«Я тоже влюбился». — Ты полюбила? Циничная Алекса?
— Циничная Алекса. И в этом, безусловно, виноват ты, — заявила Алекса, намереваясь до конца быть искренней.
Он был виноват в том, что познакомил ее с Робертом, но в ее любви Джеймс был повинен и еще по одной, более важной причине. И Алекса хотела, чтобы Джеймс об этом знал.
— Ты, Джеймс Стерлинг, заставил меня поверить в себя. Ты без устали говорил мне, что я — хорошая, добрая и заслуживаю права любить и быть любимой. Не знаю, действительно ли ты сам этому веришь, но если нет, то ты создал новую женщину, заблуждающуюся, сошедшую с ума от любви.
— Ты распрекрасно знаешь, что я в тебя верю, — перебил Джеймс, и его торжествующий взгляд говорил о том, что это правда.
Алекса в упор смотрела на Джеймса, надеясь увидеть другие признаки искренности, но теперь Стерлинг выступал в роли искусного посредника, и его лицо выражало абсолютный нейтралитет — контролируемый, непроницаемый, холодный. Алекса прилетела в Чикаго сообщить ему, глядя глаза в глаза, что их связь окончена, поскольку считала, что это должна быть сделано именно таким образом. Она не ожидала от любовника драматической сцены и не хотела ее, но во взгляде Джеймса она не нашла и следа сожаления. Его не было и в тот момент, когда Джеймс тихо повторил: «Полюбили…» Более того, тогда в его голосе прозвучало чуть ли не облегчение. Алекса не хотела страданий Джеймса, но все же…
— Черт возьми, Джеймс! Неужели для тебя это совсем ничего не значит? Ты вообще думаешь о наших отношениях? Может, я и не вправе спрашивать об этом, но…
— Алекса! Разумеется, я думаю о нас. Неужели ты этого и вправду не понимаешь? — Джеймс подождал, пока взгляд Алексы смягчится, и ласково продолжил:
— Я очень много думаю о наших отношениях. Поверь, Александра Тейлор, я всегда буду заботиться о тебе и о твоем счастье.
— Определение любви по Кэтрин, — пробормотала Алекса.
— Что?
— Да. Она утверждает, что любовь — это когда ты постоянно заботишься о чьем-то счастье. Вечно, независимо от того, предназначено ли вам быть вместе. Именно то, что я чувствую сейчас по отношению к тебе. Значит…
— Значит, что?
— Значит, мы любим друг друга, несмотря на то что никогда не говорили об этом.
— Несмотря на то что прежде никогда не говорили друг другу об этом, — признался Джеймс. — Мы были прекрасными любовниками, Алекса, но мы также есть и, надеюсь, будем еще и прекрасными друзьями.
— О-о, Джеймс! — прошептала Алекса. — Я так рада, что ты хочешь остаться моим другом.
— Навсегда. — Джеймс скрепил обещание нежной улыбкой и, не желая казаться сентиментальным, слегка поддразнил:
— Ну-с, друг мой Алекса, расскажи мне о нем.
— Рассказывать особенно нечего. Мы встретились два дня назад, и это случилось. Любовь с первого взгляда. — Алекса солгала, не моргнув глазом, и даже изобразила веселенькую улыбку, признаваясь в романтическом чувстве, к которому прежде относилась с явным презрением.
Еще раньше Алекса решила: такая ложь необходима. Джеймс не должен знать, что она полюбила Роберта. Алекса ненавидела вранье, но еще больше ее убивала мысль о том, что Джеймс, возможно, не одобрит случившегося и, несмотря на заверения в любви и дружбе, посчитает Алексу недостойной своего друга. Или же решит, что их связь не стоит риска, которому подвергается политическая карьера Роберта. Призраки, таившиеся в темных уголках ее сердца — символы былых разочарований и собственного недостойного поведения, — молчали, приглушенные любовью к ней Джеймса и Роберта; приглушенные, но не исключено, что не собирающиеся хранить молчание вечно.
