одни корабли, грузчики, доки, а они меня не интересовали. Я рисовал кото
в на заборах, какие-то рожи, треугольники и квадраты. Потом мне пришла в го
лову мысль, что я и не художник, и не писатель Ц я архитектор, поскольку от
ец мой был плотником, и, быть может, ремесло строителя больше соответству
ет моему наследию. Я нарисовал несколько домиков. Все они оказались прим
ерно одинаковыми Ц заштрихованные квадратики с трубами, из которых зав
ивался дымок. Я отодвинул от себя тетрадку.
На мосту было жарко, солнце жалило в затылок. Под перилами я прополз к каки
м-то зазубренным камням, сваленным у самой воды. Большие камни, черные как
уголь, там, где в прилив их заливало водой, а некоторые валуны вообще с дом.
Под мостом их разбросали в сумасшедшем беспорядке, словно поле айсберго
в, однако выглядели они довольными и покойными.
Я заполз под мост с таким чувством, будто никто до меня никогда этого не де
лал. Маленькие портовые волны лакали камни и оставляли тут и там лужицы з
еленой воды. Некоторые валуны лежали, задрапированные мхом, на некоторых
красовались симпатичные кляксы птичьего помета. Поднимался увесистый
запах моря. Под опорами оказалось холодно и так темно, что я почти ничего н
е видел. Сверху грохотали машины, дудели клаксоны, орали люди, а по деревян
ным балкам громыхали здоровенные грузовики. Стоял такой ужасный шум, что
уши закладывало, и когда я попробовал завопить сам, голос мой отлетел все
го на несколько футов и заспешил обратно, точно привязанный к резиновому
бинту. Я ползал между камней, пока не нашел участок, куда не добивало солн
це. Странное местечко. Я даже испугался ненадолго. Чуть дальше лежал гига
нтский камень, гораздо больше остальных, и гребень его был весь уделан бе
лым пометом чаек. Король всех этих камней с белой короной. Я двинулся к нем
у.
Неожиданно у ног моих все зашевелилось. Быстрая склизкая суета каких-то
ползучих тварей. Я затаил дыхание, замер и попробовал присмотреться. Кра
бы! Камни кишели живыми роями крабов. От страха я аж оцепенел, и грохот све
рху показался пустячным по сравнению с колотьбой моего сердца.
Я привалился к камню и закрыл лицо руками, пока не перестал бояться. Когда
я руки оторвал, сквозь черноту что-то проглядывало Ц серое и холодное, бу
дто мир под землей, Ц серое, уединенное место. Впервые я хорошенько разгл
ядел то, что там обитало. Большие крабы, величиной с кирпичи, молчаливые и
жестокие Ц они удерживали высоты крупных камней, чувственно, словно тан
цуя хулу, пошевеливая грозными усами; их маленькие глазки злобны и уродл
ивы. Гораздо больше крабов помельче, размером с ладонь, и они плавали повс
юду в черных лужицах у оснований валунов, переползали друг через друга, с
таскивали друг друга в плескавшуюся черноту, дерясь за места на камнях. И
м было весело.
У ног моих оказалось гнездо совсем маленьких крабиков, каждый не больше
доллара Ц просто один большой комок спутанных вместе, копошившихся нож
ек. Один цапнул меня за штанину. Я отцепил его и рассмотрел, пока он беспом
ощно ворочал клешнями, стараясь меня укусить. Тем не менее он был у меня в
руках, бессильный. Я размахнулся и швырнул его о камень. Он треснул, разбив
шись насмерть, на мгновение прилип к камню, а затем плюхнулся вниз, истека
я водой и кровью. Я подобрал треснувший панцирь и лизнул желтую жидкость:
соленая, как морская вода, и мне совсем не понравилась. Я закинул трупик ту
да, где поглубже. Он плавал на поверхности, пока вокруг, изучая добычу, не н
ачала вить круги корюшка Ц затем она принялась озлобленно его кусать, а
потом и вовсе утащила с глаз долой. Руки у меня были все липкие от крабьей
крови, запах моря пристал к ним. Я вдруг сразу почувствовал, как во мне рас
тет желание поубивать их всех Ц до единого.
Малыши не интересовали меня, убивать и убивать хотелось только больших.
