Она должна оставаться здесь, пока он не вернется. За ее комнату и еду заплачено, она может просить о чем угодно, за исключением наличных денег. Он взял вороного и серого негодяя. Он оставил ей гнедого, который отказывался пройти по мосту.
Он оставил ее так без единого гроша. Ждать его, как будто она служанка!
Она все еще кипела от гнева. Но это не задержало ее даже на полчаса.
Однако гнедой сильно замедлил ее движение. Она попыталась продать его в городке, но все были слишком хорошо знакомы с этим животным; поэтому ей пришлось отнести в ломбард жемчуг и свое платье. Оценщик унес их в заднюю комнату, чтобы рассмотреть жемчуг, потом вышел и положил на прилавок десять шиллингов вместо четырех фунтов, о которых говорил С.Т. Когда она яростно запротестовала, оценщик только пожал плечами и вручил ей закладной билет. Он отказался вернуть ей жемчуг, а когда она пригрозила, что обратится к констеблю, он облокотился о прилавок и сказал, что она может делать все, что ей вздумается — а он посмотрит, что из этого выйдет.
Они знали ее, — вот в чем было дело; они все знали, что мистер Мейтланд, знаменитый своей щедростью и умением фехтовать, оставил свою жену на попечении в городке. И городок Рай — пристанище бессовестных контрабандистов — охотно готов был печься о ней, в расчете на награду.
Миля стоит два пенса — она сосчитала, что ей понадобится по крайней мере три фунта, только чтобы заплатить за проезд в дилижансе до Ньюкасла, даже в том случае, если она поедет на империале. Она думала, что сможет продать гнедого, когда отъедет подальше, но это тоже было пока неосуществимым. Оказалось, что просто трудно ВЫЕХАТЬ на этой лошади из городка. Когда она увещаниями, толками и побоями заставила животное проехать семь бродов между Рай и Танбридж Уэллз, она обнаружила, что конские барышники — народ остроглазый, подозрительный, привыкший оценивать каждого, кто приводит к ним лошадь для продажи. Вид «мальчишки» в брюках, сидящего на дамском седле, заставлял их не доверять, насмехаться, и они почти сразу же угадывали недостатки гнедого. Ей пришлось ударить одного барышника в лицо, когда он положил руку ей на ляжку, делая вид, что поправляет ей стремя.
Лучшее предложение ей сделал живодер в Ридинге. Два фунта.
Она посмотрела на гнедого. Он отказался приблизиться к живодеру: пугливо закатывая глаза, он пятился к столбу, у которого она его привязала в нескольких ярдах от живодерни.
Чертова кляча боялась абсолютно всего — они и на двор живодерни его завести не смогут.
Она подошла к лошади, и та начала метаться, испуганно оседая и пятясь, как только она отвязала поводья. Она дрожала, настолько напуганная, что не могла даже вырваться.
— Ну, ну, мальчик… успокойся, — пробормотала она, повторяя все те же слова, которые всегда говорила, когда лошадь начинала нервничать. — Успокойся. Ничего не случилось. С тобой ничего плохого не произойдет.
При этих словах она осознала, что лжет — бесповоротно лжет, окончательно предавая то небольшое доверие, которое питает к ней лошадь.
А животное и правда успокоилось при звуке ее голоса — перестало пятиться и дрожать. Лошадь застыла рядом с нею, вытянув шею, сжав губы, повинуясь ее приказанию остановиться. Ей трудно было поверить, что эта просьба не влечет за собой никакой опасности, но лошадь все-таки повиновалась!
И Ли неожиданно передумала.
Живодер поднял цену до трех фунтов — этого хватило бы, чтобы заплатить за дорогу на дилижансе, но она подвела лошадь к приступке, чтобы сесть верхом, и в конце концов сумела это сделать, несмотря на боязливое пританцовывание и взбрыкивания. Но у первого же брода она пожалела об этом и потом жалела очень часто.
Но все-таки они сумели добраться до Нортумберленда. Каковы бы ни были выходки гнедого, но он был бесконечно вынослив, и ему хватало энергии, чтобы бросаться в сторону и рваться, даже если они приезжали к броду в конце дневного переезда миль в тридцать — под дождем и по грязи. Времени ушло много, но они все же добрались.
Гнедой внезапно остановился, уставившись в мрачную вечернюю даль, где облака плыли над пустошами к северу. Ли приготовилась к тому, что лошадь сейчас шарахнется в сторону — по своему обыкновению, но та вместо этого подняла морду и резко заржала.
Издалека принесся ответ. Ли вгляделась в силуэт римской стены, смаргивая с ресниц тяжелые хлопья снега. Через обрушившуюся кладку пробиралась бледная лошадь. С опущенной головой она осторожно ступала между камнями. Гнедой снова заржал, и та другая лошадь остановилась и ответила. Потом она скакнула вперед и понеслась вниз по склону прямо к ним.
Ли спешилась. Она отпустила уздечку взволнованного гнедого. Она уже долго имела дело с этим животным, чтобы знать, как неизвестная лошадь может так взволновать гнедого, — тогда ни верхом, ни находясь рядом, — она с ним не справится. Гнедой повернулся и галопом помчался навстречу приближающейся лошади.
