Акции, цена великолепная 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Разумеется, если ты так хочешь… Но, Кэт, мой дом и в самом деле станет твоим. Собственно говоря, он уже твой. Я фактически все перевезла в Мэриленд.
— Я просто не хотела мешать.
— Глупости! Мне самой будет в радость, если бы кто-нибудь жил здесь. Кроме того… здесь еще и рояль, на котором кто-то должен играть.
— Рояль?
— Да. И стены совершенно звуконепроницаемые, так что ты сможешь заниматься музыкой в любое время, когда тебе заблагорассудится, не боясь потревожить соседей, тем более что они вряд ли будут возражать против твоего музицирования. Почему бы тебе все же не остановиться у меня, Кэт, хотя бы на первое время? Если не понравится, ты вместе с роялем сможешь переехать отсюда в любую минуту.
— Уверена, что мне понравится твоя квартира. Я только не хотела доставлять неудобства.
— Да о чем ты говоришь? Все будет прекрасно. Так когда же ты приедешь?
— Я действительно не знаю.
— Ладно, мне, наверное, нужно послать тебе ключи. И тогда ты сможешь приехать, когда захочешь. Я отошлю их с ночной почтой.
— Точно могу сказать, что приеду не раньше следующей недели.
— Как только тебе будет удобно. Я буду в своем коттедже в Мэриленде.
Закончив разговор, Алекса никак не могла справиться с разочарованием. Как неожиданно вылетели те десять дней, которые они планировали провести вместе! Планировали? Они? Да нет же, это она, Алекса, планировала. Кэт, по всей видимости, не горела особым желанием провести время с сестрой. Да и с чего бы ей этого желать?
Алекса принялась писать записку, чтобы сопроводить связку ключей, но тут позвонил Джеймс, уехавший вчера на двадцать дней в Калифорнию. Он мгновенно услышал печаль в голосе Алексы.
— Мне показалось, что Кэт как-то не может определиться по поводу своего приезда, — сообщила Алекса.
— Возможно, что в ней говорит ностальгия по колледжу или паника из-за новых проектов, которые ей предстоит осуществить, расставшись со спокойным Оберлином ради сумасшедшего Нью-Йорка.
— По-моему, Кэт сомневается в том, стоит ли ей останавливаться у меня.
— Полагаю, это бессмыслица. — Голос Джеймса смягчился. — У меня, к примеру, нет ни малейших сомнений, стоит ли останавливаться в твоей квартире. И мне так показалось, что в эти выходные ты будешь свободна?
— Тебе не показалось, но после переговоров в субботу ты ведь собирался куда-то плыть?
— Только в том случае, если у меня не будет предложения позаманчивее. — Подождав минуту, Джеймс спросил:
— Так мне стоит надеяться на более интересное предложение? Я могу быть в Нью-Йорке в субботу, часам к девяти вечера.
— Хорошо. Кэт не появится до следующей недели. И еще. Я тебе когда-нибудь говорила, какой ты замечательный человек? — добавила Алекса с благодарностью.
— Мне нужно твое честное мнение, — торжественно объявила Алекса.
— Всегда готов.
Войдя в гостиную, Джеймс сразу же понял, о чем жаждала Алекса услышать «честное мнение». Блестящий рояль был украшен разноцветными лентами в пастельных тонах, увенчанными на крышке пышным бантом и надписью от руки, выведенной прекрасным почерком Алексы: «Добро пожаловать, Кэт!»
— Раз уж меня здесь не будет, когда она приедет, — смущенно пояснила Алекса, — я подумала… я не переборщила, а? Не слишком глупо?
— Думаю, все очень даже здорово. И мило, — улыбнувшись, ласково заверил ее Джеймс, глядя в прекрасные изумрудные глаза, выражавшие растерянность, когда речь шла о младшей сестре.
«Упакованный» рояль был, несомненно, замечателен, хотя это все выглядело ребячеством. Глядя на рояль, Джеймс тоже задавался вопросом, а что об этом подумает Кэтрин. Одобрит ли она проявление сентиментальных чувств или же посчитает их глупостью? Хотелось надеяться, что младшая сестра, так много значившая для Алексы, примет с благодарностью такое выражение любви.
Стерлинг надеялся, что Кэтрин окажется доброй девушкой, но вдруг понял: на самом-то деле он не имеет ни малейшего представления о Кэтрин. Да и откуда? Все, что Джеймс о ней знал, исходило от Алексы, чье отношение к младшей сестре было безнадежно осложнено чувством собственной вины — отсюда и розовые облака, из неясных очертаний которых вырисовывался причудливый образ совершенства.
Джеймс слышал историю о прелестной малышке, безмятежной маленькой принцессе, не чувствовавшей боли и никогда не плакавшей, о необыкновенно одаренной пианистке, но ему вдруг захотелось узнать о Кэт Тейлор всю правду, без прикрас. Безусловно, она красива, так же как и ее старшая сестра. Будет ли ее блестящая самоуверенность столь же впечатляющей, как уверенность Алексы, доходящая до очаровательной беззащитности? Или Кэт окажется, к ужасу Джеймса, эгоцентричной особой, считающей себя по-настоящему талантливой сестрой, отрицающей (как это делала и сама Алекса) огромные способности своей старшей сестры?