— У него есть имя?
— Ромео. Очень удобно, ты не находишь? Если учесть, что я полностью вошла в роль любящей и любимой Джульетты, а потому стащу слова, принадлежащие юной Капулетти: «Что в имени тебе?..»
— Неудачная попытка уклониться означает, что он входит в одну из твоих «полностью не подходящих» категорий, — с улыбкой заметил Джеймс.
Алекса как-то рассказала ему полушутя-полусерьезно о том, что считает некоторых мужчин совершенно неспособными к серьезным романтическим отношениям, которые никогда не смогут размыть ее циничное отношение к любви. В эту категорию входили, естественно, актеры и, как открыла для себя за последние несколько лет Алекса, политики. Они, по словам Алексы, отличались чрезвычайным тщеславием, полнейшим эгоцентризмом и железной способностью добиваться своего при любых условиях. Юристы, как и представители «голубых кровей», тоже входили в категорию «неспособных» из-за своих болезненно ясных «общих принципов».
Но таких взглядов актриса Тейлор придерживалась лишь до встречи с адвокатом Джеймсом. Если бы возлюбленный Алексы оказался актером, политиком, адвокатом или человеком голубых кровей, ей бы следовало сейчас откинуть гриву золотистых волос, весело рассмеяться и признаться в ошибочности собственной теории. Но она этого не сделала. Видя в очаровательных глазах Алексы опасение, что ее вот-вот «раскусят», Джеймс мягко поинтересовался:
— Он женат?
— Да, — призналась Алекса, понимая, что может лгать Джеймсу лишь до определенных пределов.
— Я считал, что семейные узы были для тебя сильным тормозом.
— Я тоже так думала. Но все изменилось. Да это и не важно. Я буду жить этой любовью столько, сколько смогу, невзирая ни на что.
— Это опасно.
— Знаю. Опасно и глупо, не говоря уже о том, что не правильно. И об этом постоянно твердит живущая во мне старомодная провинциальная девчонка.
— Может быть, и старомодная, но очень-очень здравомыслящая.
— Джеймс, я верю в свою любовь к нему так, как не верила еще ни во что в своей жизни. Я не ожидала, что ко мне придет настоящее, искреннее, такое всепоглощающее чувство. Но это случилось.
— Ни минуты не сомневаюсь, — подхватил Джеймс, видя, как Алекса, еще более прекрасная, чем прежде, светится глубокой и неподдельной радостью. — Только будь осторожна.
— Я даже и этого не могу обещать, Джеймс, — тихо ответила Алекса.
Безусловно, они с Робертом будут осторожны, храня свою любовь в тайне, но Алекса уже не в силах обуздать собственное сердце. Оно более ей не принадлежало.
Алекса отдала свое сердце Роберту. Теперь оно полностью в его власти.
Алекса отказалась от предложения пообедать вместе, сославшись на усталость (что было истинной правдой) и на то, что должна возвратиться в Вашингтон, поскольку в воскресенье утром ей предстояли съемки (что тоже был правдой). Но главной причиной ее отказа стало опасение, что более продолжительное общение и умение Джеймса вытягивать из нее правду заставят ее назвать имя Роберта.
Алекса уехала, а Джеймс провел весь вечер и бессонную ночь, думая о ее сестре. Кэтрин была с ним всю неделю — в его зачарованных мечтах, которые поразительным образом овладевали сознанием Джеймса даже во время сверхважных переговоров о миллиардной сделке. Мысли о Кэт не покидали его, и Джеймс как мог пытался перевести их в рациональное русло, позволяя на короткое время увлечь себя в далекие фантазии. В конце концов, когда у него появится свободное время, милые предательские мысли вырвутся наружу, заговорят громко и твердо, а потом будут изгнаны из памяти навеки.
