— Это — дар. Символ моей страсти к тебе. — Его тихий голос теплился необычной силой. — Дай полюбоваться, доставь мне такое удовольствие.
— Нет, сними его, — она закрыла рот руками.
— Нет-нет, моя нежная, зачем же мне совершать такой глупый поступок? Я принес ожерелье тебе. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты сияла от счастья и была красивее всех. Но ты дрожишь, дорогая. — Он с нескрываемым наслаждением ласкал ее шею и ушко. — Чего ты боишься?
— Тебя, — сказала она. — Того, что ты сделал.
— А что ты со мной делаешь?!
Его поцелуи распространяли по всему ее телу токи тепла. Она склонила голову. Обняв ее за талию, он прижался лицом к ее обнаженным плечам. Его руки крепко сжимали ее.
Она кусала от досады и смущения губы.
— Это ужасно, ужасно, вы понимаете?
Он поцеловал ее в грудь.
— Ужасный промысел Сеньора Полуночи. Чтобы доставить тебе удовольствие, я готов рискнуть чем угодно. — Он тихо рассмеялся и начал развязывать ленты на ее ночной кофте.
— Да и какое тебе дело до моего промысла, холодное сердце? Я думал тебе хочется одного — чтобы твой поклонник разбогател.
— Меня тревожит не твоя шея, а моя собственная, — жестко возразила она. — Не хотела бы я висеть рядом с тобой.
— Я вовсе хочу не висеть с тобой рядом, а лежать. Я хочу, чтобы ты меня любила.
Опытными движениями он расстегивал крючки верхней юбки, умудряясь при этом покрывать ее грудь нежными, быстрыми поцелуями. Его волосы щекотали ее подбородок и шею. Юбка соскользнула на пол, и он принялся стаскивать нежную батистовую рубашку.
Ли прерывисто дышала, взволнованная и униженная. Она позволила ему зайти слишком далеко. Она сдавала укрепление за укреплением. Впереди ее ждало лишь поражение и милость победителя!
— Я восхищен, — сказал он с обожанием, когда она осталась в одной нижней юбке, с обнаженным торсом. Издав сдавленный крик, он обхватил каждую грудь ладонью.
— Я схожу с ума, — прошептал он.
Она закинула голову, а он ласкал ее соски, и губы ее приоткрылись от наслаждения. Едва дыша, она проговорила:
— Да, я тоже.
Он тихо рассмеялся. Казалось, украденное ожерелье горит у нее на шее.
Он знал, как раздевать женщин. Поэтому очень быстро освободил ее от остальной одежды. С легким шорохом упала ее нижняя юбка к их ногам. Он прижал Ли к себе. Она чувствовала пуговицы его жилета, бархат и кружева, щекотавшие ее плечи.
— Ты все еще дрожишь. Тебе холодно, крошка?
— Мне страшно! — прошептала она.
— Мы здесь в полной безопасности. — Он нежно покачал ее в объятиях. — До завтра, во всяком случае. Но и завтра нам ничего не угрожает.
Она оттолкнула его, отошла в другой конец комнаты, скрестив руки на обнаженной груди. Ее била дрожь. — Ты очень изменился! Мне это не нравится!
— Я — все тот же, Сеньор Полуночи. — Он стоял и наблюдал за ней, его костюм переливался бронзой. Он улыбнулся: — Может быть, тебе это слишком нравится?
Она оперлась на тумбочку, тяжело дыша. Он подошел к ней, она прижалась к стене. Он оперся обеими руками о дубовые панели, загнав ее в ловушку. Потом наклонился и начал целовать ее, прижимая ожерелье к ее коже.
Она почувствовала прилив необычайного наслаждения. Она уже испытывала такое же наслаждение — когда мыла его, тогда охватившее ее желание грозило потопить рассудок.
Она покачала головой, прижимаясь к стене.
— Я не могу, не могу…
— Почему? — он прижался плечом к деревянным панелям и провел пальцем по ее грудям, жадно наблюдая, как заостряются соски. — Потому что ты вовсе не так холодна, как пыталась меня убедить?
