- Признаюсь вам как на духу, Дживс: я отнюдь не разделяю этого ее желания и без всякого удовольствия думаю о seance1 . - В самом деле, сэр? - Скорей наоборот. Видите ли, я перед чаем послал ей телеграмму, в которой сообщил, что отказываюсь красть серебряную корову, а она телеграмму не получила, потому что еще раньше уехала из Лондона. Иными словами, она уверена, что племянник чуть ли не рвется с поводка, желая выполнить ее команду, а племянник будет вынужден признаться, что план лопнул. Ей это ох как не понравится, и я не стыжусь вам признаться, Дживс, что чем больше я думаю о предстоящей беседе с ней, тем ощутимее у меня холодеют ноги. - Позвольте вам предложить, сэр, - конечно, это всего лишь полумера, но замечено, что в минуты растерянности и уныния полный вечерний костюм часто помогает обрести душевное равновесие. - Думаете, мне следует надеть фрак и белую бабочку? Спод говорил - черную и смокинг. - Считаю, что чрезвычайные обстоятельства оправдывают это небольшое отклонение от этикета. - Может быть, вы правы. И, конечно, он оказался прав. По части психологических тонкостей он настоящий дока. Я облачился в полный парадный костюм и сразу же почувствовал себя увереннее. Ноги потеплели, в глазах появился блеск, душа расправилась, будто кто-то накачивал ее велосипедным насосом, Я обозревал в зеркале произведенный эффект, легчайшими движениями пальцев поправляя бабочку и мысленно повторяя в уме слова, которые готовился сказать тете Далии, если она вспылит, и тут открылась дверь и вошел Гасси. При виде его очкастой физиономии у меня сердце сжалось от сочувствия, потому что с первого взгляда было ясно: он не в курсе последних событий. Человек, которого Стиффи посвятила в свои планы, вел бы себя совсем не так. Гасси же просто лучился благодушием. Мы с Дживсом обменялись понимающими взглядами. "Если бы он только знал!" - сказал мой взгляд, и в его глазах я прочел те же слова. - Здорово! - воскликнул Гасси. -Ну ты и вырядился! Здравствуйте, Дживс. - Добрый вечер, сэр. - Ну что. Берти, есть новости? Видел ее? Теперь мое сердце просто разрывалось от сострадания. Я подавил горестный вздох. Какой тяжкий долг мне предстоит выполнить! Я должен нанести старому другу удар прямо в солнечное сплетение. Ну почему, почему я? Однако долг есть долг. Буду действовать как хирург - скальпелем. - Да, - ответил я, - видел. Я ее видел. Дживс, у нас есть бренди? - Нет, сэр. - А вы можете принести рюмку? - Разумеется, сэр. - Тогда принесите лучше бутылку. - Хорошо, сэр. Он исчез, как дух, а Гасси с наивным изумлением уставился на меня. - Что все это значит? Зачем ты хочешь нахлестаться бренди еще до ужина? - И в мыслях такого нет. Я попросил принести его для тебя, дружище, несчастный ты страдалец, распятый на кресте мученик. - Я не пью бренди. - На сей раз выпьешь, клянусь, и потребуешь еще. Располагайся, Гасси, поболтаем. Усадил его в кресло и принялся молоть какую-то чушь о погоде и о видах на урожай. Мне не хотелось обрушивать на него жуткое известие, пока под рукой нет воскрешающего напитка. Я что-то плел с похоронным видом в надежде подготовить его к худшему, и вдруг заметил, что он смотрит на меня как-то подозрительно. - Берти, по-моему, ты пьян. - Ни в одном глазу. - Тогда почему ты несешь весь этот бред? - Заполняю паузу в ожидании Дживса с бренди. Ну вот, Дживс, спасибо. Я принял из его рук полную до краев рюмку и осторожно зажал пальцы Гасси вокруг ножки. - Дживс, сходили бы вы к тете Далии и сказали, что я не могу встретиться с ней сейчас. Мне понадобится сколько-то