Стерлинг изгонит их из памяти ради Алексы, которую он любил и которой никогда не сможет причинить боль. Если бы Джеймс встретил другую женщину и мгновенно в нее влюбился, как это случилось с Алексой, тогда он последовал бы ее примеру и не замедлил объясниться.
Но Кэтрин не «другая женщина». Она — младшая сестра, чье рождение вызвало такой хаос в детской жизни Алексы и отношения с которой были так для нее теперь важны, так сложны и так хрупки. С абсолютной уверенностью Джеймс знал, что никогда не скажет Алексе: «Циничная ты и скептический я никогда по-настоящему не верили, что сможем полюбить. Но, видишь ли, в твоей младшей сестре есть что-то такое замечательное, прекрасное, такое волшебное…»
И вот теперь Алекса нашла свою волшебную любовь.
Может быть, нежное чувство, с которым они друг к другу относились, и подготовило их сердца к еще большей любви. Алекса сказала, что Джеймс — виновник происшедшего, иронично, но искренне поблагодарила за то, что Джеймс убедил ее в том, что она достойна любви. Но истина заключалась и в другом: заботясь об Алексе, любя ее, Джеймс сделал крайне важные открытия в самом себе.
Конечно, всегда существовали люди, которых Джеймс любил, — родители, Элиот, Роберт, Бринн. Но до появления Алексы «приятность», которую она так быстро разглядела в Джеймсе, распространялась только на саму Алексу. Он просто никогда прежде по-настоящему ни о ком не заботился, но об Алексе Джеймс стал заботиться совершенно искренне. И сделал неожиданные и великолепные открытия о своем даре любить.
— Это ты виновата, Александра, что я смог полюбить твою младшую сестру, — глядя в сияющее звездами чикагское небо, тихо прошептал Джеймс, а потом еще тише добавил:
— Спасибо тебе.
Удивительные мечты о Кэтрин, не ограниченные теперь никакими запретами, витали в его голове, кружась, сплетаясь, наполняя радостью, до…
«А как сама Кэтрин? — неожиданно вопросил голос, быть может, голос благоразумия. — Ты забыл, до чего она молода и невинна? Забыл, что всякий раз — всякий раз, когда вы были вместе, — ты заставлял ее вспыхивать огнем смущения? Ты подавляешь эту девушку. Алекса сказала тебе об этом с самого начала, и прошлый уик-энд подтвердил, что так оно и есть. Да как же ты мог просмотреть этот важный пункт? Всего неделю назад, в этот самый день, ты заставил Кэтрин плакать. Или ты забыл ее реакцию на следующий день, когда присоединился к гостям послушать ее игру? Кэтрин даже не взглянула на тебя!»
«Да, она невинна, но я буду таким нежным, таким внимательным», — пообещало полное любви сердце Джеймса.
«Бесспорно, Кэт молода, но временами в ее чудных сапфировых глазах светится такая мудрость, словно она знает о печали гораздо больше, чем присуще ее годам. И, да-да, я смутил ее и страшно об этом жалею. Но возможно, что мы оба были подавлены волшебством наших чувств. Кэт тоже это поняла, я знаю, она поняла. Я видел удивление в ее сияющих глазах и видел ее очаровательную улыбку. Мне кажется, я понимаю, почему Кэт не взглянула на меня, когда играла на рояле в воскресенье: по той же самой причине, по которой я все это время гнал из головы мысли о ней».
Так в великом смятении размышлял всегда уверенный в себе скептик Джеймс Стерлинг.
«Твои признания в чувствах звучат весьма убедительно, — заметил голос разума. — Но так ли ты уверен в том, что это нужно Кэтрин?»