Она хотела уклониться от его ласк, но его ладони вновь с силой сжали груди, он не отпускал ее.
— О, нет, моя малышка. Теперь уж от меня ты не уйдешь.
Ее дыхание стало прерывистым, она запрокинула голову, когда он прижался раскаленными губами к ее коже. Он был крупнее, мощнее, чем она представляла до сих пор. Она пыталась освободиться, но не могла.
— Я презираю тебя, — простонала она.
— Я чувствую это. — Его пальцы безотрывно ласкали ее соски. — Твое презрение ко мне великолепно.
— Ублюдок!
Он лишь улыбнулся.
— О, бедняжка, конечно, я ублюдок. Я ведь от тебя этого и не скрывал. — Он нежно провел рукой по ее щеке, нежно поцеловал виски. Потом он посмотрел на нее сверху вниз и сказал серьезно: — Но я у твоих ног. И моя жизнь — твоя.
Какие-то внутренние силы неожиданно проснулись в ней. Глаза ее увлажнились. Она уперлась руками ему в грудь и почти прорыдала:
— Я ненавижу тебя!
— Продолжай ненавидеть меня в постели! Я хочу тебя!
Она трепетала, когда он нес ее к кровати, осыпая поцелуями грудь, шею, подбородок. Дыхание его стало прерывистым, руки задрожали, когда он укладывал ее на постель.
— Ли, дорогая, — шептал он, проводя руками по ее обнаженным бедрам. Он наклонился над ней, похожий на рыцаря со старинной гравюры все еще одетый в свой роскошный и грязный камзол.
Пальцы его были нежными и горячими, и она уже не сопротивлялась его ласкам, которые становились все более дерзкими, обессиливающими ее. Он приподнял ее, опершись согнутым коленом о край кровати, и она поняла, что он уже не будет терять времени на раздевание. Страсть сотрясала их обоих, и когда она обняла его за шею, он со стоном прильнул к ее лону, вошел в него.
Ей хотелось кричать, но не хватало дыхания. Наслаждение пронзало ее, и она прижималась к нему со все возрастающей страстью. А он, охватив ладонями ее ягодицы, притягивал и отталкивал их все яростнее.
Словно сквозь шум, до нее доносилось его учащенное, горячее дыхание, которое вдруг перешло в мучительно-сладостный протяжный стон. Содрогаясь всем телом, он утих и замер, уткнувшись лицом в ее плечо. Она закрыла глаза и забылась, поглощенная неведомым раньше наслаждением, нежностью и телесной истомой. Но вот он пошевелился, оперся на руку, освобождая ее от своей тяжести, и она рассмеялась: ей стало смешно оттого, что одна его нога по-прежнему находилась на полу.
Так он спешил!
— Ты смеешься? — пробормотал он огорченно. Она не знала, как объяснить причину своей веселости. Она провела по его волосам и сказала:
— Ты все еще в башмаках…
— Ублюдки никогда не снимают башмаков, — ответил он невнятно, потому что лежал, уткнувшись лицом в простыню. Затем он отодвинулся от нее и опустился на пол.
Из-за наготы она ощутила неловкость, почти болезненную, — и торопливо стала натягивать рубашку. Но он не позволил.
— Под одеяло, Солнышко, — приказал он, целуя ее в голову. Заметив, что она колеблется, он обнял ее, приподнял и водрузил на перину. А сам начал неторопливо раздеваться.
Она смотрела, как он расстегивает и снимает свой роскошный камзол, как отшвыривает его прочь, как стягивает с широких плеч жилет. Вот полетела на пол белоснежная рубашка. Вот он потянулся к волосам, выдергивая из них ленту. А потом наклонился, чтобы приняться наконец за башмаки. В это время выпуклые мышцы его бронзовой груди напряглись, золотые волосы упали на плечи и грудь — и стал он похож на прекрасного дикаря, на варвара-язычника. Немо приполз и льнул к его ногам. Сеньор протянул руку и погладил волка. Движения его были ласково-властными — Немо стал подвывать от удовольствия.