— О чем задумался? — прервала размышления Джеймса Алекса, удивленная неожиданно появившимся на его красивом лице выражением нежности.
— Думал о твоей младшей сестре. — «О том, как сильно надеюсь на то, что она не добавит тебе новых переживаний». Джеймс привлек к себе Алексу и поцеловал. — Хотя я не совсем искренен. В основном я думал о старшей сестре твоей Кэт.
Все было похоже на внезапный порыв, самоубийственный и соблазнительный, но Кэт просто не в силах была сопротивляться, притягиваемая, словно магнитом, воспоминанием о телефонном разговоре с Алексой в среду вечером. Кэтрин сдала свои последние экзамены, упаковала контейнеры с одеждой и книгами и набила два чемодана самым необходимым: нотами, курсовой работой на французском, теперь отложенной до конца августа, и кое-какой одеждой. В субботу вечером она была в Кливлендском аэропорту, успев на задержанный рейс до Ла-Гуардии.
По расписанию самолет должен был прибыть в Нью-Йорк в девять вечера, но было ясно, что раньше полуночи этого не произойдет. Кэтрин была рада тому, что в конце концов не сообщила Алексе о своем приезде. Ведь если бы позвонила, Алекса сейчас моталась бы челноком из дома в аэропорт. Завтра, когда Кэт поселится в квартире сестры, она позвонит в Мэриленд и сообщит Алексе о своем приезде.
«Взять в Ла-Гуардии такси. Назвать водителю адрес (по памяти, как будто прожила здесь всю свою жизнь) и напомнить, чтобы ехал через мост. — Посланную связку ключей Алекса сопроводила длинной подробной запиской. — Заранее приготовь два доллара на чай. Всего же поездка на такси обойдется тебе долларов в двенадцать. Я обычно даю на чай пятнадцать процентов».
Изложенные в письме инструкции Кэтрин выучила наизусть, но когда самолет коснулся посадочной полосы, часы показывали пятнадцать минут первого ночи, и Кэт забеспокоилась о том, что не сумеет найти такси в такое позднее время. Но нет, очень быстро Кэтрин открыла для себя, что огромный новый город достаточно оживлен и в субботнюю полночь. Когда пересекли мост и Кэт увидела ярко освещенный Манхэттен, то почувствовала неожиданное и удивительно сильное желание узнать открывшийся перед ней мир. Следующие полгода она будет изучать Нью-Йорк, а потом, с января, она начнет путешествовать по другим интересным городам. И быть может, в своих странствиях обретет душевный покой.
И все же Кэтрин нервничала и когда дала водителю адрес на Риверсайд-драйв, и когда вручала ему точную сумму налога за проезд по мосту. Но вот такси остановилось перед зданием из красного кирпича. Стоимость проезда оказалась точно такой, как писала сестра, и Кэтрин с удовольствием накинула двадцать процентов чаевых, радуясь тому, как гладко и ловко все у нее получилось.
Алекса четко подписала каждый из трех ключей: один от парадной двери и два от квартиры. В окнах горел свет, как и обещала Алекса: в доме был установлен таймер, магическим образом реагировавший на восход и заход солнца. Кэтрин не было нужды сверяться с нарисованным старшей сестрой детальным планом квартиры. Как и адрес, Кэт выучила его наизусть. Но, переходя из фойе в гостиную, немало удивилась тому, что квартира оказалась гораздо больших размеров, чем она себе представляла, к тому же очень яркой и веселой.
Глаза Кэтрин увлажнились от нахлынувших чувств, когда она увидела нежных цветов ленточки и сердечные слова приветствия на великолепном рояле. Она опустила чемодан на пол, подошла к волшебному инструменту, сначала прикоснулась тонкими длинными пальцами к надписи, затем к искусно завязанному банту и, наконец, к полированной поверхности роскошного рояля, изготовленного из самых ценных пород древесины.
Кэтрин очень устала, но поняла, что сегодня ночью в любом случае будет играть. Ей это просто необходимо. Вот уже два дня Кэт не подходила к инструменту и теперь, как в воздухе, нуждалась в музыке. Она будет играть, хотя прекрасно понимает: стоит прикоснуться к клавишам, и она, возможно, не встанет из-за рояля всю ночь. Только сначала надо распаковать вещи, принять душ, а потом…
Кэтрин бросила случайный взгляд на кофейный столик в гостиной. На нем лежали сумочка Алексы и мужское портмоне. Значит, Алекса в доме… и не одна. Кэтрин — помимо воли — вторглась в личную жизнь сестры.
«Вот тебе и „практичная девушка“, — ругала себя несчастная Кэтрин, поспешно ретировавшись в свою комнату с сиреневыми обоями, подальше от спальни Алексы и ее гостя.
