Поэтому мы реши ли, что вы оба разобьете друг другу носы. Гарольд с криком вбегает в дом, протягивает корову дяде Уоткину, рассказывает, как он ее отнял у грабителя, и все устраивается наилучшим образом. Не может же дядя Уоткин просто сказать "спасибо" и этим ограничиться. Если у него есть хоть капля совести, он должен будет расщедриться на приход. Правда, гениально? Я встал. Лицо у меня было каменное. - Гениально - это даже слабо сказано. Но, к сожалению... - Как, неужели вы отказываетесь? Ведь ясно как день, что вам участие в этом плане не причинит решительно никаких неудобств. Ну, пожертвуете десятью минутами... - Поймите наконец: я в ваших интригах не участвую. - В таком случае вы просто свинья. - Свинья так свинья, но, по крайней мере, не безмозглая. Мне о ваших кознях думать тошно. Слишком хорошо я знаю Растяпу Пинкера. Как именно он все испортит и упечет нас обоих в каталажку - не берусь предсказывать, но уж он этот шанс не упустит. А теперь будьте любезны отдать мне блокнот. - Какой блокнот? Ах, вы о блокноте Гасси. - О нем. - А зачем он вам? - Нужен, - сурово ответил я, - потому что Гасси его нельзя доверять. Вдруг он его опять потеряет, а найдет ваш дядюшка, и тогда прости-прощай свадьба, никогда не быть Мадлен и Гасси супругами, а для меня это равнозначно самоубийству. - Для вас? - Вот именно. - Да выто тут при чем? - Могу рассказать. И я кратко обрисовал ей события в "Бринкли-Корт", осложнения, которые возникли после них, и грозную опасность, которая нависнет надо мной, если Гасси сгонят со двора. - Вы, конечно, понимаете, я не могу сказать ни единого дурного слова о вашей кузине Мадлен, хотя боюсь как чумы священных уз брака с нею. Поймите, она ни сном ни духом невиновата. Я испытывал бы тот же ужас при мысли о женитьбе на самой достойной женщине мира. Просто есть такой тип женщин - их уважаешь, ими восхищаешься, перед ними благоговеешь, но издали. Если они делают попытку приблизиться, от них надо отбиваться дубинкой. Ваша кузина Мадлен принадлежит именно к таким женщинам. Красавица, само обаяние, идеальная подруга для Огастуса Финк-Ноттла, но Бертрам Вустер не выдержит ее общества и дня. Стиффи даже дыхание затаила. - Понимаю. Да, наверное, из Мадлен получится такая жена, от которой мужчине хочется сбежать на край света. - Лично я никогда бы не решился употребить столь сильное выражение, есть грань, за которую благородный человек не должен заходить. Но раз уж вы сами произнесли эти слова, не могу не согласиться, что вы на редкость точно определили суть. - Ну кто бы мог подумать! Теперь я понимаю, почему вы так стараетесь заполучить этот блокнот. - Ну разумеется. - А знаете, в связи с этим открытием мне пришла в голову интересная мысль. На ее лице опять появилось отрешенное, мечтательное выражение. Она рассеянно гладила Бартоломью ногой по спине. - Что же вы, давайте блокнот. - Я начал терять терпение. - Погодите, сейчас я додумаю все до конца... Знаете, Берти, я должна отдать этот блокнот дяде Уоткину. - Что?! - Так повелевает мне совесть. Он столько для меня сделал. Много лет заменял отца. Согласитесь, он должен знать, как относится к нему Гасси. Конечно, старику будет тяжело, он-то считает, что его будущий зять безобидный любитель тритонов, а на самом деле пригрел на груди змею, и эта змея издевается над тем, как он ест суп. Но поскольку вы так любезно согласились помочь нам с Гарольдом и украсть корову, я, так и быть, постараюсь заглушить угрызения совести. У нас, Вустеров, необыкновенно острый ум. Не прошло и трех минут, как меня осенило, куда она клонит. Это же надо измыслить такое! Меня дрожь пробрала. Она назначила цену блокнота. Как вам это нравится: утром меня шантажировала собственная любимая тетка, сейчас шантажирует добрая приятельница. Нет, это уж слишком даже для нашего послевоенного времени, когда чуть ли не все считается дозволенным. - Стиффи! - вырвалось у меня. - Можете сколько угодно повторять мое имя. Или вы соглашаетесь выполнить мою просьбу, или завтра за кофе и яичницей дядя будет