Впрочем, кто знает? Члены этой семьи непредсказуемы.
К счастью, он заговорил о другом:
– Бедный Уильям. Младших детей в семье часто постигает такая участь. Они не могут найти свое место в жизни. Так случилось и с Уильямом. Мы, его родные, знаем, что его юная чувствительная натура никогда не воспринимала советов и наставлений; он шел своим путем, куда бы этот путь ни вел. Теперь мы можем лишь надеяться, что его душа, наконец вернувшаяся домой, обретет тот покой, который он искал. Помолимся же за него.
В словах Маркуса не было осуждения. Он соблюдал приличия, хотя никого, кроме членов семьи, в церкви не было. И все же он наверняка боролся с искушением осудить женщину, ставшую причиной падения его брата в глазах общества и церкви.
Маркус, чинно закончив службу молитвой Господней, возглавил процессию на кладбище, расположенное на холме, и отслужил у могилы краткую панихиду.
Да упокоит Господь его душу!
Франческа моргнула, чтобы не заплакать. Но ни на лице матери Уильяма, ни в ее манере держаться она не увидела даже намека на печаль. Ее лицо было каменным, а взгляды, которые она бросала на Франческу, полны яда.
Эта женщина ненавидела Сару так же сильно, как и Миэр. Вторая, блондинка, очевидно, жена викария, тоже время от времени поглядывала на Франческу, но это было, всего лишь любопытство.
Внизу, у холма их ждала коляска.
Не удостоив Франческу даже взглядом, Джудит забралась в коляску. За ней последовала Филиппа. Места для Франчески не осталось, как и рассчитывала Джудит.
– Андреас, поехали, – приказала она, и мальчик дернул поводья.
Миэр ничего не сказал, только сжал локоть Франчески.
– Мы пройдемся пешком, – пробормотала Франческа. Она действительно хотела пройтись, дать выход накопившейся энергии, готовой вырваться после пережитого напряжения.
Ей нужно было пространство. Она чувствовала, что задыхается среди этих людей, окутанная их яростью и коварным любопытством. Их вежливость была показной, и Франческа не стремилась вернуться в дом, потому что была уверена, что там непременно разыграется какая-нибудь неприятная сцена.
Мать явно стремилась к этому и только ждала подходящего момента.
Она готова была убить Сару.
Боже милостивый, какую еще беду она на себя накликала, затеяв этот маскарад?
Франческа тяжело вздохнула, как раз в тот момент, когда Маркус протянул ей руку.
– Я – Маркус.
– Да, – сказала она, пожимая ему руку. – Я знаю.
– Мы пройдемся, – заявил Миэр, не давая Маркусу продолжить разговор. – Ты потом присоединишься к нам позже?
– Могу и сейчас, – ответил Маркус. – Возможно, мне следует...
– У Джудит будет сердечный приступ, если она увидит нас обоих рядом с вдовой. Дай нам двадцать минут.
– Как пожелаешь, – пробормотал Маркус.
– Пошли. – Его тон не допускал возражений. Миэр взял ее за локоть, но она внезапно устремилась вперед, желая освободиться от его жестких пальцев и привести в порядок мысли.
Ситуация оказалась настолько рискованной, что избежать осложнений было почти невозможно.
Опрометчивый поступок. Ложный танец. Обман.
У нее есть сто фунтов, он дал их ей накануне вечером, продемонстрировав свое истинное отношение к Саре Тэва, точнее к Франческе, игравшей ее роль.
Пора выбираться отсюда. О Саре и Кольме она узнает потом. Кольм при встрече все объяснит.
Она отправится домой, в Брейдвуд, к тете Иде, где жизнь не так сложна, как здесь, рядом с переполненным злобой графом. И она будет ждать Кольма, потому что он ведь наверняка приедет за ней.
Иного выхода из этой неимоверно запутанной ситуации Франческа не видела. Конечно, оставался еще один вариант – она может сказать ему правду, но вряд ли он ей теперь поверит. Скорее всего, слушать не станет.
Он уверен, что она – Сара, и доказывать ему обратное бесполезно.
Ну и пусть думает, что она – Сара. Пусть вспоминает ее непристойный танец и ее аристократический вид.
Пусть он до конца дней своих терзается этими воспоминаниями...
Уоттен встретил их у входа.
– Миледи и леди Филиппа ожидают вас в гостиной.
Миэр фыркнул и подтолкнул ее в сторону лифта. Франческа вырвалась из его властных рук, возмущенная таким обращением и нервничая из-за предстоящей встречи с матерью Уильяма.
– Если вы не будете относиться ко мне с уважением, то и они не станут, – прошипела Франческа.
– А никто и не должен тебя уважать, – парировал Миэр. – Вся семья знает, что ты собой представляешь, и кое-кто даже желал твоей смерти.
Это так потрясло Франческу, что она не сразу нашлась что ответить. Этот «кое-кто», конечно же, Миэр, решила она, единственный жестокий и бессердечный... но тогда... почему он приехал за ней? Почему? Почему?
