Это не так страшно.Беттина успокоилась, но где-то внутри страх остался. Она поцеловала Джона и сказала:— Спасибо. Спасибо за то, что ты хочешь этого ребенка. Мы будем жить здесь?После свадьбы она переехала в его квартиру, довольно просторную и уютную, но в ней была всего одна спальня и маленький кабинет Джона, который он вовсю использовал. После ее вопроса он долго молчал, а потом с его стороны послышался сдавленный смех.— Что это значит? — удивилась Беттина. Джон не любил розыгрыши.— Да это я так, о своем… — и, не выдержав, признался: — Бетти, прошу отнестись к тому, что я скажу, спокойно. Еще рано загадывать, но, — он выдержал театральную паузу, во время которой Беттина с улыбкой ждала продолжения, — но вчера я сделал заявку на приобретение дома.Беттина удивилась.— Что же ты мне не сказал? В каком районе? Джон Филдз, ты бесподобен! Он довольно ухмыльнулся.— Погоди, послушай сначала. Дом в пригороде Милл-Вэли, рядом с домом Сета и Мэри, — закончил он с победным видом, а Беттина радостно воскликнула:— Это сказка!— Еще бы! Скрести пальцы, а то не сбудется.— А может не сбыться?— Думаю, нет. Но сначала надо убедиться, что ты в положении. Это гораздо важнее, по крайней мере, для меня, — и с этими словами он обвил ее рукой, устроившись в постели поудобнее.Прежняя жизнь забыта — ушли в небытие пентхаусы, мансарды. Скромный дом в пригороде стал пределом ее мечтаний. Собственный дом в Милл-Вэли, ребенок, муж, новая жизнь. Глава 30 — Представляешь, в этом году июнь такой же знойный, как в тысяча девятьсот двенадцатом году? Вчера я слышала это по радио, — проговорила Беттина капризным голосом, обмахиваясь полотенцем. Она сидела в кухне у Мэри, своей соседки и подруги.— Признаюсь, нет ничего хуже быть на девятом месяце в такое пекло, — подхватила Мэри и добавила, сочувственно посмотрев на Беттину: — Хотя я оба раза рожала летом.Ее дочке было уже три, а сынишке исполнилось десять месяцев. К счастью, они мирно спали после обеда.Беттина вяло ковыряла салат из тунца.— Позволь мне тебя поправить — у меня уже девять с половиной месяцев беременности. — Она с отвращением посмотрела в тарелку и сказала: — Все, больше не могу.Отодвинув салат, Беттина села в кресло поудобнее.Мэри с сочувствием произнесла:— Может, на диван ляжешь?— Тогда уж я не встану.— Не беспокойся, если мы не сможем тебя поднять, Сет перетащит тебя вместе с диваном, — благо, живем по соседству. Беттина улыбнулась:— Как хорошо, правда? Мэри улыбнулась в ответ:— Правда.Беттина и Джон переехали в Милл-Вэли полгода назад. Сначала Беттине приходилось тратить очень много времени на дорогу в галерею, но четыре месяца спустя Джон настоял на том, чтобы она ушла с работы и занялась домом. Джон постепенно становился мягче, и Беттина радовалась своей свободе. Однако радость не продолжалась и двух месяцев, поскольку беременность становилась для Беттины все тягостнее. Она сильно уставала, хотя в последнее время и ничего не делала по дому.Вот и сейчас она лежала на диване, глядя на подругу. Они живут совсем рядом, дверь в дверь, а не видятся целыми неделями.— Мэри, и ты так же тяжело вынашивала?Та ненадолго задумалась, потом сказала:— У всех ведь по-разному, Бетти. Даже у одной женщины каждая беременность протекает иначе.Беттина улыбнулась.— Сразу видно, что ты медсестра.— Надеюсь, я еще не забыла профессию. Стоит мне только увидеть тебя, как сразу хочется расспросить о самочувствии, не распухли ли лодыжки, нет ли головных болей, но стараюсь не приставать — знаю, как Джон надоедает тебе со всем этим.