читать весьма пикантный опус. Так что думайте, Берти, думайте. Она притянула эту шавку Бартоломью к ноге и заструилась к дому. Перед тем как скрыться за дверью, метнула в меня через плечо многозначительный взгляд, который пронзил меня будто ножом. Я бессильно опустился на ограду. Не знаю, сколько я так просидел в тупом оцепенении, уткнувшись головой в колени, но, надо полагать, долго. Крылатые ночные твари то и дело ударялись об меня, но я их даже не замечал. Вдруг рядом раздался голос, и только тут я вынырнул из небытия. - Добрый вечер, Вустер, - произнес голос. Я поднял голову. Нависшая надо мной громада была Родерик Спод.
Наверное, даже диктаторы в редкие минуты проявляют дружелюбие - например, в обществе своих прихлебателей, когда выпивают с ними, задрав ноги на стол, но с Родериком Сподом было изначально ясно, что, если в его душе и есть что-то доброе, проявлять эти качества он не намерен. Тон резкий, грубый, ни намека на добродушие. - На пару слов, Вустер. - Да? - Я беседовал с сэром Уоткином Бассетом, и он рассказал мне историю с коровой от начала и до конца. - Да? - Так что нам известно, зачем вы здесь. - Да? - Перестаньте "дакать", жалкая вы козявка, и слушайте, что буду говорить я. Знаю, многих возмутил бы его тон. Я и сам возмутился. Но всем известно: кто-то мгновенно дает отпор, когда его назовут жалкой козявкой, у другого реакция не такая быстрая. - Да, да, да, - пролаял этот гад, провалиться бы ему в тартарары, - мы совершенно точно знаем, зачем вы явились сюда. Вас послал ваш дядюшка с заданием украсть для него корову. Не пытайтесь отрицать - бесполезно. Сегодня я застал вас на месте преступления: вы держали корову в руках. А теперь нам стало известно, что к тому же приезжает ваша тетка. Стая стервятников слетается. Ха! Он помолчал, потом снова изрек: "Стая стервятников слетается", - будто это было невесть как остроумно. Я лично ничего остроумного в его словах не нашел. - Хотите знать, Вустер, зачем я пришел к вам? Скажу: за вами следят, за каждым вашим шагом. И если вы попытаетесь украсть корову и вас поймают сядете в тюрьму как миленький, уж вы мне поверьте. Не надейтесь, что сэр Уоткин побоится скандала. Он выполнит свой долг и как гражданин, и как мировой судья. Спод положил мне на плечо руку - в жизни не испытывал ничего противнее. Не говоря уж о символичности жеста, как выразился бы Дживс, он так больно стиснул плечо, как будто лошадь укусила. - Вы опять изволили сказать "да"? - спросил он. - Нет, нет, - заверил его я. - Очень хорошо. Уверен, вы сейчас думаете: "Никто меня не поймает". Воображаете, будто вдвоем с вашей драгоценнейшей тетушкой перехитрите всех и украдете-таки корову. И не мечтайте, Вустер. Если вещь пропадет, как бы искусно вы с вашей сообщницей ни заметали следы, я ее непременно найду и превращу вас в отбивную. Именно в отбивную, - повторил он с наслаждением, будто дегустировал марочное вино. - Уяснили? - Вполне. - Уверены, что все правильно поняли? - Вне всякого сомнения. - Великолепно. На веранде появилась тень, и куда девался хамский тон Спода, он заворковал с тошнотворной сердечностью: - Дивный вечер, правда? Необыкновенно тепло для середины сентября. Ну, не буду больше отнимать у вас время. Вы, вероятно, пойдете переодеваться к ужину. Всего лишь черный галстук. Мы здесь не слишком чопорны. Да? Вопрос был обращен к приблизившейся тени. Услышав знакомое покашливание, я сразу понял, кто это. - Я хотел поговорить с мистером Вустером, сэр. Я к нему по поручению миссис Траверс. Миссис Траверс шлет свои наилучшие пожелания и просит передать вам, что она сейчас в голубой гостиной и будет рада видеть вас, если вы сочтете возможным поспешить к ней туда. Она желала бы обсудить с вами нечто важное. Спод фыркнул в темноте. - Стало быть, миссис Траверс уже прибыла? - Да, сэр. - И желает обсудить с мистером Вустером нечто важное. - Да, сэр. - Ха! - издал Спод и удалился с резким, отрывистым смехом. Я встал. - Дживс, - сказал я, - вы должны выслушать меня и дать совет. Интрига запутывается.