Они встретились на середине склона, выгнув шеи, навострив уши.
Ли продолжала стоять в грязи, чувствуя, как у нее внезапно стало больно в груди. Она узнала бело-серого негодяя: без сомнения, это был он. С того места, где она стояла, ей видны были шрамы на его морде.
Значит, Сеньор приехал. Он был здесь. Она ждала, наблюдая, как две лошади фыркают, прижавшись носами. Потом негодяй вдруг взвизгнул и стукнул о землю передним копытом, и они оба помчались.
Лошади топотали по склону, описав дугу, — сначала прочь от нее, потом обратно, потом галопом понеслись к ней, взметая брызги грязи, смешивающиеся со снежинками. Она осталась на месте, когда они пронеслись мимо, но тут серый, похоже, заинтересовался ею, потому что вернулся, высоко поднимая ноги.
Гнедой последовал за ним, рысью подойдя к тому месту, где стояла Ли. Он опустил голову, вынюхивая траву под грязью и снегом. Она медленно приблизилась и поймала его, поскольку первые восторги встречи уже были позади. Серый негодяй остановился и смотрел на них, широко раздутыми ноздрями, втягивая в себя снежный ветер. Ли повернула гнедого и повела по дороге. Через мгновение она услышала за собой ровные шаги серого. Поколебавшись секунду, серый подошел к ней, хлопая копытами по жидкой грязи.
Она похлопала его по шее, разрешив ему потереться мордой о ее тело.
— Так где же он? — спросила она. — Он жив? Негодяй пожевал развевающийся конец ее шарфа. Потом уши его настороженно поднялись. Обе лошади подняли головы, когда над пустошами разнесся долгий одинокий волчий вой.
Она решила, что он мертв.
Негодяй мог бы улизнуть или быть отпущен, но Немо никогда по доброй воле не оставил бы Сеньора, чтобы бродить, в одиночку. Казалось, волк трогательно счастлив видеть ее. Она вспомнила, как С.Т. обычно приветствовал своего мохнатого друга, и, присев на корточки, позволила Немо лизнуть ее в лицо и положить грязные лапы на плащ. Она потрепала его и потрясла ему голову, зажав ее обеими руками, глубоко зарывшись пальцами в его влажную шерсть, так что они ощутили сухое тепло самого тела. Он восторженно извивался, скуля и взлаивая от волнения.
Низкие облака и зима принесли мрачный вечер уже в середине дня. Она вела свой небольшой отряд вдоль стены, пока укрепление не исчезло, сглаженное столетиями до уровня земли. Она знала эти места со всей любознательностью ребенка, любившего приключения: ей хорошо были известны Колючие Двери и Кровавый Проем, и Трясина; Ли помнила, что нельзя останавливаться и просить приюта в одиноком жилише под названием Ручей Девиот, где было всегда пристанище воров.
Немо рыскал впереди, но недалеко, часто возвращаясь, чтобы прижаться к ней и облизать ей руки или лицо, — куда удавалось дотянуться. Ветер сильно дул им в спину. Ли семенила вдоль дороги, пока не нашла валун, с которого можно было забраться в седло.
За Проемом стена поднялась снова, и с высоты Унишильдс она сквозь крупные снежные хлопья, могла вглядеться в длинные базальтовые уступы Пил Крэг и Хай Шилд: их склоны переходили в черные скалы, глядящие на север, хмурые и молчаливые, как тени римских воинов. Что если он мертв?
В ней спорили гнев и страх. Тупица, тупица! Его глупость выходила за пределы ощущения опасности. Безумец! Как будто это игра.
Что если он мертв?
Ли подумала о Чилтоне — о его возможностях, о том, что он уже сделал, что он может сделать. Она обхватила руками шею гнедого и уткнулась лицом в его гриву. Теплый густой запах лошади наполнил ее нос. Он заставил в ее ушах зазвучать голос Сеньора, спокойный и ровный, приказывающий ей дотронуться до разбитой морды серого негодяя.
Неожиданно ее лошадь подняла голову, задев по лицу. Ли выпрямилась, смаргивая хлопья снега и навернувшиеся на глаза слезы. Рядом с ней серый чуть фыркнул и зарысил вперед, навострив уши. Ли вгляделась, сощурившись, вдаль.
На другой стороне ущелья, где каменное укрепление огибало холм, лицом к ним стоял всадник на вороной лошади. Она не могла разглядеть лицо сидящего верхом. Серый добрался до дна лощины и пустился легким галопом, взбираясь на склон. Немо сделал взволнованный курбет. Он оглянулся на нее, вывалил язык.
Сердце Ли сжало внезапное предчувствие. Она разрешила беспокойному гнедому кинуться вниз по снежному уклону. Она решила, что это, конечно же, Сеньор смотрит на нее из-под потемневшей от влаги треуголки, хотя он ничем не доказывал, что знает ее. Серый взобрался на противоположный склон и остановился перед вороным. Немо медлил рядом с Ли взволнованно внюхиваясь в воздух и неуверенно опустив хвост. Лошади шарахались в сторону, и всаднику приходилось сдерживать свою лошадь, пока серый танцевал вокруг, выдувая тучи пара.