Беттина с улыбкой помотала головой.— А вот и нет, он удивительно добр ко мне и много не говорит. Его мнение простое: беременность — это нормальный процесс, и не надо на нем зацикливаться.— А что говорит врач из женской консультации?Беттине было приятно отвечать на этот вопрос. Потребовалось девять месяцев, чтобы расстаться со своими страхами. Теперь она знала, что для тревог нет никаких оснований. Она хорошо подготовилась.— Примерно то же самое.— И ты думаешь так же? — озабоченно поинтересовалась Мэри.— Конечно. Зря, что ли, ходила на дыхательную гимнастику? Уверена, что все пройдет как надо, только скорей бы, — она беспокойно зашевелилась и поморщилась. — Спина болит, сил нет.Мэри протянула ей еще две подушки и поставила в ногах стул.— Спасибо, дорогая, — благодарно улыбнулась Беттина и осторожно положила ноги на стул. Но даже подушки не помогали. Спина болела целыми днями.— Тебя что-нибудь беспокоит? — спросила Мэри.— Спина.Мэри кивнула и подошла поближе.— А знаешь, как я боялась в первый раз? Да и во второй, честно признаюсь, боялась не меньше.— А как все прошло? — с любопытством спросила Беттина.— Не так уж плохо, — улыбнулась Мэри. — Во второй раз я хорошо подготовилась, и Сет был рядом, — и добавила, многозначительно посмотрев на Беттину: — А в первый раз я была совсем не готова.— Почему? — спросила снедаемая любопытством Беттина.— Ты знаешь, я работала с роженицами и видела это тысячу раз, но пока сама не почувствуешь — не узнаешь. Это больно, Бетти. Не старайся обманывать себя. Это страшно больно. Это похоже на марафонский забег, и вот до финиша остаются считанные метры. Начинаются схватки, и ты думаешь только о том, что рано или поздно все должно кончиться. Это очень изматывает.Мэри хотела поинтересоваться, почему Джон в качестве консультанта и в будущем акушера Беттины выбрал доктора Мак-Карни. Мэри запомнила его как самого бессердечного и жестокого врача родильного отделения. Дважды она в слезах убегала из зала для родов, когда ребенок наконец появлялся на свет, и с тех пор всячески уклонялась от ассистирования Мак-Карни. Собравшись с духом, Мэри все-таки спросила:— Как тебе Мак-Карни? Беттина не сразу ответила.— Я ему доверяю. Мне кажется, он опытный врач, но я его… не полюбила, — проговорила она и виновато улыбнулась. — Правда, Джон его очень хвалит. Он преподает в университете, выпускает много научных статей и даже изобретает какое-то новое медицинское оборудование. Джон говорит, что это врач экстра-класса. Но ему не хватает теплоты, хотя, наверно, это неважно. Если акушер опытный, и Джон будет рядом, какая разница?Мэри призадумалась, но решила не пугать Беттину понапрасну. Все равно уже слишком поздно.— Да, Мак-Карни все уважают, правда, он не такой дружелюбный, как тот акушер, с которым я в последнее время работала. Но ничего, Джон будет рядом.Слава Богу.— Однако не строй иллюзий насчет первых родов. Это может продолжаться почти целые сутки.Беттина долго молчала, уставившись в потолок, а когда заговорила, голос ее был ровный и тихий, и в глазах застыла боль прожитых лет.— У меня это не первые роды.— Не первые? — потрясение спросила Мэри. — У тебя был ребенок? Но когда? От кого? Что с ним случилось? Он умер, да?Она наконец прекратила поток вопросов, и Беттина продолжила:— Полтора года назад у меня был выкидыш на четвертом месяце. Это случилось еще до переезда в Калифорнию. — На самом деле ей очень хотелось поделиться с подругой именно сейчас, — благодаря этому я познакомилась с Джоном. После выкидыша я приехала в Сан-Франциско. Прошла всего неделя, я испытывала глубокую депрессию и сделала попытку покончить жизнь самоубийством. После промывания желудка очнулась и увидела перед собой Джона.