ГЛАВА 5
Я надел рубашку и трусы до колен. - Ну как, Дживс, - спросил я, - что посоветуете? Пока мы шли к дому, я посвятил его в перипетии последних событий, потом оставил его размышлять над ними в поисках выхода и быстро принял ванну. Теперь я с надеждой глядел на Дживса, как тюлень, ожидающий, что ему кинут кусок рыбы. - Придумали что-нибудь? - Увы, сэр, пока нет. - Вообще ничего? - Боюсь, что так, сэр. Я издал жалобный стон и стал натягивать брюки. Этот блестящий ум мгновенно находит идеальное решение для сложнейших головоломок, я так к этому привык, что и представить себе не мог возможной неудачи, особенно в нынешних обстоятельствах. Удар оказался слишком болезненным, и, когда я надевал носки, у меня дрожали руки. Было странное ощущение, будто я весь окоченел, и ход мыслей, и движения тела замедлились; казалось, кто-то положил мои мозги, а заодно с мозгами и меня, в холодильник и забыл там на несколько дней. - Может быть, Дживс, вы недостаточно ясно представляете себе картину в целом? - предположил я.-Я слишком коротко пересказал вам, что произошло, торопился погрузиться в ванну. Мне кажется, стоит сделать как в детективах. Вы читаете детективы? - Не слишком часто, сэр. - Во всех детективах сыщик в какой-то момент обязательно начинает систематизировать данные и для этого составляет список подозреваемых, записывает мотивы преступления, где, кто, когда был, у кого есть алиби, улики, и прочее. Давайте попробуем и мы. Возьмите бумагу и карандаш, Дживс, будем сводить все воедино. Назовем документ "Вустер Б. Положение дел". Написали? - Да, сэр. - Хорошо. Едем дальше. Пункт первый: тетя Далия грозит, что, если я не украду корову и не передам ей, она отлучит меня от своего стола - прощай кулинарные шедевры Анатоля. - Да, сэр. - Пункт второй: если я украду корову и передам ей, Спод превратит меня в отбивную. - Да, сэр. - Самое ужасное - это пункт третий: если я украду корову и передам тетке или не украду ее и не передам Гарольду Пинкеру, я не только подвергнусь вышеупомянутой процедуре превращения в отбивную, но Стиффи к тому же отдаст блокнот Финк-Ноттла сэру Уоткину Бассету. И вам, и мне известно, чем это кончится. Так что вот. Таковы мои дела. Вникли? - Да, сэр. Без сомнения, обстоятельства сложились не слишком благоприятно. Я выразительно посмотрел на него. - Дживс, не надо испытывать мое терпение, особенно сейчас. Не слишком благоприятно - это же надо такое придумать! Кого это вы на днях поминали, на чью голову обрушились все невзгоды мира? - Мону Лизу. - Знаете, если бы я сейчас встретил эту вашу Мону Лизу, я пожал бы ей руку и сказал, что очень хорошо ее понимаю. Дживс, перед вами лягушка, раздавленная бороной. - Да, сэр. Пожалуйста, чуть выше брюки, сэр, на четверть дюйма. В просвете между ботинком и манжетой должен с небрежной элегантностью мелькать носок. Эта тонкость чрезвычайно важна. - Так? - Безупречно, сэр. Я вздохнул. - Бывают минуты в жизни, Дживс, когда человек задает себе вопрос: "А стоят ли брюки такого внимания?" - Это настроение пройдет, сэр. - Не с чего