Один из персона-
жей этой книги настаивал на ответственности обще-
ства за жестокость, непоследовательность, бесполез-
ность репрессий. Другой полностью принимал эту ра-
дикальную критику: "Когда я вижу законодателя и су-
дей, вооруженных шпагой, я чувствую в себе тайное
возмущение, как будто не я являюсь более хозяином.
Кто дал им это губительное право?" Но этого негодо-
вания было недостаточно. Виноваты были не судьи и
даже не законы. Виновато было само общество, ко-
торое делало каждого защитником собственности и
как следствие этого "фактически вынуждало быть вар-
варом". "Преступления и наказания" находились в
прямой зависимости от неравноправия, порожденно-
го привилегиями, но не объяснялись им, ибо само
понятие неравноправия было вторичным, уходящим
42
корнями в идею собственности. И поэтому-то стрем-
ление гуманистов заменить смертную казнь принуди-
тельными работами представлялось в ложном свете и
казалось тщетным и бесполезным. Кому нужен был
"этот прекраснодушный гуманизм, которым они ки-
чились". Они не понимали, что тяжелый труд и ли-
шения, которыми собирались наказывать преступни-
ков, уже стали судьбой для значительного большинст-
ва людей. С этой точки зрения следовало рассматри-
вать все виды репрессий от тюрьмы до виселицы, от
пытки до каторги. Бессмысленно было надеяться ре-
формировать их по-настоящему.
Однако Вольтер, как бы возражая против подо-
бных доводов, уже на пороге смерти вновь подчерк-
нул необходимость раз и навсегда решить эту пробле-
му, позаботившись как можно скорее о реформе уго-
ловного законодательства своей страны. Его рассужде-
ния на эту тему в книге "Цена правосудия и гуман-
ности" отмечены печатью вдохновения, что всегда
было характерно для его деятельности, протекавшей
параллельно и одновременно с деятельностью
Беккариа. В противоположность Мабли, являясь
представителем другого направления французских ре-
форматоров, Вольтер дал совершенно иную интерп-
ретацию идей Беккариа, хотя и с присущей его ха-
рактеру склонностью к утопии.
Целое десятилетие границы дискуссии остались та-
кими, какими их очертили Мабли и Вольтер. Одни
заострили внимание на вопросах собственности и
43
структуры общества. Другие, как, например, Кондо-
росс, добивались практического выполнения постула-
тов Вольтера о терпимости и рационализме. Просле-
дить трудный путь тех и других означало бы перепи-
сать историю последних попыток реформы накануне
революции и надежд, которые она породила в самом
начале. И в этом смысле эхо идей Беккариа достигло
самого сердца умственной и этической стороны жиз-
ни эпохи. Однако в том, что касается повседневной
реальной французской действительности того перио-
да, трудно избавиться от ощущения: было уже позд-
но. Все устремилось к великой драме революции.
Тем не менее эхо Беккариа было услышано в на-
циональном собрании Франции при обсуждении в
1791 году нового уголовного кодекса. Депутаты про-
являли умеренность в данном вопросе и отчаянно
боролись против смертной казни и судебного варвар-
ства Максимилиана Робеспьера. Имя Беккариа стано-
вится ангелом-хранителем тех, кто стремился к ре-
формам и справедливости. Его имя и идеи не обош-
ли стороной важнейший кодекс 1791 года.
Затем казалось, что на какое-то время идеи
Беккариа и его книга были забыты в результате бур-
ного развития революции. Пришел террор. Однако
спустя несколько лег интерес к Беккариа возникнет
вновь в связи с оживлением интеллектуальной жизни,
повлекшим за собой обращение к философии и про-
светительским идеям. И этот интерес не исчезает и
поныне.
44
В Англии ситуация отличалась от французской ко-
ренным образом. Чтобы обнаружить связь между ди-
скуссиями во Франции и Великобритании следует со-
слаться, прежде всего, на переписку Дидро с худож-
ником и писателем Аланом Рамсеем, находившемся
на перепутье бурлящих французских идей и форми-
ровавшегося шотландского просвещения, которое
приобрело особое значение в последние десятилетия
восемнадцатого века. Рамсей тоже не мог согласиться
с полной отменой смертной казни, хотя и занимался
проблемой судебных ошибок. Груз традиций и заня-
тие общественной деятельностью помешали ему под-
няться до уровня Беккариа. Эмпиризм, недоверие и
враждебное отношение к любого рода абстракции, а
фактически и к любому посягательству на освещен-
ные веками традиции и условности не позволяли это-
му художнику согласиться со всем тем новым, что
содержалось в произведении Беккариа. Ему представ-
лялось утопией то, что для других было революцион-
ной программой пересмотра уголовного права: "Все
умозрительное творчество, такое как "О преступлени-
ях и наказаниях," относится к категории "утопий", ре-
спублик "а ля Платон" и других политических идеа-
лов, которые хорошо показывают дух, гуманизм и
широту души авторов, но которые никогда не имели
и никогда не будут иметь никакого актуального и ре-
ального влияния на действительное положение дел..."