Здоровые парни, сильные и яростные, с мощными резцами клешней. Достойные
противники для великого Бандини, завоевателя Артуро. Я огляделся, но ни п
алки, ни прута нигде не обнаружил. На берегу возле бетонной опоры валялис
ь одни камни. Я закатал рукава и стал швырять их в самого большого краба, к
оторый спал на валуне футах в двадцати от меня. Камни ударялись вокруг не
го, в каких-то дюймах, летели искры и осколки, а он даже глаза не открыл посм
отреть, что происходит. Я запустил в него штук двадцать и наконец попал. Ви
ктория! С треском сломанного крекера камень расколол ему панцирь. Пробил
насквозь, пригвоздив к валуну. Краб свалился в воду, и пенные зеленые пузы
ри при-бояпоглотили его. Я смотрел, как он уходит под воду, и грозил ему кул
аком, сердито прощаясь, пока он погружался на дно. Прощай, прощай! Мы, вне вс
якого сомнения, встретимся вновь в ином мире; ты не забудешь меня, Краб. Ты
будешь помнить меня вечно и всегда Ц своего покорителя!
Убивать их камнями было слишком тяжело. Камни оказались такими острыми,
что резали мне пальцы, когда я замахивался. Я смыл с рук кровь и слизь и выл
ез на свет. Потом взобрался на мост и прошел три квартала до лавки шипчанд
лера, где продавали ружья и боеприпасы.
Белорожему приказчику я сказал, что мне нужна мелкашка. Он показал мне мо
щную винтовку, я выложил деньги и купил ее без вопросов. Остаток десятки я
истратил на патроны. Хотелось скорее вернуться на поле битвы, поэтому я в
елел белорожему не заворачивать патроны, а отдать их мне как есть. Ему это
показалось странным, и он внимательно осмотрел меня, когда я сгреб цилин
дрики с прилавка и пулей выскочил из лавки, только что не бегом. Побежал я,
когда очутился снаружи, но тут же почувствовал, как кто-то на меня смотрит
, и оглянулся: ну, конечно, белая рожа стояла в дверях и, прищурившись, смотр
ела мне вслед сквозь жаркий полуденный воздух. Я притормозил до просто б
ыстрого шага, пока не свернул за угол, Ц а там уже припустил вовсю.
Я стрелял крабов весь день, пока плечо не заболело, а глаза не заслезились
от прицела. Я был Диктатором Бандини, Железным Артуро Крабландии. А проис
ходила еще одна Кровавая Чистка на благо Отечества. Они пытались меня св
ергнуть, эти проклятые крабы, у них хватило мужества раздуть революцию, н
о теперь я им отомщу! Подумать только! Меня это просто взбесило. Распрокля
тые крабеныши в самом деле поставили под сомнение мощь Сверхчеловека Ба
ндини! Что это в них вселилось, откуда такая глупая самоуверенность? Ну чт
о ж, сейчас они получат урок и его уже никогда не забудут. Это последний бу
нт, к которому им суждено было подстрекать, клянусь Христом! Думая об этом
, я скрежетал зубами. Какая наглость! О, как я зол, Господи!
Я палил, пока на пальце от спускового крючка не вздулся волдырь. Убил окол
о пятисот, а ранил вдвое больше. Они кинулись в атаку, обезумев от злости и
страха, когда из их рядов начали выбывать убитые и раненые. Взяли меня в бл
окадное кольцо. Толпами кинулись ко мне. Из моря выходили пополнения, дру
гие отряды Ц из-за камней, полчищами шагали по каменистой равнине к неми
нуемой смерти, сидевшей на высоком валуне вне пределов их досягаемости.

Я собрал некоторых раненых в лужицу, провел военный совет и решил отдать
их под трибунал. Потом вытаскивал по одному, сажал на дуло ружья и жал на к
урок. Попался один краб, ярко раскрашенный и полный жизни, Ц он напомнил
мне женщину: вне всякого сомнения, к ренегатам примкнула принцесса, бесс
трашная крабиха, серьезно раненная, одна нога отстрелена, а рука жалко бо
лтается на последнем сухожилии. Она разбила мне сердце. Я провел еще один
военный совет и принял решение: ввиду чрезвычайности ситуации Ц никаки
х половых разграничений. Даже принцесса должна умереть. Приятного мало,
но это нужно сделать.
