Первый приступ был отбит, но в том, что за ним неизбежно последует второй, никто уже не сомневался. Правда, нападавшие потеряли такое важное преимущество, как внезапность, но численный перевес, по-видимому, все еще оставался на их стороне, о чем говорили многочисленные тени, перебегавшие между матовыми эвкалиптовыми стволами и постепенно бравшие путников в плотное кольцо, навеявшее дону Росендо воспоминание об ошейнике волкодава, повернутом шипами внутрь.
Воспоминание было далеким, детским, но оно даже немного позабавило дона Росендо, пока он соскакивал на землю и легким хлопком ладони по лошадиной холке укладывал возле дерева своего послушного жеребца. Касильда и падре последовали его примеру, и вскоре все трое уже лежали на прелой лесной подстилке, окруженные живым бруствером из пугливо вздрагивающих животных. Впрочем, Касильда попробовала было шепотом протестовать против таких жестоких оборонительных мер: «…укрываться от пуль этих презренных подонков за телами благородных животных? Никогда!..» — но стоило ей чуть приподнять голову, как из-за далекого трухлявого пня раздался сухой щелчок, и дорожная шляпка девушки слетела прямо на капюшон падре, пробитая навылет свинцовым шариком примерно тридцатого калибра.
— Извини, сестренка, но, по-моему, ты ведешь себя как институтка! — процедил дон Росендо, сильным рывком уложив Касильду рядом с собой. — Возьми он на полдюйма ниже, и падре пришлось бы посвятить теме благородства всю твою надгробную проповедь…
— С некоторых пор у меня возникли сильные сомнения как в том, что мне когда-либо еще доведется взойти на кафедру, так и в том, что вы насладитесь перлами моего красноречия, — пробормотал падре, осторожно извлекая короткий винтовочный обрез из дорожной сумы смирно лежащего на боку Микеле. За время странствий со своим неустрашимым хозяином ослик, по-видимому, настолько проникся слепой верой в божий промысел, что не вздрогнул даже тогда, когда пуля, метившая в падре, пробила седельный ремень и увязла в конском волосе, которым было набито потертое седло.
Вслед за этим выстрелы сухо захлопали со всех сторон, и одна из пуль даже вырвала клок шерсти из шеи мула, оставив на его шкуре длинную кровоточащую ссадину. Осажденные отстреливались почти наугад, и даже если их выстрелы не достигали окончательной цели, то все же удерживали нападавших на почтительном, трудном для точного прицельного выстрела расстоянии. Пару раз, впрочем, из сизого порохового марева между эвкалиптовыми стволами доносились приглушенные стоны и проклятия, но треск револьверной и ружейной пальбы так быстро поглощал эти звуки, что дон Росендо, дабы не слишком обольщаться радужными перспективами, предпочитал относить их на счет слуховой галлюцинации.
Вскоре после начала ожесточенной перепалки пороховой дым так плотно заволок все поле этого маленького сражения, что выстрелы прекратились как с той, так и с другой стороны. Возникла короткая передышка, во время которой в голове дона Росендо внезапно вспыхнула идея довольно рискованного маневра. Пользуясь тем, что дым все же не мешал осажденным общаться, он потянул падре за рукав сутаны, тронул за плечо Касильду и знаками приказал им обоим следовать за собой. Те безмолвно повиновались и, когда дон Росендо возложил свою шляпу поверх лошадиного седла, а сам ползком устремился в узкий проход между лошадиными крупами, двинулись за ним. Вскоре все трое оказались среди густо задымленного леса, продолжавшего хранить враждебное настороженное молчание. Впрочем, по мере того как путники скользили среди едва различимых деревьев, дым рассеивался, отчего положение становилось все более и более тревожным. Один раз перед доном Росендо даже возник размытый человеческий силуэт, спросивший приглушенным голосом:
— Марко, это ты?..
— Я, — буркнул дон Росендо, шагнув вперед и с силой ударив костяшками пальцев по острому, заросшему недельной щетиной кадыку бандита. Тот вытаращил глаза и раскрыл рот, пытаясь то ли крикнуть, то ли глотнуть воздуха, но молодой человек быстро прижал ладонь к его подбородку, приложил вторую ладонь к затылку и так резко свернул на сторону его голову, что в воздухе раздался сухой хруст шейных позвонков и бездыханное тело бандита мешком осело на лесную постилку.
Глава 9
— Чистая работа, — вдруг услышал он одобрительный шепот где-то совсем рядом с собой.
Дон Росендо вздрогнул, выхватил кинжал и готов был уже кинуться к ближайшему дереву, за которым, по его догадке, должен был скрываться невидимый ценитель его ратного подвига, но едва он сделал шаг, как из-за ствола высунулась рука в черной кожаной перчатке, а вслед за ней показалась знакомая маска с широко расставленными глазными прорезями.