Когда первый переводчик книги Беккариа на англий-
ский язык закончил свою работу и издал ее в 1769
45
году в Лондоне, ему не трудно было заметить, что
она непосредственно отражает английскую действи-
тельность, и что бесполезно было бы пытаться убеж-
дать себя в обратном доводами о том, что речь идет
о произведении, пришедшем из мира слишком дале-
кого и отличного от Великобритании. "Содержание в
долговых тюрьмах, омерзение и ужас наших тюрем,
жестокость надсмотрщиков и вымогательство судей-
ских чинов" были уже сами по себе слишком красно-
речивыми доказательствами того, что в Англии следо-
вало бы провести судебную реформу. Ко всему это-
му, - продолжал он, - можно добавить печальное
наблюдение, что преступников, приговариваемых к
смерти, в Англии значительно больше, чем в любой
другой европейской стране".
В 1948 году в Лондоне вышла блестящая книга
Леона Радзиновица "Движение к реформе". Она
представляет собой не имеющий аналогов в истории
современного права пример, когда автор скурпулезно
исследует историю возникновения исковых формуля-
ров в тесной связи с прецедентами, лежащими в их
основе, законы и их применение. В своей книге ав-
тор собрал и изучил многочисленные свидетельства и
документы о проникновении идей Беккариа на Бри-
танские острова, о вызванной ими реакции и о том
влиянии, которое они медленно и постепенно оказы-
вали на законодательство Англии. Глубже, гораздо
глубже, чем может сперва показаться, было влияние
Беккариа на самого видного теоретика английского
46
права восемнадцатого века Уильяма Блэкстона. Точ-
но так же книга "О преступлениях и наказаниях"
подтолкнула к размышлениям Самуэля Ромилли, ко-
торому в начале следующего столетия удалось всета-
ки добиться существенного изменения английского
уголовного законодательства. А Иеремия Бентам, ос-
нователь философии утилитаризма, под влиянием
этой книги стал одним из крупнейших английских
реформаторов на рубеже XVIII и XIX веков. Идеи
Беккариа оказали сильное влияние и на Уильяма Год-
вина, одного из самых известных английских утопи-
стов. Это влияние прослеживается в его труде "Иссле-
дование политической справедливости".
В целом следует подчеркнуть, что книга Беккариа
во многом способствовала интенсивному обмену
идей между Британскими островами и континентом,
между Лондоном, старыми университетами, Шотлан-
дией и Италией восемнадцатого века.
Отправимся теперь по следам Беккариа на Пире-
нейский полуостров. Книга "О преступлениях и наказа-
ниях" проникала туда в благоприятной обстановке
между 1764 и 1777 годами, когда Пабло Олавидес,
Педро Родригес де Кампоманес, Педро Пауло де
Аранда - основные представители реформаторства
эпохи Карла III - постепенно заставили инквизицию
Самум РОМИЛАЧ (1757-1818) родился ими змиiрномвшнх >
Анiлмю уiснотм. Один из клупнеишмх реформаторм анiлинскоiо
уюлмноiо прам.
47
спрятать когти, и оказали поддержку колониальной,
сельскохозяйственной и культурной программе Испа-
нии. Одновременно они стремились добиться разре-
шения на опубликование перевода книги Беккариа.
И хотя на испанском языке в 1777 году книга "О
преступлениях и наказаниях" была осуждена мадрид-
ской инквизицией, это не помешало идеям Беккариа
покорить столицу и испанскую провинцию.
В швейцарских кантонах книга Беккариа подвигла
сторонников идей Руссо из правящего класса и писа-
телей-космополитов не на осторожные администра-
тивные реформы и взвешенные попытки устранять
обломки прошлого, а на проявление поэтической и
духовной восторженности и юношеской преданности
в первую очередь делу создания новой личности. Из
Берна осенью 1765 г. приходит официальное призна-
ние, и Беккариа довольно быстро устанавливает со
швейцарцами прочные связи, пытаясь понять, на-
сколько моралисток и й дух этой страны соответство-
вал его собственным идеям, навеянным учением Рус-
со о добродетели, и насколько были близки по духу
Академии Пуньи появлявшиеся тогда в Швейцарии
и Германии патриотические общества, которые рато-
вали за моральное обновление, приносящее эстетиче-
ское наслаждение. Разумеется, и в Швейцарии эти
возвышенные устремления сталкивались с суровой ре-
альностью, полной несправедливости, нищеты, наси-
лия и невежества. История швейцарской судебной ре-
формы, трудности и препятствия, с которыми она
48
столкнулась, доказывает нам это. И все же не беспо-
лезно привести строки из письма к Беккариа одного
из членов швейцарского "общества морали". Они до-
носят до нас отголоски того протестантского энтузи-
азма, который книга "О преступлениях и наказаниях"
сумела породить и там. "Вот истинный голос челове-
чества, который вы донесли до нас. Неужели, исходя
из ваших уст, этот голос сможет возбудить во
всей Италии благородный энтузиазм, который
охватывает вас, и мы увидим, как итальянцы иску-
пят грехи своих предков. Они обездолили и порабо-
тили людей, а вы, вы защищаете их права, ваши пра-
ва; вы приближаете тот час, когда на земле воца-
рятся свобода и счастье."