ему проходить. Если вы не распутаете этот клубок, всему конец. Конечно, у вас просто не было времени как следует пораскинуть мозгами, сказал я с некоторой надеждой. - Пока я ужинаю, проанализируйте все еще раз со всех возможных точек зрения. Вдруг на вас снизойдет вдохновение. Такое ведь случается, правда? Вроде как озарит, да? - Да, сэр. Считается, что древнегреческий ученый Архимед открыл свой знаменитый закон о поддерживающей силе жидкостей и газов совершенно неожиданно для самого себя, когда садился утром в ванну. - Ну вот видите! И ведь не такой уж был гений. По сравнению с вами, Дживс. - Необычайно одаренный человек, сэр. Его убил рядовой солдат, и мир до сих пор скорбит о потере. - Надо же, какая незадача. Но что поделаешь, всякая плоть - трава, так, кажется? - Истинно так, сэр. Я в задумчивости закурил сигарету и, выкинув из головы Архимеда - сейчас не до него, снова стал размышлять о жуткой передряге, в которую попал по милости вероломной Стиффи. - Знаете, Дживс, - сказал я, - если основательно задуматься, то невольно поразишься, как сильно старается прекрасный пол напакостить мне. Помните мисс Уикем и историю с грелкой? - Помню, сэр. - А Гледис - забыл фамилию, - которая уложила в постель своего приятеля со сломанной ногой в моей квартире? - Да, сэр. - А Полину Стоукер, которая ворвалась посреди ночи в мой деревенский домик в купальном костюме? - Помню, сэр. - Что за странные существа эти женщины, Дживс, что за странные создания! Насколько коварнее и злее мужчин, насколько более жестоки. Но по части жестокости Стиффи их всех переплюнет. Чье это имя ангел вписал в золотые скрижали первым? - Праведника Абу Бен-Адема, сэр. - Вот-вот, в точности как Стиффи. Ее никто не перещеголяет. Что, Дживс? - Я просто хотел спросить, сэр, когда мисс Бинг грозила передать блокнот мистера Финк-Ноттла сэру Уоткину, ее глаза не поблескивали, - может быть, вы случайно заметили? - Вы имеете в виду лукавый блеск, то есть думаете, она попросту дурачила меня? Нет, Дживс, ни намека на блеск. Поверьте, видел я холодные глаза, много раз видел, но чтобы вместо глаз кусочки льда - не доводилось. Она не шутила, она диктовала условия сделки на полном серьезе. И притом вполне отдавала себе отчет в том, что совершает низкий поступок - даже по меркам женщин, но ей было на это чихать. А корень зла - эмансипация, современные женщины возомнили себя пупом земли и считают, что им все позволено. Разве во времена королевы Виктории такое было мыслимо? Принц-консорт сурово осудил бы девушку, которая ведет себя как Стиффи, что скажете, Дживс? - Вполне допускаю, что его королевское высочество мог не одобрить поведение мисс Бинг. - Она бы и пикнуть не успела, как он согнул ее пополам и отшлепал по попке лакированной штиблетой. А я бы посоветовал ему подвергнуть той же процедуре и тетю Далию. Кстати, уж раз я ее вспомнил, надо, пожалуй, пойти засвидетельствовать почтение престарелой родственнице. - Она с большим нетерпением ожидает вас, сэр, хочет побеседовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30