— Зорро! — шепотом воскликнули сразу три голоса.
— Тс-с! — незнакомец лукаво усмехнулся и, приложив палец к густым усам, быстро оглянулся по сторонам. — Идите за мной, я выведу вас из этой разбойничьей ловушки!
С этими словами он вышел из-за дерева и, жестом пригласив путников следовать за собой, пошел вперед легкими быстрыми шагами. И тут дон Росендо вновь почувствовал, как помимо своей воли он подпадает если не под обаяние, то под некую беспрекословную власть этого человека. Впрочем, что-то в его душе попыталось воспротивиться такому слепому повиновению, но когда незаметно подошедший падре коснулся рукой его плеча и чуть слышно шепнул: «Смири гордыню, сын мой!» — дон Росендо откинул последние колебания и осторожными шагами двинулся вслед за таинственным спасителем.
Некоторое время все четверо скользили в млечной, чуть подкисленной пороховой гарью пелене, а когда дон Росендо заметил, что воздух вокруг значительно просветлел и очистился, незнакомец остановился и молча поднял руку в черной перчатке. Путники встали как вкопанные и стали прислушиваться, невольно направляя все свое внимание в ту сторону, где остались жеребец, мул и ослик. Сперва там все было тихо, но по мере того, как дым между деревьями рассеивался, в тишине стали вразнобой щелкать взводимые курки. Было очевидно, что разбойники ждали момента, когда видимость восстановится, чтобы вновь открыть беспорядочную пальбу по окруженным путникам. Вероятность того, что на этот раз большая часть свинца достанется ни в чем не повинным животным, была столь велика, что дон Росендо без колебаний обернулся назад и мгновенным движением выхватил из-за пояса сразу оба своих револьвера. Падре и Касильда тут же последовали его примеру и, вооружившись, собрались разойтись в разные стороны, чтобы частой пальбой создать у нападавших впечатление, что те сами попали в ловушку и их вот-вот окружат со всех сторон. Маневр был рискованный, но внезапность и решительность действий до некоторой степени обещали ему успех.
Но и тут путешественники были остановлены вмешательством их таинственного спасителя. Не успели дон Росендо и его спутники тронуться с места, как Зорро вновь очутился перед ними и жестом заставил всех троих застыть на месте.
— Но позвольте, сеньор!.. — сердито прошептал дон Росендо, указывая в сторону бандитов стволами обоих револьверов.
Но Зорро лишь молча улыбнулся и, отрицательно покачав головой, выбросил перед собой широко раскрытые ладони. Дон Росендо не заметил, когда незнакомец успел сбросить перчатки, но вмиг ощутил, что каждая линия, каждая морщинка этих рук словно испускают невидимые лучи, вгоняющие его тело в некое подобие столбняка. При этом его сознание продолжало работать абсолютно четко: глаза фиксировали малейшие перемещения человеческих силуэтов между эвкалиптовыми стволами, а уши различали уже не только щелчки револьверных курков, но даже разделяли невнятные реплики бандитов на отдельные слова.
— Подходи ближе, Билл, я тебя прикрою… — чуть слышно рокотало вдалеке.
— Нашел дурака лоб подставлять… — шелестел в ответ легкий ветерок.
И все же несмотря на эту ленивую и, в общем-то, вполне обычную между такими людьми ругань, кольцо вокруг оставленных путниками животных медленно, но неуклонно сжималось, заставляя дона Росендо скрежетать зубами от собственного бессилия. Когда же со стороны бандитов грохнул первый выстрел, сбивший дорожную шляпку Касильды со спины испуганно вздрогнувшего мула, молодой человек готов был уже разрядить барабан своего револьвера в самого Зорро, все еще стоявшего на его пути. Но пальцы уже не подчинялись дону Росендо, а когда он глянул вниз, то с ужасом увидел вместо швов и карманов своей кожаной куртки гладкую поверхность эвкалиптовой коры. С этого момента все происходящее уже казалось ему страшным сном, ибо ум его отказывался поверить в реальность того, что короткие толстые сучья по бокам древесного ствола на самом деле являются его руками, а ноги врастают в землю крепким, раскинувшим корни стволом. При этом мозг дона Росендо работал как никогда быстро, но вместо мыслей в нем теперь бешено колотились лишь короткие злые слова: колдун! мерзавец! дьявол! бес! — и все прочее в таком же роде, направленные против непрошеного спасителя. Если бы эти проклятия можно было обратить в пули, Зорро уже наверняка корчился бы под кустом, орошая лесную подстилку густой кровавой капелью, но желанного превращения не случилось, и потому этот дикий сон продолжал разворачиваться перед глазами дона Росендо.