Дания и Швеция тоже приняли участие в сплете-
нии венка вокруг книги "О преступлениях и наказа-
ниях". Рамки статьи не позволяют коснуться пробле-
мы влияния идей Беккариа и на английские колонии а
Америке, куда они дошли вместе с идеями Вольтера,
где Джефферсон долго размышлял над книгой "О
преступлениях и наказаниях". Идеи Беккариа проник-
ли глубоко и в испанские колонии в Южной Америке, и
в Полбшу, куда эта книга попала в тот период, когда
Станислав Август пытался создать государство, спо-
собное выжить под нарастающим давлением сосед-
них стран.
Станислав II Авуст ПонятмскиЧ (1732-1798) поисЗнии поль-
ский королi. Взошел на престол при соЭейстеин Екатерини II.
49
Что касается России, то Екатерина II сразу же заин-
тересовалась личностью того, кого она считала фло-
рентийским аббатом. Она была убеждена, что имен-
но он был тем человеком, который способен помочь
ей в попытках усилить прбсветительский аспект ее
внутренней политики. В итоге Екатерина II стала в
своем "Наказе" "плагиатором" того, что Беккариа на-
писал об уголовном праве. Рядом с императрицей
уже были люди из высшего света, которым идеи
Беккариа проникли глубоко в душу. Ту моральную
свободу, которую они искали тогда в масонстве, они
обрели в его книге "О преступлениях и наказаниях".
Беккариа оторвал их от окружавшей и тяготившей
роскоши и впервые обратил внимание на реальные
проблемы и ответственность за их решение. Достаточ-
но беглого взгляда на развитие российской истории
последующих десятилетий, чтобы убедиться в благо-
творном влиянии идей Беккариа. Для детей и внуков
этих людей книга "О преступлениях и наказаниях"
станет одной из тех, что привели их затем к декаб-
ризму. К книге Беккариа обратится и Салтыков-Щед-
рин, когда в 1848 году он будет сослан за социали-
стические и фурьеристские идеи.
И наконец, вновь в Италию, которая завершает
путешествие с Беккариа по восемнадцатому веку. Он
умер в 1794 году. Его дочери в Париже окажут поч-
тение те, кто тогда возвращался из Ломбардии с вой-
ны. Труд просветителей, реформаторов, миланских
писателей и правителей рассматривался теперь в свете
50
подготовки и создания предпосылок к революции,
которая наконец свершилась. В этом же свете виде-
лись и оставшиеся в живых представители поколения
"Кафе". Пьегро Верри, забыв о былом соперничестве
и померкшей враждебности, предлагал миланскому
муниципалитету установить памятник великому
Беккариа. Он был воздвигнут Кановой на средства
всех итальянцев среди миланской равнины, на веч-
ную память о "друге человечества". Противоречия,
внутренняя напряженность, которые составляли
жизнь шедевра Беккариа, казалось, были забыты.
Сложные дискуссии, которые принесли автору евро-
пейское признание, померкли в лучах его славы. Эпо-
ха Беккариа действительно закончилась. Но его книга
и ее идеи продолжают жить и через двести лег после
смерти автора.
Франка Вентури
Перевод Черданцееа Г.В.
Антончо Канона (1757-1822) - чiмстнин итальянскийскулiп-
тор.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ
СПРАВКА
езаре Беккариа родился в Милане 15 марта
1738 г. Он был старшим сыном маркиза Джованни
Саверио и Марии Висконти ди Салечито в знатной и
зажиточной, если не сказать богатой семье, с много-
численной родней среди мирян и служителей церкви.
Его раннее детство прошло в стенах фамильного
дворца на улице Брера, а затем, в возрасте между во-
семью и шестнадцатью годами, он учился в фарнези-
анском иезуитском колледже в Парме. "Фанатичным
назовет он свое образование. Школьные годы сделали
52
его замкнутым, ранимым и постоянно находящимся
в состоянии пассивной самозащиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25