— воскликнула Алекса, увидев друга; он выглядел таким изможденным: красивое лицо осунулось, темно-голубые глаза поблекли.
— Помочь мне?
— Ты столько для меня сделал, и я…
— Алекса, я в полном порядке. Просто чертовски устал. — Джеймс попытался улыбнуться, но у него не получилось, потому что он совсем отвык улыбаться, и честно признался; — Вообще-то переговоры идут довольно успешно. Если все пойдет нормально, нам удастся подписать соглашение до Рождества.
— Ах, отлично! Было бы замечательно, если бы ты приехал сюда на Рождество.
— Итак… выкладывай свои потрясающие новости.
— Мои прекрасные новости заключаются в том, что мы с Робертом собираемся пожениться в День святого Валентина. И хотим, чтобы ты был свидетелем, так же как Кэт и Бринн будут…
— Он знает?
— Нет, Роберту ничего не известно. И я никогда ему не скажу.
— Он должен знать, Алекса.
— Я не могу ему сказать. Думала, что когда-нибудь смогу, но две недели назад мы ездили в Ричмонд навестить Кэти. Роберт так ее любит, а Кэти любит Роберта: такое впечатление, что они оба каким-то образом что-то чувствуют. Но они не знают и никогда не узнают, и только таким образом их любовь навсегда останется радостной и беззаботной. Я слишком люблю Роберта, чтобы сказать ему. Лучше распрощаюсь с ним навеки, нежели причиню такую боль.
Алекса пожала плечами так, будто Джеймс мог не понять, но он ее прекрасно понял: «О да, Алекса, я знаю все о том, что значит слишком любить человека, не желая причинить ему боль или опечалить. Именно поэтому я простился с Кэтрин, которую любил… люблю слишком сильно».
— Ах, Алекса, — вздохнул он.
— Что, Джеймс?
— Я лишь смутно помню времена, когда все казалось ясным и наполненным счастьем. Эта память о таком далеком, что я порой сомневаюсь, существовало ли это время на самом деле?
— Безусловно, существовало и настанет снова. Все к лучшему, Джеймс, — для нас обоих. Так должно быть, — твердо заверила Алекса, и прекрасная мечтательная улыбка предшествовала ее спокойному признанию. — Все будет гораздо лучше к Рождеству.
— Алекса, ты уже второй раз упоминаешь Рождество. Тому есть причина?
— Да, вообще-то несколько причин. Прежде всего ты будешь здесь, вернувшись с триумфом из Колумбии. И Кэт приедет, потому что собирается выступить на традиционном рождественском концерте в Белом доме. И мои родители будут здесь. Я очень хочу, чтобы ты с ними познакомился.
— Мне бы тоже этого хотелось.
— Отлично. Я рада. И Роберт к тому времени разведется. — Алекса счастливо улыбнулась, заставив себя удержать эту сияющую улыбку на лице, сообщая Джеймсу следующую причину:
— И к Рождеству, как бы сильно он ни желал это признать, а возможно, мне он и не признается, Томпсон Холл выяснит, что я абсолютно подхожу такой политической звезде, как Роберт.
— О чем ты?
— Ты ведь знаешь, кто такой Томпсон Холл, да?
— Разумеется.
— Ладно. Он проверяет меня на предмет того, не стану ли я помехой в блестящей карьере мужа. Сначала это меня ужасно разозлило, но потом я поняла: в любом случае, рано или поздно, кто-нибудь займется подобным расследованием, и самым лучшим рождественским подарком для меня будет известие о том, что никто и никогда не узнает о Кэти.
— Но мы уже знаем об этом. Кроме доктора Лоутона, чья врачебная этика не подвергается сомнению, о твоей беременности знают только люди, которые очень сильно тебя любят. То же самое относится к людям, знающим о твоих отношениях с Робертом. — Джеймс внимательно всматривался в изумрудные глаза Алексы и, увидев, что она не выдержала его испытующего взгляда, забеспокоился. — В чем дело, дорогая?
— Хилари знала о нашей связи.
— Что-о?
— Да, это жестокая и коварная Хилари подстроила наш разрыв.
— Она знала о вас до того вечера на гала-представлении?
— Да. Хилари — потрясающая актриса, не правда ли? Возможно, если бы ты держал ее руку в тот вечер, то тоже почувствовал бы лед. — Алекса смягчила тон, пытаясь погасить пылавший в глазах Джеймса гнев. — Конечно, не исключено, что руки Хилари всегда холодны, как ледышки.
— Это же все меняет, Алекса!
— Хилари ничего не знает о ребенке. Она уверена, что наши отношения с Робертом благополучно распались. И ты не хуже меня понимаешь, что в противном случае она бы всю весну околачивалась здесь. Кроме того, Джеймс, если бы Хилари о чем-то и пронюхала, она не стала бы скрывать подобную сенсацию столь долго.
— Ты так думаешь? Ты так быстро забыла о поразительных способностях своего давнего врага? Мне кажется, если исходить из твоих рассказов о Хилари-подростке, вполне правомерно предположить, что она может придержать информацию и нанести точный удар в самый нужный момент. Например, в день вашей свадьбы. Или же, есть шанс, — в день номинации Роберта на президентский пост. А может быть, и в день его инаугурации. Ты уверена, что Хилари, стремясь расстроить ваши с Робертом отношения, остановится перед тем, чтобы разрушить жизнь Бринн, Стивена и Кэти?