времени. - Хорошо, сэр. Гасси вдруг стал похож на озадаченного палтуса. - Гасси, - сказал я, - выпей бренди и приготовься слушать. У меня дурные новости. По поводу блокнота. - По поводу блокнота? - Да. - Ты хочешь сказать, он не у нее? - Вот в том-то и загвоздка. Блокнот у нее, и она собирается отдать его папаше Бассету. Я ожидал взрыва чувств, и взрыв последовал. Глаза Гасси вылезли из орбит и показались над оправой стекол, он вскочил с кресла, содержимое рюмки выплеснулось, и в комнате запахло как субботним вечером в баре. - Что??? - Увы, именно так обстоят дела. - Вот это фокус! - Да. - Надеюсь, ты шутишь? - К сожалению, нет. - Но почему?! - У нее есть на то свои причины. - Она просто не понимает, что за этим последует. - Все она понимает. - Но это конец! - Это уж точно. - О ужас, ужас! Многие говорят, что в минуты трагических потрясений проявляется лучшее, что есть в характере Вустеров. На меня снизошло странное спокойствие. Я похлопал его по плечу. - Мужайся, Гасси! Вспомни Архимеда. - На кой черт? - Его убил рядовой солдат. - Ну и что? - Конечно, приятного мало, но я не сомневаюсь, что умер он с улыбкой. Моя бестрепетность произвела должное воздействие. Он слегка притих. Не стану утверждать, что нас можно было принять за французских аристократов, которых везут в телеге под нож гильотины, но некое отдаленное сходство все же наблюдалось. - Когда она тебе сказала? - Не так давно, на террасе. - Она не разыгрывала тебя? - Какое там. - А не было... - Озорного блеска в ее глазах? Не было. Никакого блеска не было и в помине. - Слушай, может быть, есть способ ее остановить? Я знал, что он заведет об этом разговор, но уж лучше бы не заводил. Нам предстояли долгие бессмысленные препирательства. - Способ есть, - сказал я. - Она обещала, что откажется от своего кошмарного намерения, если я украду у папаши Бассета серебряную корову. - Это тот сливочник, который он показывал нам вчера за ужином? - Тот самый. - Но зачем его красть? Я объяснил ему положение дел. Он выслушал меня с большим вниманием, и его лицо посветлело. - Ах вот оно что! Теперь я все понял. А раньше в толк не мог взять, почему она так себя ведет. Казалось - полная бессмыслица. Ну что ж, отлично. Выход найден. До чего же тяжко убивать воскресшую надежду! Но что делать, придется. - Не сказал бы, потому что я к этой проклятой корове и близко не подойду. - Как? Почему? - Потому что тогда Родерик Спод превратит меня в отбивную, он мне поклялся. - Господи, при чем тут Родерик Спод? - В деле серебряной коровы он выступает ее защитником. Несомненно, из уважения к старикашке Бассету. - Хм! Не боишься же ты Родерика Спода? - Представь себе, боюсь. - Чушь собачья! Не может этого быть, уж я-то тебя знаю. - Ничего ты не знаешь. Он заходил по комнате туда-сюда. - Берти, ну почему надо бояться Спода? Здоровенная туша, пока он повернется, тебя и след простыл. - Не имею ни малейшего желания состязаться с ним в беге. - И главное - тебе вовсе не обязательно потом здесь оставаться. Сделал дело - и тут же смывайся. Пошли священнику записку после ужина, вели в полночь быть в условленном месте, и с Богом. Рассчитаем время. От двенадцати пятнадцати до двенадцати тридцати ты крадешь корову. Нет, накинем еще десять минут - мало ли что, - это будет без двадцати час. Без четверти ты уже в конюшне и заводишь автомобиль. Без десяти - мчишься как ветер по дороге в Лондон, все прошло без сучка и задоринки. Не понимаю, чего ты боишься? Мне кажется, все так просто, маленький ребенок справится. - И все равно... - Ты