Вороной отступил, и его силуэт четко вырисовывался на фоне серого неба. Ли внезапно поняла, что на нем сидят двое. Она сдержала лошадь у подошвы холма, колеблясь. Сердце ее колотилось.
Сидевший впереди перекинул ногу через гриву вороного и спешился, оставив второго седока бесформенной съежившейся массой в седле. Немо внезапно помчался вперед, перепрыгивая с камня на камень по самому крутому склону ущелья. Добравшись до его верха, волк подпрыгнул, приветствуя человека, и тут Ли оставили всякие сомнения.
Она сидела в седле, окаменев от радости и ярости, чувствуя себя такой незащищенной, слабой, — что любое дуновение могло ее сбросить на землю.
Сеньор обнимал Немо, разрешая восторженному волку облизывать себе лицо, потом оттолкнул его. Огромные хлопья снега падали и взметались между ними в порывах ветра. Он стоял неподвижно, глядя вниз, на Ли.
Живой. Совершенно живой, прежний. И, несомненно, такой же самодовольный, как и всегда.
Зимний воздух сжимал ей горло и обжигал глаза. Она стиснула зубы.
Гнедой внес ее на склон гигантскими шагами. Когда она приблизилась, С. Т. придержал вороного; он смотрел на нее, не говоря ни слова.
— Добрый день, — произнесла она иронично. — Как необычайно приятно снова встретить вас.
Лицо его оставалось неподвижным. Ни насмешливой улыбки, ни самоуверенного излома озорных бровей.
— Солнышко, — произнес он наконец странным невыразительным голосом.
Этот безжизненный голос заставил ее крепче сжать пальцы нa поводьях гнедого.
— Что случилось?
Он пристально посмотрел на нее, потом опустил глаза.
— Мне следовало бы знать, что вы все же сумеете сюда добраться.
Он отвернулся от ее вопросительно нахмурившихся бровей. Его рука лежала на шее вороной лошади, потом он прислонился к ней лбом, словно не желая смотреть на Ли.
— Вы — друг? — спросил женский голос. Голова Ли резко вскинулась. Фигура в седле отвела от лица черную вуаль. На Ли опасливо посмотрели голубые женские глаза.
— Кто вы? — резко спросила Ли.
— Вы друг мистера Бартлетта? — снова спросила девушка. — Вы можете мне помочь? Мы убежали, и мне холодно и я не знаю, куда мы едем. Здесь есть поблизости какой-нибудь дом или еще что-нибудь?
— Что случилось? — резко повторила Ли. Девушка, казалось, что-то скрывала.
— Ничего, — ответила она. — Ничего не случилось. Мы ищем пристанища.
Ли перестала обращать на нее внимание. Соскользнув с гнедого, она схватила С.Т. за плечо, заставив выпрямиться.
— Скажите мне, что случилось!
— Он вас не слышит, — сказала девушка.
С.Т. зашевелил губами, как будто собирался что-то сказать. Он гневно нахмурился, потом вдруг резко сбросил с плеча руку Ли и молча отошел к другому боку лошади. Он вытащил из седельной сумки веревку и, поймав серого негодяя, устроил из нее подобие уздечки. Легким прыжком он уселся на серого без седла и повел за собой вторую лошадь.
Ли взобралась на гнедого и пустила его следом.
— Как это — он не слышит?
— Не слышит. — Девушка сдвинулась на середину седла и обернулась, через плечо. — Он глухой.
Ли резко втянула в себя воздух.
— Совсем?
Девушка кивнула.
— Это не моя вина, — сказала она.
— Это сделал Чилтон! — с болью крикнула Ли.
— Да, — та прикусила губу. — Это не моя вина. Ли его убьет. Она разорвет Чилтона на клочки, вырвет у него сердце, уничтожит у него на глазах все, что ему дорого.
— У меня была вера, — пробормотала девушка. — Но господин Джейми — дьявол. Он заставил меня верить в него, потому что он дьявол, и он заставил меня совершать дьявольские поступки, а дьявол не может превратить кислоту в воду.
— Кислота? — в ужасе прошептала Ли. — В его здоровое ухо?
— Я бы не сделала этого, если бы знала. Но откуда мне было знать? Я думала, что он святой, что он мудрый, а он — дьявол.
— Ты это сделала? — вскрикнула Ли. Она ударила пяткой гнедого и подалась вперед, схватив девушку за волосы и рванув что есть силы. — Ты, потаскушка, дрянь!
Девушка взвизгнула. Наклонившись, Ли ударила ее с такой силой, что локон белокурых волос остался в ее обтянутой перчаткой руке. Она услышала громкий голос С.Т., но не стала его слушать. Она снова дала оплеуху вопящей девице.
— Зловредная уличная дрянь! Слезай с его лошади! — Ли втянула воздух с яростным рыданием. — Слезай!
Девушка уже шаталась, и Ли изо всех сил пихнула ее обеими руками. От ее крика лошади шарахнулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53