Нет, не только он мог пожелать смерти Сары, возможно, это была его мать.
И поэтому встреча с ней становилась еще более опасной.
Как же все они презирают Сару, чья любовь и забота сделали Уильяма счастливым.
Но этим утверждением не сразишь его мать. Она драконша.
И все же сам факт этой любви остановил даже Миэра. И уж тем более его мать не смогла бы окружить его такой любовью.
Возможно, у нее все же больше влияния, чем она предполагала, решила Франческа, когда лифт остановился и Миэр открыл дверь.
– После вас, миледи.
– Как пожелаете, милорд.
Она вдруг стала удивительно спокойной. После того как Миэр выплеснул на нее ушат грязи, чего она могла ожидать от его семьи? И что они могли с ней сделать? Сама мысль о том, что один из них желает ей смерти, придала Франческе силы.
А главное, к утру, она уже покинет Миэршем.
Будь Сарой. Говори то, что сказала бы Сара. Но всегда оставайся леди. Именно этого они и не ожидают.
Уоттен остановился перед массивной двойной дверью и повернулся к ней.
– Если желаете, миледи, я возьму вашу шляпу.
– Конечно. – Франческа хотела, чтобы они увидели ее лицо, ее глаза, ее манеры. Откинув вуаль, она вынула шпильки и передала шляпу Уоттену.
– Прекрасно, миледи. – Уоттен, подумала она, понимает больше, чем семья, больше, чем Миэр, больше, чем даже могла рассчитывать Сара.
Он открыл дверь и объявил:
– Милорд и миледи...
Миэр вошел первым, и Франческа с гордо поднятой головой последовала за ним. И тут же поняла, что ей предстоит испытать.
Комната была огромной, с высоченным потолком, здесь чувствовался простор. По сути, это был зал для приема гостей со светло-голубыми стенами, расписным потолком, где были изображены херувимы на облаках, стульями и столами, отделанными позолотой.
Французские окна были открыты. Их обрамляли голубые атласные шторы в тон стенам. У дальней стены уютный уголок с массивным мраморным камином в центре, двумя диванами и стульями, казавшимися воздушными.
Здесь восседала Джудит Девени, вдовствующая герцогиня Миэр, черное, мрачное пятно на фоне роскошного персидского ковра, сочетавшего в себе все оттенки цветов, присутствующих в комнате. Она выжидала момент, когда сможет распять женщину сомнительного поведения, у которой хватило наглости выйти замуж за ее сына, этого слабака.
И решение принять Франческу именно здесь явно свидетельствовало о ее намерении запугать и унизить Сару.
Пустая затея, Сара не испугалась бы, подумала Франческа, разглядывая эту черную ворону, норовившую выклевать ей глаза. Сара сочла бы это помещение бесполезным, в то время как Джудит Девени держалась как королева в тронном зале.
Ну что ж, пусть будет так.
Тишина была оглушающей, Франческа кожей чувствовала исходившую от Джудит злость и не заметила блондинку, сидевшую ближе к камину; та не выглядела столь ожесточенной. Скорее безразличной.
Франческа не собиралась заговаривать первой. Вот когда ей пригодился опыт общения с тетей Идой. Та никогда не сдавалась, стояла на своем до конца.
И она ждала. Джудит тоже ждала. Миэр не проронил ни слова; лишь наблюдал за ними, закипая гневом из-за наглости и невозмутимости этой женщины, какой-то ничтожной куртизанки.
А она держалась, как королева. Сидела, выпрямившись, в непринужденной позе, прекрасное лицо было абсолютно безмятежным, а глаза – обескураживающе честными.
И это под безжалостным взглядом его матери! Джудит не собиралась уступать Саре Тэва, хотя пока не поняла, что та собой представляет. Но это не имело значения. Джудит ненавидела ее так, словно она была воплощением самого дьявола, Грязью из помойной ямы – все они относились к ней так. Будь она вульгарной и грубой, этот эпизод уже сейчас был бы предан забвению и похоронен, как Уильям.
Джудит сдалась первой, потому что не знала, что делать, разве что убить мерзавку, но это могло испортить ее прекрасный ковер.
– Алекс! – не зная, что сказать, обратилась она к Миэру ледяным тоном.
– Это жена Уильяма, – спокойно сказал Алекс. – Наша мать, леди Джудит Девени, Сара. И моя невестка Филиппа, жена Маркуса.
Франческа внезапно тоже растерялась. Что бы она ни сделала, Джудит все равно осудит ее, зачем же давать ей в руки лишнее оружие? Вместо ответа она склонила голову.
– «Оно» умеет говорить? – требовательно спросила Джудит.
– Она прекрасно говорит.
– На приличном английском?
Щеки Франчески заалели. Оказывается, Джудит вовсе не леди, несмотря на все свои титулы и богатство. Она злобная старуха и никогда больше не причинит зла ни Саре, ни Уильяму. Франческа позаботится об этом.
– Разумеется, миледи. Я говорю так же хорошо, как и вы. Но мои манеры гораздо лучше.
