Некоторое время она недоверчиво ждала, страшась, что злые чувства вот-вот вернутся, но этого не произошло. И Алекса наконец взглянула на человека, которого любила.
— Я думаю, нам следует простить Хилари, — спокойно проговорила она, повторяя те же слова, которые Кэт сказала ей много лет назад, и улыбнулась удивленному Роберту. — Такой совет дала мне однажды моя умненькая младшая сестра. Она сказала, что мы должны простить Хилари и пожалеть ее, потому что эта женщина, видимо, очень несчастлива, раз так жестока. Я хочу простить Хилари. Мне это необходимо, Роберт. И мне кажется, Хилари заслуживает сожаления, потому что никогда не узнает счастья, которое есть у нас. Я никогда никого не любила, кроме тебя. Джеймс был и остается моим замечательным другом, и здесь нет ничего, кроме дружбы, с тех пор как я полюбила тебя. Джеймс сопровождал меня в ту ночь на гала-представлении, потому что у меня не было сил находиться там одной, зная, что я увижу тебя с Хилари. Я никогда не переставала любить тебя, Роберт, ни на секунду.
— Ах, Алекса, я люблю тебя! — с чувством прошептал Роберт, беря в ладони ее прекрасное лицо.
Их взгляды встретились. В них светились счастье, любовь и радость победы над мрачными чувствами. Глаза были точным отражением чувств, и Роберт увидел во взгляде Алексы что-то новое, незнакомое, чего в них прежде не было. Когда он впервые посмотрел в глаза любимой, то увидел в них жестокое страдание, но теперь оно было побеждено чувством всепоглощающей любви; и все же где-то очень глубоко в душе Алексы оставались уголки боли и печали.
Милая, великодушная Алекса простила, но не могла забыть. Но когда-нибудь Алекса поделится своим горем, и они вместе исцелят ее печаль силой их любви. Но пока боль не исчезнет из этих любимых зеленых глаз, Роберт никогда не простит Хилари за ту страшную рану, которую она нанесла дорогой Алексе.
— Я люблю тебя.
— Ах, Роберт, я тоже люблю тебя.
Их истосковавшие губы с восторгом встретились, чтобы больше никогда не расставаться. Прошло несколько дивных минут, и Алекса прижалась к Роберту, замерев от счастья в его объятиях, где она и должна была всегда быть — в спокойной безопасности его сильных и нежных рук.
Роберт долго молчал, обнимая Алексу и зная, что теперь они вместе навеки. Наконец, обретя дар речи, он смог поделиться радостью, которая должна стать частью удивительного, непреходящего счастья.
— В июне Бринн и Стивен удочерили девочку. Джеймс тебе говорил?
— Нет. Как это замечательно для них!
— Просто великолепно, — подхватил Роберт, нежно целуя золотистые волосы. — Ах, Алекса, ты только дождись встречи с маленькой Кэти. Этим летом, когда я так невыносимо тосковал по тебе и не знал, как мне выжить, я поехал на уик-энд в Ричмонд, где увидел эту очаровательную малышку.
Сколько любви звучало в теплом голосе Роберта, говорившего о собственном ребенке! Алекса испугалась, что он может заметить охватившую ее дрожь, но отстраняться не стала, боясь выдать себя.
— Я говорил тебе когда-нибудь, родная, что мои обязательства перед обществом стали определеннее и тверже в тот самый момент, как я полюбил тебя?
— Нет, — прошептала Алекса; она не подняла глаз, и очень кстати, потому что взгляд ее мгновенно приобрел совсем иное выражение, как только Роберт продолжил свое признание.
— И после этого я был уверен, что сильнее эти чувства уже быть не могут. Но такое случилось в тот момент, когда я впервые взял на руки Кэти. Она так невинна, она как радостная надежда. Тогда я твердо пообещал, что не пожалею сил, чтобы сделать этот мир спокойным и желанным местом для такого бесценного существа.
«Ах, Роберт, я тоже дала твердое обещание нашей малышке, твоей сестре, своему сердцу и тебе».
Обеденный перерыв закончился слишком быстро. И Роберт, прежде чем покинуть гримерную, пошутил, что, если бы Алексе не надо было возвращаться на съемки, а ему — ехать домой за вещами, они могли бы прямо сегодня, в Роуз-Клиффе, начать новую, совместную жизнь, которая продлится вечность.
Роберту необходимо было забрать вещи и поговорить с Хилари. Он скрыл свой гнев перед Алексой, но при воспоминании о непонятной боли в ее глазах ярость так захлестнула Роберта, что он отказался от своего плана ехать в Арлингтон. Вместо этого он позвонил Хилари. Роберт больше никогда не хотел ее видеть и теперь, обуреваемый гневом, немного побаивался того, что может натворить при встрече с.бывшей женой.
— Хилари, я должен тебе это вручить.
Она едва узнала этот голос. Обычно звучный, богатый интонациями, сейчас он был пуст, леденяще холоден и лишен малейших намеков на теплоту и жалость.