Ли натянула на себя простыни, кусая губы. Когда Сеньор поднялся, Немо направился к двери, с надеждой поглядывая через плечо хозяина.
— Мы уже сегодня поохотились, старина, — сказал ему Сеньор. — Пора погреться в лучах нашей заслуженной славы.
Ли поднесла руку к горлу, вспомнив с отвращением об ожерелье.
— Оставь его, — сказал он, когда она попыталась расстегнуть замок. — Они очень тебе идут, — пробормотал он, перебирая камни.
— Очень лестная петля. Я не могу понять, почему ты так гордишься собой.
Он провел пальцем по ее груди, достигнув соска. — Но вот, что я получил благодаря этому. Она опустила глаза:
— Ты ошибаешься.
— Неужели! — Его дьявольские брови приподнялись в удивлении.
— Ошибаешься. На меня не произвело никакого впечатления это ожерелье.
— Но что же еще может предположить мужчина? Образ мыслей женщин непостижим для слабой мужской логики.
— Я думаю, что обсуждать вопросы логики с сумасшедшим — бесполезное занятие.
— Но все же более полезное, чем стараться понять логику женщины.
— Не думай, что ты купил меня своим бриллиантовым ожерельем.
Он склонился к ней и нежно поцеловал в щеку.
— А разве я это сказал, глупое дитя? Ты ничего не понимаешь.
Он встал с постели и потушил свечи. Она слушала, как он передвигался по комнате. Когда он вернулся и скользнул под одеяло, она попыталась отвернуться, но он крепко обнял ее. От его обнаженного тела исходило тепло! Ощущения были такими приятными — тело этого дикаря оказалось гладким, как бархат его камзола.
И все это было сном. Она знала… Но она позволила увлечь себя в мир снов, в котором находился Сеньор.
— Я Сеньор Полуночи, разве не так?
Смешной человек.
Очаровательный, безумный и опасный.
Его дыхание шевелило ей волосы. Она думала о том, как бы освободиться из его объятий, но это было бессмысленным после всего, что случилось. Там, в темноте, ее поджидал страх, воспоминания, которых она не могла вынести в одиночестве. Но здесь, в его руках, казалось, разум ее затуманился, и тело, наоборот, обостренно себя ощущало, ликуя каждой клеточкой.
Это было, пусть недолгим, но счастьем. И она могла ни о чем не думать. Достаточно того, что ночью приходят сны.
13
С.Т. и Ли занялись любовью перед самым рассветом. Он проснулся, разнеженный теплом, к его спине тяжело прижимался Немо, а в руках у него покоилась Ли. Все трое напоминали волков, свернувшихся клубком на снегу длинной зимней ночью. Долгое время он просто лежал и наслаждался необычностью ощущения.
«Вот моя собственная маленькая семья».
Ему захотелось близости. Он откинул ее волосы и положил руку ей на грудь. Она быстро повернула к нему лицо, и он понял, что она уже давно не спит. Она слабо сопротивлялась, но не тут-то было. Нежно и горячо лаская это юное тело, он овладел им. Ему доставляло необыкновенное удовольствие держать ее в объятьях, вдыхать аромат ее тела. Он хотел, чтобы это длилось и длилось.
Но вот он почувствовал ее утомление, приподнялся на локтях и нежно сказал:
— Доброе утро, Солнышко. Хорошо ли ты выспалась?
Она не ответила. Он понял, что она пытается осмыслить то, что произошло, и понять самое себя. Он улыбнулся ее девичьей неиспорченности, уткнувшись ей в плечо.
Да, ему есть, чему ее поучить.
