят, он зануда и к тому же нездоров, а на хиндустани говорит просто ужасно. Кому он нужен такой? - Она оперлась подбородком на руку и задумчиво добавила: - Вот эскорт мне бы хотелось увидеть. Говорят, военные въезжали в город в ярко-красных мундирах и сабли звенели у них на боку.
Хотя никто из женщин во дворце не видел этого, Малрадж накануне выслал навстречу британской делегации процессию празднично убранных коней и слонов под командованием главы своего совета - дивана Пратапа Рао, чтобы сопроводить гостей во дворец. Толпы горожан собрались на улицах поприветствовать англичан, а Иден с Аммитой спрятались за шторкой на самом верхнем балконе Башни Ветров, чтобы посмотреть на процессию. К большому разочарованию девушек, увидеть им удалось совсем немного. Городские дома лепились друг к другу слишком плотно, закрывая обзор. Они поняли только по крикам толпы, что процессия прошла мимо них внизу.
- Кто знает, возможно, тебя могут пригласить танцевать во время tamarsha, - утешила Иден Аммиту, имея в виду праздник, который должен был состояться следующим вечером. - Тогда уж ты их обязательно увидишь.
Аммита с сомнением посмотрела на нее:
- Малрадж стал совершенно невыносим с тех пор, как они приехали. По-моему, он вообще не хочет показывать меня гостям. - Ее подведенные сурьмой глаза смотрели на Иден с нескрываемым любопытством. - А ты? Ты вроде бы и не хочешь увидеть их, а ведь они твоей крови.
Иден быстро наклонила голову над чашей, где она помешивала хну. Душистый запах сандалового дерева наполнял комнату, становилось темно - зажгли масляные лампы. Голова Иден была неприкрыта, и, если бы на ее лицо не падала тень, Аммита увидела бы слабый румянец, выступивший у девушки на щеках.
- У меня нет особого желания видеть их, - ответила Иден, пожав плечами. - Они наверняка толстые и не умеют вести себя или молодые и нетерпеливые, как все иноземцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55