Впервые она открыто шла наперекор мужу.— Да потому что это бред, — насмешливо сказал Джон, и вдруг взорвался и швырнул рукопись в лицо Беттине. — Чтоб больше я эту дрянь не видел!И вышел из комнаты, хлопнув дверью. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. Беттина видела в окно, как Джон сел в машину и куда-то уехал, но вот куда, и что он собирается делать — этого Беттина не знала. Может, прогуляется, проветрится, и когда возвратится в дом, они поговорят обо всем еще раз. Ведь он не читал пьесу, всякое упоминание о литературном труде являлось запретным. А что, если пьесу удастся продать, размышляла Беттина, что будет тогда? Как поступит Джон? Ведь она не думала об этом. А так приятно помечтать. Глава 33 Сразу после Дня Труда в округе стало очень тихо. Александр пошел в школу. У Мэри есть маленький, а чем заняться Беттине? Как она и предполагала, Джон больше не вспоминал о пьесе, и синий, специально переплетенный для него том два месяца невостребованно лежал в ящике секретера. Джон так и не увидел, что пьеса посвящена ему и Александру. Рукопись уже два месяца у агента. Правда, Айво предупреждал, что все делается не так быстро. Но каких новостей ей ждать? Что некто приобрел ее сочинение? Что в проект вкладывают деньги солидные продюсеры? Что уже завтра начинаются репетиции? Беттина усмехнулась, зная, что это невероятно. Из окна кухни она видела, как Мэри катает в коляске новорожденного. Видимо, она правильно поступает. Ей есть чем заняться. А чем занять себя Беттине теперь, когда пьеса закончена? Она с мрачным видом поставила грязную посуду в моечную машину, и тут раздался телефонный звонок.— Алло!— Беттина?— Да, — ответила она и с улыбкой посмотрела в окно. Звонил Айво. — Целый месяц от тебя ни слуху ни духу.Видимо, она поступает нечестно, что скрывает от Джона звонки Айво, но она ведь не делает ничего дурного. Беттина решила, что имеет право кое в чем не советоваться с мужем. Да и что сказать Джону? Что звонил Айво, и они обсуждали пьесу?— Я только что вернулся с Лазурного Берега. Нортон собирается тебе звонить.У Беттины заколотилось сердце. Нортон Гесс, ее агент.— Но я сказал ему, что первый позвоню тебе.— А в чем дело? — она старалась казаться равнодушной. Айво рассмеялся:— А ты как думаешь? В том, что погода в Калифорнии испортилась?Беттина принужденно посмеялась.— Нет, дорогая, — он нарочно затягивал с новостями, — дело, конечно, в твоей изумительной пьесе.— Ну, не томи!— А ты имей терпение.— Айво! Довольно!— Хорошо, хорошо. Нортон говорит, что пьесой заинтересовался один продюсер, и, такая удача, нашелся достойный театр. Ты не поверишь, но премьеру могут дать уже в конце ноября, в крайнем случае — в начале декабря. — Айво счастливо засмеялся. — Надо ли еще говорить? Нортон хочет, чтобы ты ближайшим рейсом вылетела в Нью-Йорк. Все обсудим при встрече.— Ты серьезно?— Конечно. Как никогда.— Ох, Айво… — Ни в снах, ни в мольбах ей такое не грезилось. — Но что мне делать? Беттина не знала — плакать ей или смеяться. Айво не надо было объяснять.— Ты — о муже?— Да. Что я ему скажу?— Что написала пьесу, что есть продюсер на Бродвее, который проявляет интерес, что премьера обещает стать сенсацией.— Не шути.— Не шучу.— Когда мне надо приехать?— Чем скорее, тем лучше. Уверен, тебе сейчас позвонит Нортон. Мне просто хотелось первому сообщить радостную весть, а вообще-то мы с ним только что обсуждали невероятную дату премьеры — Это возможно лишь потому, что по какой-то причине театр оказался незанятым, а для постановки твоей вещи не нужно ни особых костюмов, ни декораций. Вопрос лишь в финансировании, актерах и репетиционном периоде. Чем дольше ты будешь сидеть в Сан-Франциско, тем дальше отодвинется премьера. Прилетай завтра.