Бриллиантовое ожерелье сверкнуло на ее шее, освещенное первыми лучами солнца. Он вспомнил вчерашнее и помрачнел. Обвив ее шею руками, он расстегнул замочек и снял ожерелье. Он сел на кровати, собираясь встать и одеться, но Немо вдруг обуяли бурные ласки: положив лапы на плечи хозяина, он лизал ему лицо, шею, тыкался носом в грудь. И С.Т. сдался — вновь лег, а Немо, восторженно поскуливая, кусал ему руки и валился всей тяжестью ему на живот. С.Т. пришлось барахтаться под тяжестью волка, он никак не мог его сбросить.
Ли села в постели, и Немо испуганно спрыгнул на пол, как если бы перед ним неожиданно возник монстр. Устроившись у ног хозяина, он смотрел на Ли целую минуту. Это был изучающий взгляд: уши настороже, желтые глаза не мигают.
Ли замерла. С.Т. думал, что она испугалась. Немигающий волчий взгляд будил первобытный страх — страх человеческого существа перед темным, диким, непостижимым миром. С.Т. и сам не знал, что можно ожидать от Немо, да и волк едва ли сам это знал. С.Т. никогда не рисковал понапрасну, исключая в их отношениях все, что могло бы испугать или взбесить зверя. Присутствие Ли угнетало и нервировало Немо. А встревоженный волк мог быть опасен.
Немо отвел взгляд от Ли и опустил голову. Он фыркнул или чихнул от нервозности, затем сделал осторожный шаг вдоль кровати. Подняв голову, он снова посмотрел Ли в глаза, затем приблизился к ней и энергично обнюхал ее с ног до головы.
— Ты, чертов зверь, немного побольше деликатности, — пробормотал С.Т.
Но Немо не стоило мешать. Он изучал Ли, все дальше продвигаясь по кровати, затем потянулся и тронул носом ее подбородок.
— Что мне делать? — прошептала Ли.
— Погладь его, — сказал он.
Она подняла руку и погладила Немо за ухом. Он лизнул ей лицо, она брезгливо отпрянула. Волк попытался продолжить игру, переступая лапами по кровати и пытаясь достать мордой до Ли.
С.Т. вмешался и, схватив за шею, оттащил волка от Ли. Немо поджал хвост, послушно улегся рядом с С.Т. Тот погладил его, тоже поскреб у него за ухом. Волк вздохнул, прижался к С.Т. и осторожно взял в зубы его руку.
— Ты что, пытаешься украсть у меня мою леди? — С.Т. взял в руки голову Немо и шутливо тряхнул ее. Немо перекатился на спину, заходясь от восторга, когда С.Т. стал гладить ему пушистый живот.
Ли медленно протянула руку. Она положила ее на волчий загривок, а Немо вынырнул из-под ее руки и начал горячим языком лизать ее запястье.
— Теперь у тебя есть сторож, — сказал Сеньор. В свете раннего утра ее лицо было нежно-спокойным. Она гладила волка. Когда С.Т. убрал руку, Немо подполз к Ли, ища ее внимания, чувствуя что здесь его можно найти. Он придвинул к ней лапы, положил на них морду и выжидательно стал смотреть ей в глаза.
Но Ли, взглянув на С.Т., отбросила простыни, резко встала с постели и сказала:
— К черту! К черту вас обоих!
Было уже почти семь часов, когда в дверь постучали. Сеньор перевернулся на другой бок и натянул подушку на голову.
Ли глубоко вздохнула. Она уже давно оделась, умылась и привела себя в порядок, он же по-прежнему находился в постели и спал так, как будто ему совершенно не о чем беспокоиться. Сердце Ли подскочило, но она осмотрела в зеркало свой туалет и спокойно сказала:
— Да, войдите.
Это были владелец трактира и мистер Пайпер.
— Извините за беспокойство, мэм, — произнес владелец трактира. — Я…
Его слова были прерваны мычанием, донесшимся с постели. Все поглядели на живую гору под сбитыми простынями. Были видны часть широкой спины, локоть и длинные золотые пряди.
Гора задвигалась, издавая протяжные жалобные звуки:
— ууу…
— Извините меня, сэр, за вторжение…
— Эля, — донеслось глухо с кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53