— Я прекрасно знаю на собственном опыте, на какую ложь ты способна и до чего ты тщеславна, эгоистична и порочна. И все-таки я не представлял, до каких пределов коварства ты можешь дойти, чтобы добиться своего.
— Понимаю, я еще не подала на развод, Роберт. Я должна, была… и я подам. Обещаю!
— Нет, Хилари. Я сам подам на развод, и как можно скорее, — ответил Роберт, удивляясь тому, как хладнокровно он сдерживает свое бешенство. — Но позволь мне кое-что тебе пообещать, и поверь, уж я непременно сдержу свое обещание. Как только мы получим развод, как только я наконец освобожусь от тебя, я тут же женюсь на Алексе Тейлор, которую люблю всем сердцем.
— Томпсон! — окликнул Роберт человека, шедшего впереди.
Томпсон Холл обернулся, при виде сенатора приветливая улыбка расплылась на его широком лице. Роберт был яркой звездой на политическом небосклоне, и, как один из стратегов партии, Томпсон намеревался оказывать ему всевозможную помощь. Конечно, Холл прекрасно знал, что Макаллистер не очень-то и нуждается в помощи. Томпсон просто будет поддерживать его на блестящем пути к власти.
— Доброе утро, Роберт!
— Доброе утро. У тебя есть минутка?
— Для тебя? Всегда!
Они направились в офис Роберта, обсуждая какие-то пустяки, пока за ними не закрылась тяжелая дубовая дверь кабинета сенатора. Макаллистер сразу приступил к делу:
— Томпсон, мы с Хилари разводимся. Мой адвокат представит необходимые документы в окружной суд Арлингтона сегодня после обеда. Полагаю, что репортеры не преминут заметить, кто подает на развод, а потому хочу заранее предупредить тебя и службу по связям с общественностью. Сомневаюсь, что это событие вызовет лишь небольшую волну любопытства, а потому считаю, что ответ должен быть приготовлен заранее.
— Ответ? А какой тут может быть ответ?
— Что ты скажешь насчет правды? Мы с Хилари решили развестись почти десять месяцев назад. Мы оставались вместе до конца мая в основном из-за торжеств в честь Сэма и с тех пор живем раздельно.
— Роберт, ты должен хорошо все обдумать и отказаться от развода.
— Что?
— Развод с Хилари очень неразумен с политической точки зрения. Ты уверен, что после этого сможешь достаточно скоро подняться в глазах общественности?
— Я говорю тебе об этом, Томпсон, не потому, что спрашиваю твоего совета, а потому, что хочу дать совет тебе. Брак распался. Страна достаточно развитая, чтобы принять это, если же нет…
— Что, если нет?
— Если нет, то есть множество путей, которыми я мог бы помочь в пропаганде наших общих взглядов на судьбы нации и борьбу за мир.
— Ты шутишь…
— Нисколько. — Решительным жестом Роберт дал понять, что предмет обсуждения закрыт, и непринужденно улыбнулся. — Вероятно, мне следует сказать и еще кое-что сейчас, чтобы дать тебе время прийти в себя, поскольку подобные откровения очень трудно до тебя доходят: сразу же после развода я намерен жениться на Алексе Тейлор.
— Алексе Тейлор? Звезде из «Пенсильвания-авеню»?
— Да. — Роберт помолчал, унимая дрожь в голосе, прежде чем продолжить; он не любил лгать, чем бы ни диктовалась ложь, но в данном случае это было очень важно для Алексы, а потому Роберт с легким сердцем сказал:
— Наши отношения начались летом. Уже после того, как я ушел от Хилари. Мы постарались сохранить наши отношения в тайне и хотим, чтобы так оно и оставалось как можно дольше.
Из кабинета сенатора Томпсон Холл вышел покачиваясь, словно получил смертельный удар. Разумеется, удар был нанесен всей политической партии, но для Томпсона он имел еще и сугубо личный характер. В качестве советника президента США Холл получал бы в свои руки огромную власть, но если карьера Роберта Макаллистера ломалась из-за каких-то неразумных чувств…
Нужно действовать. Томпсон подумал о том, что надо собрать наиболее влиятельных лидеров партии и обсудить ситуацию с Робертом. Уже сам развод с дочерью Сэма Баллинджера достаточно скверная штука, но женитьба на актрисе — это политическое самоубийство! Да, разумеется, Алекса Тейлор знаменита и чрезвычайно популярна. Да, в США уже имелся подобный прецедент, но актеры Рейганы пришли из другой эпохи, из истории Голливуда. И Томпсон даже себе не осмеливался признаться в том, насколько Алекса не подходит на роль жены главы государства.
Он понял, что единственной оставшейся его надеждой была сама невеста. Холл понял, что к ней надо будет подойти очень осторожно, дипломатично, и сделать такую попытку должен именно он — Томпсон Холл…
Алекса как раз собиралась покинуть студию, когда позвонил Томпсон. Она не была с ним знакома, но прекрасно знала о том, какую важную роль играет Холл в партии, так же как знала и о том, что Роберт собирался рассказать ему о своей разводе и их свадьбе. Томпсон попросил о встрече с Алексой наедине, и она ответила, что Роберта допоздна не будет дома, и объяснила, как добраться до Роуз-Клиффа.