— Завтра? — ужаснулась Беттина. — В Нью-Йорк?Она не была там пять с половиной лет. Айво долго молчал, чтобы Беттина успела переварить услышанное.— Как хочешь, крошка, тебе решать. Но я на твоем месте вылетел бы уже сегодня.— Вечером мне надо поговорить с Джоном, а завтра я дам знать Нортону.Однако Нортон оказался не таким терпеливым, как Айво. Он позвонил через полчаса и без вариантов велел ей быть в Нью-Йорке сегодня вечером.— Я не могу, это абсурд. У меня — муж и ребенок, мне надо подготовиться, я должна…В конце концов она уговорила его, что прилетит завтра, но это значит, что предстоит разговор с Джоном, причем лучше поговорить с ним как можно скорей. Она даже хотела заехать к нему на работу, но потом решила дождаться его возвращения. К его приходу она приоделась, предложила ему выпить и пораньше отправила спать Александра.— Что у тебя на уме, красавица? — с неподдельным интересом спросил Джон, и оба они засмеялись, но Беттина быстро посерьезнела и отставила стакан с виски.— Мне надо с тобой спокойно поговорить, дорогой. Что бы ты ни подумал, знай, что я очень люблю тебя. — Она замолчала, страшась сказать ему о пьесе. — Потому что я на самом деле очень, очень тебя люблю. И если что-то может перемениться во мне, то не в моей любви.— Что все это значит? Попробую отгадать. — Сегодня Джон был в игривом настроении. — Ты хочешь перекраситься в блондинку!Беттина не восприняла его тон и мрачно покачала головой.— Нет, Джон, речь пойдет о моей пьесе.— В чем дело? Что нам о ней говорить? — напряженно выговорил Джон.Она не могла сообщить ему о том, что посылала пьесу Айво, поэтому просто сказала:— Я отправила рукопись агенту.— Когда?— В июле, даже раньше, но он возвратил рукопись на исправление, и я внесла коррективы.— Зачем?Беттина на минутку прикрыла глаза, потом вновь открыла и произнесла:— Потому что я хочу продать ее, Джон. Это то… Я всегда этого хотела. Я должна. Ради себя, ради моего отца. И, не сердись, ради тебя и Александра.— Не юродствуй! Для меня и Александра нужно лишь одно — чтобы ты сидела дома, с нами.— Это все, что тебе от меня нужно? — спросила Беттина с невыразимой печалью в глазах.— Да, все. Ты думаешь, будто это — уважаемая профессия, мадам Драматург? Так вот знай — ничего подобного! Посмотри на своего отца, знаменитого романиста. Думаешь, он был уважаемым человеком?— Он был гением, — бросилась на защиту Беттина. — Может быть, его не назовешь «уважаемым» в том смысле, который ты вкладываешь в это слово, но он был блестящий, интересный человек. После него остались книги, которые радуют миллионы людей.— А что он оставил тебе, милая моя? Похотливого старого дружка? Дряхлого пердуна, который взял в жены девятнадцатилетнюю девочку?— Ты не знаешь, что говоришь, — сказала побледневшая Беттина. — Джон, сейчас не об этом речь. Речь о моей пьесе.— К черту пьесу! Речь о моей жене, о матери моего сына. Думаешь, мне приятно, что ты якшаешься с такими людьми? Подумай, каково мне.— Но я не «якшаюсь». Мне надо только слетать в Нью-Йорк и продать пьесу. Через два дня я вернусь домой и буду жить здесь, с тобой и Александром, мою пьесу поставят за три тысячи миль отсюда, в Нью-Йорке. Ты никогда не увидишь ее.Поняв, что начала уговаривать Джона, Беттина возненавидела его за то, что он вынудил ее унижаться перед ним. Зачем она сказала, что он не увидит пьесу? Почему он не хочет этого?