— Надо же! А он никогда не рассказывал об этом.Беттина грустно улыбнулась.— Знаю. Он и мне не велел. Но Сет знает.— Сет? — недоверчиво воскликнула Мэри.Беттина засмеялась:— Конечно, он оформлял мне развод.— Так ты была замужем за отцом того ребенка? Господи, ты кладезь тайн. Расскажи еще что-нибудь!Беттина засмеялась и пожала плечами.— На самом деле тайн не так уж много. Разве что…И ей безумно захотелось обнажить перед лучшей подругой свою душу. Никогда еще они не разговаривали так откровенно.— Я дважды была замужем.— Ну да: за тем и за Джоном, — догадалась Мэри.— Нет, до Джона, — спокойно проговорила Беттина. — Один раз за человеком много старше меня, другой — за актером. Я служила в театре, в последнее время — вторым режиссером…— Ты? — поразилась Мэри.— Да, а отец у меня был писателем. Очень известным.Беттина улыбнулась и присела, откинувшись на подушки.— Кто он? — спросила Мэри. — Я его знаю?— Может быть. — Беттина знала, что Мэри любила читать. — Это Джастин Дэниелз.— Как же… конечно, Беттина Дэниелз, а я-то и не подумала. Господи, Беттина, почему ты нам раньше ничего не рассказывала? — И с этими словами Мэри ласково погладила Беттину по ноге. — Или Сет все знает?Беттина твердо покачала головой.— Он знает только о моем втором браке и понятия не имеет обо всем остальном.— Но почему ты нам не сказала? Беттина пожала плечами.— Джон не слишком одобряет мое богатое прошлое. Я не хотела делать ему больно— Делать больно? — не поняла Мэри. — Но почему? Потому что ты дочь Джастина Дэниелза? Ему бы гордиться. А два замужества, ну так что, значит, так было суждено Настоящие друзья из-за этого не станут меньше любить тебя. Тот, кто любит, — всегда поймет. Во всяком случае, попытается. А остальные… какое им дело? Твоему отцу наверняка это было хорошо известно. Уверена, что люди не одобряли его привычки.— Это совсем другое. Все-таки он талант. От таких, как он, всегда ждут чего-то не обычного.— Тогда и ты берись за книгу, твое прошлое такое экзотичное.Беттина засмеялась и, прежде чем заговорить, грустно наклонила голову.— Я хотела написать пьесу.— Да? — изумилась Мэри и уселась поудобнее, подвернув под себя ноги. — Боже Милосердный, Бетти, а я-то думала, что ты — такая же, как все, а оказалось — нет. Когда ты собираешься начать пьесу?— Возможно, никогда. Джона это выводит из себя. Не знаю, ах, не знаю, Мэри… Театральный мир не слишком респектабельный, — сказала Беттина, причем последние слова дались ей с трудом. — Может быть, мне повезло, что я вырвалась оттуда.— Может быть. Но ты вырвалась, не потеряв таланта. Разве нельзя взяться за свое дело и оставаться респектабельной?— Когда-нибудь я хотела бы попробовать, — мечтательно призналась Беттина и опять наклонила голову. — Но, видимо, не получится. Джон мне этого не простит. Ему покажется, что я вношу что-то враждебное в нашу жизнь.— А тебе не приходило в голову, что это — его, и только его, мнение? Что он, возможно, ошибается? Люди иногда ревнуют, сами того не сознавая. Мы влачим обычное земное существование, и вот рядом пролетает райская птица, Я мы — боимся. Потому что мы не такие, как она, наши перья не отливают красным и зеленым, у нас — скучная серая расцветка. Глядя на райскую птицу, мы замечаем, насколько сами безобразны рядом с ней, нам кажется, будто мы неудачники. Некоторым нравится смотреть на райскую птицу, они тешат себя мыслью, что однажды станут такими же. Другие же хотят подстрелить ее, или, в лучшем случае, прогнать с глаз подальше.