Он увидел, как человек в черной маске развернулся лицом к бандитам, а затем услышал такой жуткий, леденящий душу вопль, от которого на его коже-коре зашелестели отставшие чешуйки, а пролетавший между деревьями попугайчик сложил крылышки и камнем упал к его корням-ногам. Этот же вопль остановил осторожное беспорядочное передвижение бандитов в направлении оставленных путниками лошадей, и они все разом развернулись, направив на Зорро револьверные и винтовочные стволы.
— Браво, парни! — неожиданно расхохотался тот, выходя на открытое пространство и широко раскидывая полы своего черного плаща. Тут же раздался беспорядочный залп, бандитов вновь заволокло пороховым дымом, а плащ вмиг уподобился решету, украсившись густой россыпью пулевых пробоин. Впрочем, ни одна из пуль, по-видимому, не зацепила владельца плаща, ибо он даже не вздрогнул, а весьма живо выхватил из-за пояса два длинноствольных револьвера и, не дожидаясь, пока дым рассеется, дважды выстрелил в млечную пелену между древесными стволами. Оттуда послышался стон, потом ответный залп, и вскоре весь воздух дрожал и грохотал от выстрелов, стонов и свиста пуль, срубавших мелкие веточки и вонзавшихся в эвкалиптовые стволы. Порой в дыму раздавались слабые стоны, кто-то падал, но как дон Росендо ни напрягал взгляд, глаза его не различали ничего, кроме фигуры Зорро, мечущейся между деревьями подобно черному призраку, и белых вспышек выстрелов, похожих на огни праздничного фейерверка. Но праздник, как известно, только тогда праздник, когда он доставляет радость хоть одному человеку, и этим человеком, по-видимому, был сам Зорро, чьи веселые пируэты заставили дона Росендо позабыть даже о пулях, две из которых все же зацепили его ствол, оставив на коре влажные рваные отметины. Боли он почти не ощутил, лишь легкое жжение, как от пчелиного укуса.
Сам Зорро по-прежнему оставался неуязвим, а его прицельные выстрелы по колючим белым вспышкам, по-видимому, производили изрядное опустошение в рядах нападавших, ибо в скором времени пальба заметно поутихла и из дымной завесы вновь показались лошадиные головы. Похоже было, что животные не пострадали: они живо поворачивали в разные стороны свои длинные морды, втягивали воздух тревожно раздутыми ноздрями, а Микеле даже пытался встать, выбрасывая перед собой подкованные передние копытца.
По мере того как дым рассеивался, глазам дона Росендо открывалась весьма впечатляющая картина: то тут, то там возвышались неподвижные холмики человеческих тел, а несколько уцелевших разбойников поспешно покидали поле боя, мелькая между отдаленными стволами. Увлеченный этим зрелищем, дон Росендо даже не заметил, как к нему постепенно вернулся человеческий облик, и очнулся из забытья лишь после того, как чья-то ладонь мягко легла ему на плечо.
— Этим кличем он выдал себя, — послышался тихий шепоток падре.
— Кто выдал?.. Кого выдал?! — вздрогнул дон Росендо, увидев перед собой знакомую руку с указательным пальцем, направленным на их таинственного спасителя.
— Этот Зорро — индеец из племени чоктоу, — вполголоса продолжал падре, — только они знают секрет этого жуткого вопля!
— Вы думаете? — рассеянно произнес дон Росендо, онемевшими пальцами засовывая за пояс уже ненужные револьверы.
— Я не думаю, я знаю, — жестко процедил падре, не сводя глаз с неподвижной фигуры в черном плаще.
Зорро стоял, прислонясь к стволу эвкалипта с безразличным и даже несколько скучающим видом, чем-то напоминая дону Росендо опытного матадора, вогнавшего шпагу между бычьими лопатками и устало пережидающего бурные восторги ничем не рисковавшей публики.
— А если и так, то что из того? — спросил дон Росендо, беспокойно оглядываясь по сторонам в поисках Касильды.
— А то, что им известен путь знания, — таинственным шепотом продолжал падре. — Их брухо знают и из уст в уста передают способы победы над четырьмя главными врагами человека…
— Какое еще брюхо?.. И что это за четыре врага? — перебил дон Росендо, увидев, как сестра выходит из-за дерева и неспешно направляется к ним.
Падре хотел было ответить, но не успел он открыть рот, как откуда-то сверху, из редких эвкалиптовых крон, послышался тонкий визгливый голосок:
— Брюхо у тебя, у тебя, жалкий бледнолицый, а колдуны и маги племени чоктоу зовутся… — тут голосок на мгновенье прервался и тут же сменился зычным раскатистым басом, — брухо, запомни, брухо!..
Все трое мгновенно подняли головы и увидели в сетке ветвей силуэт попугайчика, того самого, что рухнул на землю, сраженный леденящим кровь кличем.
— А четыре главных врага человека зовутся Страх, Ясность Мысли, Могущество и Старость, — продолжал бас уже откуда-то со стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43