— Почему ты так враждебно настроен? Я не понимаю.Беттина в отчаянии посмотрела на мужа. Она никак не могла успокоиться.— Конечно, не понимаешь, ведь ты получила гнусное воспитание, которого я от всей души не желаю моему сыну. Я хочу, чтобы он вырос нормальным человеком.Беттина горестно посмотрела на Джона.— Как ты? Ведь ты у нас один нормальный.— Конечно, — не замедлил с ответом Джон.— В таком случае, — сказала Беттина и поднялась с кресла, — я не буду больше спорить с тобой, Джон Филдз. Бог мой, ты даже не понимаешь, где я жила, в какой среде, какие великие люди меня окружали. Другие бы все отдали за то, чтобы пообщаться с ними. Другие, но не ты. Ты запуган и закомплексован. Ты даже ни разу не был в Нью-Йорке. Чего ты боишься? Ладно, завтра я уеду, продам пьесу и вернусь. И если тебе это не нравиться, то можешь успокоиться — к концу недели я уже буду дома и буду заниматься тем, что делала всегда: готовить, убирать твою постель, заботиться о нашем сыне.После этого разговора Джон весь вечер не выходил из своего кабинета. Он не проронил ни слова и когда пришел в спальню. Наутро Беттина объяснила Александру, что ей надо лететь в Нью-Йорк. Она сказала ему, зачем. Еще она рассказала ему про деда. Мальчуган отнесся к этому с восторгом и трепетом.— Он писал рассказы для детей? — спросил Александр, глядя на Беттину такими же большими, как у нее, зелеными глазами.— Нет, милый, для взрослых.— А ты пишешь рассказы для детей?— Пока нет. Я написала всего одну пьесу.— Пьесу? А что это такое? — Александр присел и восхищенно посмотрел на маму.— Ну, это как рассказ, только люди представляют его на большой сцене. Когда-нибудь я свожу тебя на детскую пьесу. Хочешь?Он кивнул, и вдруг его глаза наполнились слезами, он подошел к матери и обхватил ее ноги.— Не хочу, чтобы ты уезжала.— Я ненадолго, милый. Всего на несколько дней. Я привезу тебе подарок, хочешь?Он кивнул, Беттина вытерла ему слезы и мягко освободилась из его объятий.— Ты мне будешь звонить?— Каждый день. Обещаю. И вдруг — печально:— Много дней?Беттина подняла вверх два пальца, моля Господа, чтобы так и получилось:— Два.Тогда Александр, шумно посопев, кивнул и протянул ей руку.— Это ничего. — Он заставил Беттину наклониться и поцеловал ее. — Можешь ехать.Вместе они вышли из комнаты, держась за руки. Беттина передала его на попечение Мэри, а сама уже через полчаса ехала в такси к аэропорту. С Джоном так и не пришлось попрощаться. Она оставила ему записку, в которой обещала вернуться через два-три дня и написала, в какой гостинице собирается остановиться. Она никогда не узнала, как Джон, вернувшись вечером домой и не застав ее, с остервенением скомкал записку и кинул ее в помойное ведро. Глава 34 Беттина торопливо покинула самолет, совершивший посадку в нью-йоркском аэропорту. На ней были большие, красивые серьги с жемчугом и ониксами, мамино наследство, и, конечно, ожерелье, подаренное Айво много лет тому назад. Давно она не надевала украшения. Ее встречал Айво, в твидовой паре. Беттина облегченно вздохнула, увидев улыбавшегося Айво. За время полета она много о чем передумала. И вообразить трудно, что скоро она вновь окажется в Нью-Йорке. Словно сон. Тысячи воспоминаний роились у нее в голове — об отце, об Айво, о театрах, о раутах и приемах, об Энтони и их мансарде. Было похоже на фильм, который нельзя остановить. И вот перед ней — Айво в зале для встречающих. Подлинный, настоящий. На душе стало легко.— Устала, дорогая?