— Мисс Тейлор, стране нужен Роберт Макаллистер.
— Я знаю, мистер Холл.
— Надеюсь, что так. Это несколько облегчает мою миссию.
— Вашу миссию? — тревожно переспросила Алекса.
— Я хочу просить вас пересмотреть свои планы выйти замуж за Макаллистера.
— Понимаю. Вы убеждены, что я помешаю политической карьере Роберта?
— Боюсь, что так. Вы актриса, мисс Тейлор. И хотя ваш образ жизни может пленять и очаровывать средних американцев…
— Этот образ жизни неприличен для будущей первой леди? Много секса и наркотиков?
— Алекса, — терпеливо стал объяснять Томпсон, в голосе которого звучала снисходительность, — когда Роберт начнет кампанию за пост президента страны, другая партия не пожалеет никаких средств, чтобы раскопать мельчайшие подробности вашей жизни. Нехорошие парни понимают, что открытие некоторых скандальных подробностей вашего далекого прошлого — фотографии в обнаженном виде, когда вы были начинающей актрисой, эксперименты с наркотиками — это единственный шанс свалить Роберта. Они знают, что не найдут скелетов в платяном шкафу сенатора, поэтому исследуют до мельчайших подробностей вашу жизнь.
— Не найдут скелетов и в моем шкафу, Томпсон, — так же терпеливо ответила Алекса, обращаясь к Холлу по имени и великолепно подражая его снисходительному тону. — Я не употребляю наркотики и никогда ими не баловалась. Мне очень повезло с карьерой: я никогда не шла на компромиссы.
— Значит, любой фрагмент вашей жизни может быть воспроизведен перед народом Америки? Потому что так оно и будет.
— Любой фрагмент. Да.
— Что ж, великолепно, у меня гора с плеч свалилась! — Томпсон широко улыбнулся, но то была улыбка опытного политика, неискренняя, нисколько не смягчившая впечатления от того, что он сказал далее:
— В таком случае вы не будете возражать, если я проведу в отношении вас расследование.
— Вы… что сделаете?
— Проведу расследование. — Улыбка исчезла с лица Томпсона, а в голосе появилась угроза. — О, вы, по всей видимости, возражаете? И это дает мне повод предположить: все-таки что-то можно найти.
— Нет. Однако я возмущена вмешательством в мою личную жизнь и полагаю, Роберт тоже не станет этого терпеть.
— Сенатор будет раздосадован как черт, но он стерпит. К слову сказать, я надеялся, этот разговор останется между нами, но, если вы хотите, чтобы Роберт знал, я без особого труда смогу объяснить причины, вынудившие меня так поступить. Как я уже сказал, мы должны знать заранее, нет ли чего-то такого, о чем вы давно забыли и что, будучи поданным определенным образом, вызовет большой скандал. Зная о таких фактах, мы сможем предотвратить негативные последствия и представить достойную версию истории. Роберт посчитает мои действия преждевременными и придет в ярость оттого, что я предполагаю найти нечто, побуждающее вас пересмотреть свои планы на брак, но он прекрасно понимает, что тщательное изучение вашей биографии будет проведено в любом случае. Таким образом, мисс Тейлор, я изложил свои аргументы в пользу расследования, а каковы ваши доводы против расследования?
— Меня оно раздражает. И только. Так что проверяйте меня.
— Вы расскажете о нашем разговоре Роберту?
— Полагаю, что нет, но при условии: вы первой поставите меня в известность, если откопаете нечто сомнительное.
— Я скажу вам об этом первой, но тоже при условии: если обнаружится нечто, что, по моему мнению, сможет повредить карьере Роберта, вы обещаете серьезно пересмотреть свои планы на брак.
— Мне легко дать такое обещание, мистер Холл, потому что я знаю, что вы ничего не найдете.
— В таком случае я буду первым, кто пожелает вам всего наилучшего в семейной жизни.
— Благодарю вас, — улыбнулась Алекса и тут же полюбопытствовала:
— Сколько времени займет расследование?
— Несколько месяцев. Но к Рождеству оно точно будет завершено.
«Вы действительно хотите найти что-то, не так ли, Томпсон Холл?» — подумала Алекса, слушая удаляющийся шум мотора машины Холла, а затем звук тормозов, когда он вошел в первый опасный поворот на слишком большой скорости.
Каким бы мастером политических игр ни был Холл, но глаза выдали его, когда он обещал первым пожелать счастья, если только не обнаружится ничего существенного. Алекса понимала, что не нравится Холлу и никогда не понравится, но каким-то странным образом увидела в его враждебности пользу для себя. Томпсон будет копаться в прошлом Алексы так, как это делал бы враг: методично выискивая изъяны в ее биографии, ничего не упуская, хватаясь за любую зацепку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54