— Ты хочешь сказать, что Джон — из таких? — огорчилась Беттина. Мэри поспешила успокоить ее:— Нет, но, судя по всему, ему хотелось бы, чтобы ты сменила яркий наряд на серенькое оперение, чтобы ты стала как все. А ты не такая, Беттина. Ты прекрасна, экзотична и непохожа на нас. Ты — редкостная птица. Сбрось серые перышки, Бетти… Пусть все увидят богатство твоей расцветки. Ты — дочь Джастина Дэниелза, и это само по себе — редкий дар. Подумай, как бы отнесся отец к тому, что ты прячешься здесь? И делаешь вид, будто ты — не его дитя.Беттина болезненно поморщилась, услыхав это из уст Мэри, и на глазах у нее выступили слезы. Слова подруги возымели действие, сравнимое с ударом электрическим током. Мэри наклонилась к Беттине, поцеловала ее в щеку и с нежностью произнесла:— А теперь давай поговорим о твоем самочувствии. У тебя боли в пояснице?Беттина была ошеломлена тем, что сказала Мэри. Значит, ее принимают такой, как есть, несмотря на ее прошлое. Это тронуло Беттину. Как внимательна к ней Мэри.— Откуда ты знаешь все про мои боли?— Потому что я занималась этим, разве ты забыла? Не всем же быть райскими птицами, кто-то должен быть полицейским, кто-то — пожарным, а кто-то медсестрой, — улыбнулась Мэри, а Беттина опять поморщилась, но на этот раз от физической боли.— Я рада, — с трудом произнесла она.— Хочешь заняться дыхательными упражнениями? Если, конечно, тебе не трудно.— Трудно.Беттина удивлялась, насколько быстро усиливается боль. Еще час назад это было всего лишь неясным ощущением, десять минут назад — периодическими приступами, а сейчас боль пронзала ее так, что нельзя было даже вздохнуть как следует.Мэри сразу оценила ситуацию и не выпускала руку Беттины из своих ладоней. Следующий приступ боли пронзил, словно лезвие, уже не спину, а живот. Беттина с силой вцепилась Мэри в ладонь. Через минуту боль стихла. Мэри все это время следила за секундной стрелкой часов.— Больно было? Беттина лежала на диване вся в поту.Она не могла громко говорить, лишь кивнула и прошептала:— Да.И, широко раскрыв искаженные ужасом глаза, хрипло позвала:— Джон.— Не волнуйся, Беттина, я ему позвоню. Ты только лежи спокойно. Когда боль усилится, старайся правильно дышать.— Ты куда? — в страхе вымолвила Беттина.— На кухню, к телефону. Позвоню Джону, пусть он свяжется с врачом. Потом позвоню Нэнси, что живет напротив, попрошу ее посидеть с детьми. — Мэри ободряюще улыбнулась Беттине. — Как только Нэнси придет сюда, мы поедем в больницу.Беттина хотела кивнуть, но боль вновь пронзила ее и она крепче вцепилась в руку Мэри. Последний приступ оказался самым продолжительным, невыносимым.— О, Мэри… Мэри… Очень больно…— Ш-ш-ш-ш… возьми себя в руки, Бетти. Успокойся.Без лишних слов она сходила на кухню и вернулась с влажным полотенцем, которое положила на лоб Беттине.— Держись, а я пойду позвоню. Она возвратилась через две минуты, уже в футболке, джинсах и с сумкой через плечо. Она велела Нэнси по пути захватить сумку, что стояла в гостиной у Беттины. Уже через пять минут они подошли к машине. Мэри помогла Беттине сесть в автомобиль.— А если мы не успеем? — испуганно спросила Беттина.Мэри предпочла бы, чтобы так и случилось. Уж лучше она сама примет роды в машине, нежели отдавать ее в руки этого изверга доктора Мак-Карни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37