— Не особенно. Только немного волнуюсь. Когда у меня встреча с Нортоном? Айво улыбнулся.— Во всяком случае, после того, как мы доедем до гостиницы.Он сказал это совершенно спокойно, без особенных взглядов и объятий. Айво давным-давно позабыл свою прежнюю роль. Он вновь стал для нее папиным другом, в чем-то заменившим ей отца.— Ну как, рада?Хотя что там спрашивать — все ясно по ее лицу. Беттина возбужденно засмеялась и кивнула.— Я вся в нетерпении, Айво, хотя до сих пор не понимаю, что происходит.— А происходит то, что твою пьесу берут на Бродвей, — счастливо улыбнулся Айво, а потом улыбка его исчезла, и он заботливо поинтересовался: — Ну, что сказал тебе муж?— Ничего, — пожала плечами Беттина и улыбнулась.— Ничего? То есть, он не возражает? Беттина покачала головой и пошутила:— Нет, я хотела сказать — он перестал со мной разговаривать, узнав о моем отъезде.— А сын?— Он проявил гораздо больше понимания, нежели его папа.Айво коротко кивнул, не желая больше говорить об этом. Правда, было неясно, как поступить с Александром. Если пьесу возьмут к постановке, то Беттине придется несколько месяцев провести в Нью-Йорке. Возьмет ли она мальчика с собой или оставит его с отцом? Айво хотелось спросить об этом Беттину, но до поры до времени он решил не поднимать этот щекотливый вопрос. Вместо этого они непринужденно болтали о том о сем, ожидая, когда доставят багаж Беттины. Наконец на ленте транспортера показались ее сумки. Водитель отнес их в машину. Беттина заметила, что у Айво новый шофер.Ну как, изменилось что-нибудь? — спросил Айво, когда они проезжали по мосту. Он внимательно смотрел на Беттину.— Ничуть.— Так и должно быть, — улыбнулся Айво. — Я рад, что ты так думаешь.Ему хотелось, чтобы она чувствовала себя как дома в своем родном городе. Сколько лет живет, словно иностранка, с человеком, который не понимает, кто она и откуда! Не зная Джона, Айво заранее его ненавидел. За мысли, которые он ей внушал, за презрительное отношение к ее отцу, ее прежней жизни, ее родословной и к ней самой.Они миновали Третью авеню и выехали на Парк-авеню. Беттина во все глаза смотрела на людскую толчею, потоки машин, обычную суету раннего вечера. Из офисов выходили толпы служащих и торопились по домам, в гости, в рестораны и театры. Вокруг нарастало некое электрическое возбуждение, которое проникало даже в тихий салон лимузина.— Нет ничего лучше Нью-Йорка, правда, дорогая? — Айво с гордостью и любовью окинул взглядом открывавшийся за окнами машины вид.Беттина покачала головой и улыбнулась:— Ты все такой же, Айво. Говоришь, как издатель «Нью-Йорк Мейл».— В душе я им и остался.— Скучаешь по газете?Он задумчиво кивнул и промолвил:— Но все рано или поздно меняется. Беттина хотела добавить: «Как и мы сами», — но ничего не сказала. Через несколько минут автомобиль, обогнув островок зелени, остановился у входа в отель.Фасад здания — золото и мрамор, портал — сплошной мрамор, швейцар — в униформе из коричневой шерсти с отделкой золотым галуном, консьерж — сама предупредительность. Беттину проводили на один из верхних этажей, в ее апартаменты. Она с удивлением оглядывалась по сторонам. Сколько лет она не видела ничего подобного.— Беттина?В номере ее встречал голубоглазый полноватый человек невысокого роста. Вокруг лысины бахромой произрастали серенькие волосы. Он был далеко не красавец, но по тому, как он поднялся с кресла и протянул руку Беттине, было сразу видно, что он человек, знающий себе цену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37