«Я совершенно искренен в своих чувствах. И я верю, что Кэтрин желает того же самого. Но, — твердо поклялся себе Джеймс, — если она не хочет нашей любви, обещаю, что оставлю ее в покое. Мы поступим так, как пожелает Кэт. Какой выбор сделает ее сердце…»
Джеймсу хотелось увидеть Кэтрин как можно скорее, сейчас, сию минуту! Но, неохотно уступая здравому смыслу, он все-таки решил, что необходимо некоторое время между окончанием его отношений с Алексой и началом любви с ее младшей сестрой.
Время… драгоценное время вдали от драгоценной Кэтрин.
Глава 15
— Привет, Кэтрин. Это Джеймс.
— Здравствуй, Джеймс.
— Как у тебя дела?
— Спасибо, все прекрасно. — У Кэтрин были все основания похвастаться. — У меня действительно все замечательно: я все еще стройная, но теперь сильная и здоровая.
Кэт понимала, что Джеймс на самом деле справляется не о ней. Он интересуется Алексой. Хотя сестра не раз уверяла ее, что не разбивала сердце Джеймса, но, очевидно, это было не так. И теперь Стерлинг звонит Кэтрин только затем, чтобы найти у нее поддержку.
— Отлично. Я звоню узнать, не хотела бы ты поплавать со мной в субботу?
— О-о, — тихо прошептала Кэтрин, разрываясь между желаниями дать противоречивые ответы — как всегда, когда дело касалось Джеймса: «„Да“ — потому что я очень хочу тебя видеть, и „нет“ — потому что не могу сообщить ничего, что могло бы тебе помочь, ведь Алекса по уши влюблена».
— Или в воскресенье. Как тебе удобнее.
— В субботу было бы прекрасно, — неожиданно услышала Кэт собственные слова — смелый и глупый ответ, идущий прямо из сердца.
— Здорово! Я одолжу яхту у приятеля. Она пришвартована у «Саутгемптонского клуба». Хорошо бы нам выехать из Манхэттена в одиннадцать. Тебя это устраивает?
— Да, замечательно.
— Привет!
— Привет!
Джеймс был счастлив видеть Кэт и на какой-то дух захвативший миг утонул в яркой синеве ее взгляда. Но тут же заметил под глазами темные круги и сероватый оттенок лица.
— Кэтрин, в чем дело? Ты нездорова?
— Я в порядке. Это… ничего. Что за прекрасный денек для плавания! Мне осталось только взять пиджак, и я буду готова к походу.
— Ладно, — озадаченно согласился Джеймс, подавив желание снова спросить Кэт о ее здоровье, когда увидел, как она напряглась, направившись за пиджаком к шкафу, и как ее изящные пальцы глубоко впились в побелевшие ладони.
Джеймс понял, что боль не отпускала девушку всю ночь.
— Кэтрин, ты не пыталась найти меня и отказаться от прогулки? Сегодня утром я был в офисе.
— Нет, я не искала тебя.
— Понятно.
Несмотря ни на что, даже на острую боль, Кэт не хотела отменять их свидания. Мысль об этом наполнила Джеймса и радостью, и тревогой.
— Но, быть может, нам следует пересмотреть программу?
— Да, кажется, так будет лучше. — Закрыв дверцу шкафа, Кэтрин посмотрела на Джеймса:
— Ты ничего не хотел спросить у меня об Алексе?
— Об Алексе?
— Да, об Алексе и… — Кэтрин смущенно пожала плечами.
— Об Алексе и ее новом возлюбленном? Ничего. А что?
— Я думала, что ты звонил именно за этим.
— Нет. Мы постоянно общаемся с твоей сестрой. У меня, уверен, как и у тебя, есть сомнения в разумности ее выбора, но я рад, что Алекса так счастлива, и надеюсь, счастье это будет длиться вечно. — Джеймс заглянул в прекрасные удивленные глаза Кэтрин и добавил:
— Я пригласил тебя поплавать со мной только потому, что хотел видеть тебя, Кэт.
Ее счастливый вздох тут же перешел в стон от острой боли.
— Кэтрин, умоляю, позволь тебе помочь, — ласково попросил Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54