Как всегда, когда они проводили выходные вместе, Стерлинг проснулся раньше Алексы. Приняв душ и одевшись, он подошел к постели и, как только Алекса слегка пошевелилась, подобно котенку, потянувшемуся и снова свернувшемуся в сладком сне, накинул простыню на ее прекрасное обнаженное тело и поцеловал тронутые улыбкой чуть припухшие губы.
— Уже рассвело, да?
— Только что. Я куплю «Тайме», рогалики и кофе, идет?
— Да-а, — промурлыкала Алекса.
Раз в неделю она позволяла себе эту роскошь — расслабленность в противовес ее напряженной жизни — ленивое утро в постели для «подзарядки батареек». Насколько понимала Алекса, в своей безумно активной жизни Джеймс получал «подзарядку батареек» не во сне, а в плавании на яхте. Он никогда не спал допоздна, даже в их совместные уик-энды, хотя зачастую и возвращался в постель, чтобы…
— Так ты потом вернешься и разбудишь меня окончательно?
— Ты очень догадлива.
Бумажник Джеймса лежал в гостиной, но, так и не добравшись до кофейного столика, он замер на пороге. Силуэт девушки высвечивался бледно-золотыми лучами зари, проникавшими сквозь кружевные шторы. Волосы у нее были, как и у Джеймса, иссиня-черные и блестящие и, так же как у него, еще влажные после недавнего душа. Поскольку незнакомка склонилась над клавишами, сверкающая грива великолепных локонов закрывала ее профиль. Но руки! Белые пальчики исполняли воздушный танец, с исключительной, словно легчайший поцелуй, нежностью прикасаясь к клавишам, но не нажимая на них.
Рояль безмолвствовал, но в данном случае это не имело никакого значения. Уже одно зрелище порхающих изящных рук производило гипнотизирующее… магическое действие. Джеймса вполне удовлетворило бы молчаливое созерцание, что он и делал до тех пор, пока овладевшее им непреодолимое желание увидеть лицо пианистки не напомнило Джеймсу о его законном праве пройти через гостиную за собственным бумажником.
Он достаточно долго не вторгался в уединенность гостьи, сохраняя свое присутствие в тайне. Стерлинг пересек комнату, ожидая, что это наконец потревожит девушку, но она полностью растворилась в своей волшебной музыке. Так что остановившемуся рядом с девушкой и откровенно ее разглядывавшему Джеймсу оставалось только дожидаться, когда она наконец почувствует его взгляд; впрочем, ему хотелось, чтобы этого не случилось как можно дольше, поскольку сам был счастливо растворен в созерцании девушки, так же как она в своей музыке.
Теперь Джеймс мог хорошенько рассмотреть ее лицо. Падавшие на глаза густые черные локоны были надежно прихвачены золотой заколкой, и Джеймс увидел, что сходства с Алексой, которого ему почему-то столь не хотелось, вовсе не существует.
Сестры Тейлор внешне были совершенно разными, но, несмотря на это, существовало поразительное сходство в выражении их лиц, когда они погружались в свое любимое искусство: удивительно гармоничное сочетание решительности и робости, сосредоточенности и мечтательности… Как и Алекса, Кэт была одновременно исполнителем и аудиторией, зачарованно воспринимающей представление. Обе желали сделать все идеально и в то же время терялись в магическом колдовстве того, что создавали. Алекса вливала жизнь и душу в прекрасно составленные сочетания слов, которые произносила; Кэт, безусловно, творила то же самое с нотами, по которым играла.
Итак, то была младшая сестра Алексы.
Наконец Кэтрин почувствовала присутствие Джеймса, и изящные руки резко оборвали свой грациозный танец. Это было так, как если бы на самом деле смолкла музыка. В безмолвной комнате, казалось, стало еще тише.
Волшебство исчезло.
Пока Кэтрин не взглянула на Джеймса.
И тогда началось новое, неожиданное волшебство — он увидел сияющие синие глаза, полные удивления, немого вопроса и очаровательной невинности.
Алекса описывала Джеймсу глаза Кэт — сверкающая синева зимнего неба после снежной бури, — но он не обратил внимания на это определение, так же как не обратил внимания и на другие меткие характеристики, данные Алексой… Теперь же, взглянув в эти поразительные глаза, Стерлинг понял, что это действительно сверкающая синева зимнего неба, но было в них еще и немало мистического от сапфира… кристальная прозрачность, светящаяся надежда и, как и в снежной белизне ее кожи, дух захватывающая чистота.
Джеймс вспомнил свои опасения насчет того, что сестра Алексы окажется эгоцентричной, холодной, замкнутой особой. Но в Кэт ничего этого не прочитывалось. Она была именно той Кэтрин, о которой Алекса пыталась ему рассказать, — довольно робкая и все же, как и в тот день, достаточно смелая. Теперь Джеймс наблюдал в Кэт оба эти качества, поскольку, несмотря на отвагу во взгляде ярко-синих глаз, выдерживающих напряженный, испытующий взгляд Джеймса, ее белоснежные щеки стали пунцовыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54


А-П

П-Я