— Хилари не знает!
— Ты не можешь в этом быть уверена на сто процентов. Черт возьми, Алекса, ты забыла, почему отдала девочку Бринн и Стивену? С ними жизнь ее будет безопасна, счастлива и ее не коснется скандал или неуверенность, помнишь? Ты хочешь, чтобы о Кэти узнали как о ребенке, стоившем его отцу президентства?
— Нет! Этого никогда не случится, Джеймс. Я не допущу, — тихо и убежденно сказала Алекса. — Если Хилари знает (хотя я убеждена, что она не знает), то не станет хранить молчание. Я действительно знаю Хилари и более чем уверена, что я — единственный человек, которому она по-настоящему желает зла. К тому же я нисколько не сомневаюсь, что величайшим для нее наслаждением будет расстроить наш с Робертом брак. Следовательно, Хилари постарается нанести удар до окончания бракоразводного процесса.
— И?..
— И если она все же отправится к Томпсону, Холл мне сообщит об этом. Мы с ним договорились: как только он откопает что-то существенное, известит меня первой и попытается убедить не выходить замуж за Роберта.
— И?..
— Если Томпсон Холл откроет что-либо, хотя бы отдаленно связанное с Кэти, я распрощаюсь с Робертом.
Джеймс знал, что так оно и будет. Такой же непреклонный взгляд прекрасных изумрудных глаз он уже видел — в день, когда Алекса попросила помочь в удочерении ребенка. Взгляд, красноречиво свидетельствующий о том, что Алекса сдержит свое твердое обещание, несмотря ни на что, пусть даже ценой собственного великого страдания.
Глава 26
Остров Радуги
Декабрь 1990 года
Ален и Кэтрин сидели на своей любимой, нависшей над морем скале и наблюдали, как сверкающие радуги постепенно угасают в розовых зимних сумерках. Как это часто бывало, оба смотрели молча, очарованные совершаемым перед ними волшебством. Но в этот теплый вечер молчание было непривычно напряженным, беспокойным, омраченным тревожным выражением, застывшим на лице Алена.
Менее чем через частный самолет принца умчит ее в Париж, откуда Кэтрин улетит в Вашингтон. Они расставались на десять дней — самая долгая разлука с начала их нежной любви. Кэтрин казалось, что Алена беспокоит именно это надвигающееся расставание, но она также чувствовала, что существует еще какая-то причина такой подавленности Алена. Кэтрин знала, что он обязательно скажет об этой причине, потому что в их любви не существовало тайн друг от друга.
— Ален? — тихо позвала Кэтрин.
— Я хочу, чтобы за время нашей разлуки ты кое над чем подумала.
— Хорошо, — согласилась она, с некоторым удивлением прочтя во взгляде принца неуверенность. — Над чем же? — улыбнулась Кэтрин.
— Я хочу, чтобы за время нашей разлуки ты подумала, согласна ли выйти за меня замуж?
— Ах Ален! — Удивленный взгляд Кэтрин засветился счастьем, прежде чем ответ слетел с ее уст. — Мне не требуется десяти дней на размышление. Да, я выйду за тебя замуж.
— Правда?
— Разумеется, выйду, — повторила Кэтрин, бросаясь в его объятия. — Я люблю тебя, Ален.
— И я люблю тебя, Кэтрин, — прошептал Ален, лаская губами ее шелковистые волосы. — Я люблю тебя и следующие десять дней буду очень по тебе скучать.
— Я тоже буду скучать, — призналась Кэтрин и с улыбкой напомнила:
— Но ты будешь очень занят с друзьями, которых игнорировал все это время.
— А ты прекрасно проведешь время, отправившись с Алексой к своим родителям. — Ален тоже улыбнулся и ласково пообещал:
— И это будет последнее Рождество, которое мы проведем вдали друг от друга.
Обещание звучало нежно и мило, но Кэтрин вдруг почувствовала какое-то ледяное дуновение — словно ожили забытые призраки прошлого: ровно год назад, в то же самое воскресенье в декабре, Джеймс дал Кэтрин точно такое же обещание.
— Да, последнее Рождество в разлуке, — повторила она, все еще содрогаясь от леденящих прикосновений призраков ее первой любви.
Их прекрасная, уединенная любовь с Джеймсом была тайной, и когда она умерла, об этом знали только они двое. Такая таинственность теперь напугала Кэтрин, словно скрываемая любовь была обречена, а Кэт хотелось, чтобы их теплая, нежная любовь с Аленом длилась вечно.
— Могу я сказать Алексе и родителям, что мы решили пожениться?
— Конечно. А я могу сказать Натали? Она так обрадуется! Она уже считает тебя своей сестрой.
— О да, пожалуйста, скажи ей.
— Натали наверняка захочет заняться дизайном твоего обручального кольца.