Джудит опешила. Голос был приятным и мягким, словно мед, – Уильям явно поработал над ней или нашел кого-то, кто научил ее говорить. Или что-то в этом роде. Джудит приняла бы любой вариант, лишь бы объяснить несоответствие между своими ожиданиями и стоявшей перед ней женщиной, которая выглядела и говорила так, словно была дамой их круга.
– Ах, какая вы королева, Сара Тэва. Но здесь вы никого не обманете, – рявкнула Джудит, поворачиваясь к Алексу: – Что ты собираешься с «этим» делать теперь, когда Уильям достойно похоронен?
– Это не твое дело, мама.
– Убери «это» отсюда.
– Пока не время, мама.
– О Боже, я умираю, – простонала Джудит. – За что Он посылает мне такое наказание: сначала этот непостижимый брак, потом это извращенное создание в моем доме?.. А теперь Алекс, всячески старающийся перечить мне, намеревающийся постоянно держать здесь это напоминание о грехах своего брата...
Она встала с дивана; на ее лице появилось угрожающее выражение.
– Если ты не избавишься от этого создания, Алекс, не знаю, что я сделаю. Господь не может желать присутствия этой грязи в моем доме. Как мог Уильям жениться на этом... никогда не пойму. А где Маркус? Пусть он объяснит, как может сын быть таким жестоким, как может Господь не прислушиваться... – Она снова села на диван и откинулась на подушки, желая показать, что ноги ее не держат.
Однако Алекс остался равнодушным к ее выходке. И вместо того, чтобы броситься к матери, зааплодировал.
– Браво, мама. Замечательный спектакль. Знаешь, у вас с Сарой много общего. Вы обе превосходные актрисы. Великолепно умеете манипулировать публикой и устраивать скандалы. Ты никого не обманешь, мама, тем более меня. С этого момента жена Уильяма не будет иметь к тебе никакого отношения, и, если ты не можешь вести себя прилично в моем доме, отправляйся в дом вдовствующей герцогини и живи там.
– Я не позволю этой подстилке выжить меня из моего дома, – решительно заявила Джудит.
В этот момент в перепалку вмешался Маркус. Он появился ровно через двадцать минут после Алекса и Франчески и слышал весь разговор. На нем все еще было облачение священника, что придавало ему величавость, на фоне которой истерика Джудит выглядела совсем непристойно.
– Это очень разумно с твоей стороны, мама. И прекрати говорить о жене Уильяма как о вещи. Это тебе не к лицу, что бы ты о ней ни думала.
Он повернулся к Алексу, с единственной целью рассмотреть Сару.
Она стояла неподвижно, словно статуя; лицо побледнело от сыпавшихся на нее оскорблений. Она была прекрасна, как сам грех, какой и должна была быть женщина, выбранная Уильямом в жены. И как элегантна, как прекрасно держится, даже в этом логове. Густые черные волосы расчесаны на пробор и аккуратно уложены на затылке. Траурное платье модного покроя, без излишней вычурности. Изящные руки. Безупречная осанка. Бездонные черные глаза, непроницаемые, как ночь.
Франческе стало немного не по себе от его пристального взгляда, она еще не оправилась от откровенной попытки Джудит запугать ее. В его взгляде тоже не было доброты. Он, как и остальные, был потрясен ее необычностью, более того, хотел бы разобраться в том, что она собой представляет, если бы только Франческа дала ему такую возможность.
– Нельзя ли мне вернуться в свою комнату, – сказала она и ощутила реакцию викария на тембр ее голоса. Ничего подобного он не ожидал. Совершенно не ожидал.
– Ты хотела сказать – в мою комнату, – заявил Алекс без обиняков, желая еще больше разозлить мать.
Джудит вздрогнула.
– Ну конечно. Чего еще ожидать? Можно придать ей лоск, одев в дорогие туалеты и научив правильно говорить, но, в конце концов, все сводится к тому, чью спальню займет это создание и чем будет заниматься ночью. Теперь мы это знаем. Уильям лежит в холодной могиле, а Алекс уже опустился до его уровня. Объясни мне, Маркус, как такое могло случиться.
Она с трудом поднялась с дивана, Франческа не могла сказать, играет она или ей действительно тяжело. Франческа уже готова была ее пожалеть, пока не увидела в ее глазах жгучую ненависть.
– Если бы я могла убить тебя безнаказанно, я бы сделала это, – прошипела Джудит. – Чтобы ты не погубила еще одного моего сына.
– Мама!.. – кинулся за ней Маркус. – Мама... – Они услышали ее голос, гремевший на весь коридор:
– Это проклятие моей жизни. Вели ему отослать «это». Пусть даст денег, заставит подписать бумаги, чтобы «оно» больше никогда не смогло предъявлять претензии Миэру. Обещай мне, Маркус, что поговоришь с ним. Поклянись, что к утру «оно» исчезнет.
– Я... я не могу, – донесся до них голос Маркуса.
– Бедный Маркус. – Филиппа вяло поднялась с дивана. – Он так хочет быть безупречным в качестве священника, но ничего у него не получается, особенно с собственной матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37