отказываешься? - Отказываюсь. Он подошел к каминной полке и принялся вертеть в руках статуэтку кажется, это была пастушка. - И это говорит Берти Вустер? Да. - Тот самый Берти Вустер, которым я так восхищался в школе, которого все звали Сорвиголова Берти? - Да, тот самый. - В таком случае говорить нам больше не о чем. - Ты прав, не о чем. - Единственное, что нам остается, это изъять блокнот у интриганки Бинг. - Как ты предполагаешь это осуществить? Он нахмурился и стал думать. Клетки серого вещества пришли в движение. - Придумал! Слушай. Этот блокнот для нее сейчас большая ценность, так ведь? - Так. - А раз так, она будет носить его с собой, как я носил. - Скорее всего. - Возможно, в чулке. Вот и великолепно. - Что же тут великолепного? - А ты не догадываешься, куда клонится ход моих мыслей? - Нет. - Тогда слушай. Ты затеешь с ней шутливую возню, вы станете носиться друг за другом, увертываться, и ты сможешь очень естественно... ну, как бы в шутку схватить за ногу... Я резко оборвал его. Есть границы, которые нельзя переходить, и мы, Вустеры, свято их чтим. - Гасси, ты предлагаешь мне схватить Стиффи за ногу?! - Ну да. - Ни за что. - Но почему? - Не будем углубляться в причины, - ледяным тоном отрезал я. - Несомненно, ты принял меня за кого-то другого. Он с укором посмотрел на меня своими выпученными глазами - наверно, так глядел на него умирающий тритон, которому он забыл вовремя поменять воду. Потом вроде как шмыгнул носом. - До чего же ты изменился, - сказал он, - совсем не тот, что был в школе. Вконец деградировал. Ни прежнего задора, ни лихости, ни страсти к авантюрам. Спился, надо полагать. Он вздохнул и шваркнул пастушку об пол. Мы подошли к двери, я открыл ее, и тут он снова оглядел меня. - Ты это что, к ужину так разоделся? Галстук-то белый зачем нацепил? - Дживс посоветовал, для бодрости духа. - Будешь чувствовать себя идиотом. Старый хрыч Бассет ужинает в вельветовой домашней куртке, весь перед в пятнах от супа. Так что лучше переоденься. Пожалуй, он прав. Зачем выделяться, это дурной тон. Рискуя потерять твердость духа, я принялся стаскивать фрак. И тут внизу в гостиной раздалось пение, звонкий молодой голос исполнял под аккомпанемент фортепьяно старинную английскую народную песню. Так мне показалось, и показалось правильно, если судить по внешним симптомам. Певица то и дело выкрикивала "Эх, нанни, нанни!" и прочие "тра-ля-ля!". У Гасси от этих оглушительных звуков глаза за стеклами очков начали дымиться. Чувствовалось, что эта последняя капля переполнила чашу его терпения. - Стефани Бинг! - с горечью произнес он. - И она еще поет! Он фыркнул и убежал. Я завязал черный галстук, и тут появился Дживс. - Миссис Траверс, - официально доложил он.
- О, черт! - невольно вырвалось у меня. Я и раньше знал, что она придет, еще до того, как Дживс о ней возвестил, но ведь и несчастный прохожий, попавший под бомбежку, знает, что его убьют, однако, когда бомба на него падает, ему от этого ничуть не легче. Тетка была чрезвычайно возбуждена - вернее сказать, просто не в себе, и я поспешил со всей любезностью усадить ее в кресло и начал извиняться. - Простите меня, дражайшая старушенция, ради Бога, простите: я просто не мог прийти к вам. Мы с Гасси Финк-Ноттлом обсуждали дела, которые кровно затрагивают и его, и мои интересы. С тех пор, как мы с вами расстались, произошло немало событий, и положение мое еще больше осложнилось печально, но должен в этом признаться. Образно говоря, передо мной разверзлась адская бездна. И это не преувеличение, вы согласны, Дживс? - О