— Да, конечно, почему бы и нет? — Кэтрин засмеялась. — Натали одаренный дизайнер. Она могла бы придумать потрясающее обручальное кольцо — настоящее произведение искусства, но…
— Но, Кэтрин, кольцо должно быть таким, как ты хочешь. — Ален спокойно ответил на не высказанное беспокойство о том, что дизайн Натали может быть замечательным, но не в их стиле.
— И как хочешь ты.
— Я думал, возможно, это будет букет изумрудов и рубинов.
— Я люблю тебя, — ответила Кэтрин на его легкую иронию.
Букет изумрудов и рубинов, разумеется, будет выглядеть ужасно, но Ален просто предлагал нечто, как можно более далекое от очевидного решения: к изумительным синим глазам Кэтрин более всего подошли бы изумительные синие сапфиры. Кэтрин рассказала Алену о сапфирах, которые она уже получила как символ любви — от матери и от Джеймса, и сейчас поняла, что ирония Алена была деликатным напоминанием, что он никогда не подарит ей камни, которые будут бередить затянувшиеся раны.
— Я тоже люблю тебя, Кэтрин. — И, немного помолчав, признался:
— Вообще-то я уже думал о твоем обручальном кольце.
— И что?
— Мне кажется, бриллиант — простой и элегантный ограненный солитер в тонкой оправе из белого и желтого золота вполне подойдет.
— Ах, Ален, это будет изумительно!
— В конце концов, оставят они меня в покое хотя бы на день? — раздраженно усмехнулась Алекса и, положив трубку, посмотрела на Кэтрин, с которой они до звонка наслаждались завтраком.
— Что за ужасная вещь приключилась? — поинтересовалась Кэтрин.
— Они хотят, чтобы я сегодня работала! Кэт, я вчера вернулась после одиннадцати вечера с твердым обещанием режиссера, что в обмен на поздние съемки вчера сегодня получу выходной.
— Так оно и было. А теперь ты снова им нужна?
— Только до полудня. И кажется, мне следует взять с них письменное обязательство. Теперь режиссер говорит, что, если закончим съемку сцены сегодня, больше на этой неделе я им не понадоблюсь. А это значит, что я буду свободна до конца Рождества.
— Звучит неплохо.
— Звучит очень хорошо, да? Еще лучше было бы послать их подальше. Ну да ладно. Думаю, ты подбросишь меня по пути, а после съемок я доберусь домой на такси.
— Алекса, моя репетиция закончится к полудню. Так что я могу заехать за тобой на студию и подождать.
— Ах нет, Кэт, если не возражаешь, я хотела, чтобы ты встретила Джеймса.
— Джеймса? — удивилась Кэтрин.
— Да. Он позвонил вчера после обеда в студию. Насколько я поняла, он триумфально закончил свои переговоры в Колумбии и сегодня возвращается домой. По расписанию его самолет прибудет в аэропорт в час пятнадцать, и я сказала, что встречу его.
— Ты всегда его встречаешь?
— Нет. Но сегодня — ровно год со дня гибели его родителей, и я подумала… — Алекса пожала плечами. — Я, естественно, не сказала этого Джеймсу и не знаю, будет ли он сегодня больше грустить о них, чем в любой другой день, но…
— Но что?
— По-моему, он не против, чтобы его встретили. Не говоря уже о том, что сейчас Рождество, а он так одинок. Надеюсь, что Джеймс присоединится к нам в рождественский ужин. Может быть, ты и пригласишь его? Кэт, так ты можешь встретить Джеймса? Не возражаешь?
— Нет, конечно, не возражаю.
— Замечательно! Спасибо. Если хочешь, пригласи его на ужин и сегодня. Роберт рассчитывает приехать к шести.
Строя планы своей будущей любви, они говорили о том, как это романтично — встречать друг друга в аэропортах. И пообещали, что никогда не будут разлучаться более чем на неделю; и каждый при этом думал: а не слишком ли долгий срок и неделя?
Кэтрин не видела Джеймса со дня их прощания на Иле, в июле… Сегодня исполнился ровно год с того самого дня, когда прекрасные планы их прекрасной тайной любви начали умирать.
Но когда Джеймс, выйдя из самолета, увидел Кэтрин, ему показалось, что прошедшего года вовсе не было и их радостная, сказочная любовь жива, все еще цветет. Джеймс, разумеется, никак не ожидал встретить Кэт в аэропорту и был совершенно беззащитен в этот момент. Его непокорное сердце откликнулось прежде разума, а в его взгляде, полном нескрываемого желания и любви, отразились мгновенная радость и дерзкие мечты.
И в тот же самый момент, несмотря на строгие предупреждения, данные самой себе перед встречей с Джеймсом, сердце Кэтрин затрепетало от счастья, которое нечаянно выплеснулось и в ее взгляде — зеркальном отражении чувств, читавшихся в глазах Джеймса.
Волшебное мгновение не могло длиться вечно. Быстро, слишком быстро вмешался рассудок, подавляя счастливый зов сердца жестоким напоминанием о реальности. И когда Джеймс подошел к Кэтрин, оба уже знали: их страстному стремлению снова быть вместе не суждено осуществиться, а потому улыбнулись друг другу виновато и очень-очень нежно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54