да, сэр. Она лишь отмахнулась от моих излияний. - Стало быть, у тебя тоже неприятности? Не знаю, что стряслось у вас здесь, но на меня обрушилась трагедия, иначе не назовешь. Потому я сразу же примчалась сюда. Нужно действовать немедленно, мой дом в опасности. Наверное, даже на Мону Лизу не сваливалось столько несчастий разом. Да уж, поистине пришла беда - отворяй ворота. - Почему? Что случилось? У нее перехватило горло. Наконец она с трудом выговорила одно-единственное слово: - Анатоль! - Анатоль? - Я сжал ее руку, стараясь успокоить. - Не надо так волноваться, вы не в себе, дорогая тетушка, по-моему, бредите, но рассказывайте, рассказывайте, я совсем сбит с толку. При чем тут Анатоль? - Надо срочно принимать меры, иначе я его потеряю. Словно чья-то ледяная рука сдавила мне сердце. - Потеряете?! - Да. - Ведь вы же удвоили ему жалованье? - Удвоила, и тем не менее. Выслушай меня, Берти. Перед тем, как мне уехать сегодня днем из дому, Том получил письмо от сэра Уоткина Бассета. Я сказала "перед тем, как мне уехать из дому", но на самом деле я и уехала-то из-за этого письма. Знаешь, что в нем было написано? - Что? - В нем содержалось предложение обменять серебряную корову на Анатоля, и Том сейчас серьезно обдумывает это предложение! - Что?! Помышлить невозможно! - Помыслить, сэр. - Благодарю вас, Дживс. Помыслить невозможно. Не верю. Чтобы дядя Том хоть на миг всерьез отнесся к такой несусветной наглости? Никогда. - Говоришь, никогда? Плохо ты его знаешь. Помнишь дворецкого, который служил у нас до Сеппингса? Помроя? - Еще бы мне его не помнить. Настоящий аристократ. - Сокровище. - Ему цены нет. До сих пор не понимаю, зачем вы его отпустили. - Том уступил его Бессингтон-Копам в обмен на шоколадницу в форме яйца на трех изогнутых ножках. Я пытался справиться с захлестнувшим меня отчаянием. - Неужели этот старый маразматик, этот осел - простите, дядя Том пожертвует Анатолем ради такой мерзости? - Нет ни малейших сомнений: пожертвует. Она поднялась и нервно подошла к каминной полке. Я видел, она ищет, что бы такое разбить: надо дать выход накопившимся чувствам - Дживс назвал бы такое действие суррогатным, - и я галантно указал ей на терракотовую статуэтку молящегося отрока Самуила. Она деловито поблагодарила меня и запустила пророком в противоположную стену. - Поверь мне, Берти, настоящий коллекционер - одержимый, он пойдет на все, лишь бы заполучить вожделенный экземпляр. Знаешь, что сказал мне Том, когда попросил прочесть письмо сэра Уоткина? Он сказал, что с наслаждением содрал бы со старого хрена Бассета шкуру живьем и собственноручно сварил его в кипящем котле, однако альтернативы не видит, придется уступить. Он бы тут же и написал ему, что согласен на сделку, да я помешала: заверила его, что ты поехал в "Тотли-Тауэрс" специально для того, чтобы украсть корову, и что с минуты на минуту она будет в его руках. Расскажи, Берти, как твои успехи? Ты разработал план? Продумал каждую деталь? Нам нельзя терять времени. Дорога каждая минута. Ноги у меня стали ватные. Но надо открыть ей все, а там будь что будет. Моя тетка грозная старуха, не дай Бог вывести ее из себя, вон как она расправилась с отроком Самуилом. - Я как раз собирался поговорить с вами об этом, - сказал я. - Дживс, у вас документ, который мы составили? - Вот он, сэр. - Благодарю вас, Дживс. По-моему, будет очень кстати, если вы принесете еще одну рюмку бренди. - Слушаю, сэр. Он исчез, а я подал ей лист бумаги и попросил внимательно прочесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30