С тяжелым сердцем опустился я на колени среди мертвых и умиравших и возз
вал к Богу в молитве, умоляя его простить меня за это, самое зверское прест
упление Сверхчеловека Ц за казнь женщины. И тем не менее в конечном итог
е долг есть долг, старый порядок следует сохранить, революцию Ц искорен
ить, режиму следует жить, а ренегатам Ц кануть в Лету. Некоторое время я б
еседовал с принцессой наедине, официально принес ей извинения правител
ьства Бандини и выполнил ее последнюю волю Ц разрешил послушать «Ла Пал
ому», сам просвистел ей мелодию с таким сильным чувством, что под конец ра
сплакался. Потом поднял винтовку к ее прекрасному лицу и спустил курок. У
мерла она мгновенно, достославно, пылающей массой скорлупы и желтой кров
и.
Из чистого почтения и восхищения я приказал воздвигнуть камень там, где
пала она Ц эта потрясающая героиня одной из незабываемых мировых револ
юций, погибшая в кровавые июньские дни правительства Бандини. В тот день
творилась история. Я перекрестил надгробье, почтительно поцеловал его и
в кратком перемирии низко склонил голову. Мгновение, полное иронии. Ибо в
о мне вспыхнуло осознание, что я любил эту женщину. Но Ц вперед, Бандини! Н
аступление возобновилось. Вскоре я подстрелил еще одну женщину. Ранило е
е легко, она была в шоке. Попав в плен, предложила мне себя и телом, и душой. У
моляла пощадить ей жизнь. Я злобно хохотал. Изысканное существо, краснов
атое и розовое, и только предшествовавшие тому заключения относительно
моей дальнейшей судьбы заставили меня принять ее трогательное предлож
ение. И там, под мостом, в темноте, я насладился ею, а она молила о милосердии
. По-прежнему хохоча, я вывел ее наружу и расстрелял на мелкие клочки, изви
нившись за свою жестокость.
Бойня наконец прекратилась, когда у меня от напряжения разболелась голо
ва. Перед уходом я бросил вокруг прощальный взгляд. Миниатюрные утесы вс
е измазаны кровью. Это триумф, очень великая победа для меня. Я брел среди
мертвых и утешал их, ибо хоть и враги они мне, но я, по всему, человек благоро
дный, уважаю их и восхищаюсь доблестью, с которой они боролись против мои
х легионов.
Ц Смерть пришла за вами, Ц говорил я. Ц Прощайте, дорогие мои враги. Вы б
ыли храбры в борьбе и оказались еще храбрее в смерти, и Фюрер Бандини этог
о не забыл. Он открыто превозносит вас, даже в смерти. Ц Другим же я говори
л так: Ц Прощай, трус. Я плюю на тебя в отвращении. Трусость твоя омерзител
ьна Фюреру. Он ненавидит трусов, как ненавидит чуму. Он не смирится после т
воей смерти. Пускай же приливы морские смоют твое трусливое преступлени
е с лица земли, подлец.
Я выбрался на дорогу, как раз когда зазвучали шестичасовые свистки, и нап
равился домой. По пути на пустыре играли какие-то пацаны, и я отдал им мел-к
ашку с остатком патронов в обмен на карманный нож. Один пацан утверждал, ч
то стоит нож три доллара, но ему меня не одурачить: я знал, что ножик не може
т стоить больше пятидесяти центов. Мне так хотелось избавиться от ружья,
что на сделку я согласился. Пацаны решили, что я олух, ну и пускай.

Пять

Вся квартира пропахла жарившимся бифштексом, и я услышал, как на кухне ра
зговаривают. У нас сидел дядя Фрэнк. Я заглянул, поздоровался, и он ответил
мне тем же. Они с моей сестрой сидели в обеденном уголке. Мать хлопотала у
плиты. Дядя Фрэнк приходился ей родным братом Ц мужик лет сорока пяти, се
дые виски, большие глаза, волоски торчат из ноздрей. Хорошие зубы. Он вообщ
е был нежным. Жил один в коттедже на другом конце города. Мону очень любил
и постоянно хотел сделать ей что-нибудь приятное, только она редко согла
шалась. Он вечно помогал нам деньгами, а после смерти отца несколько меся
цев нас практически содержал. Ему хотелось, чтобы мы переселились к нему,
но я был против Ц тогда он смог бы нами помыкать. Когда умер отец, дядя Фрэ
нк оплатил все счета за похороны и даже купил надгробье, что странно, поск
ольку всерьез он отца своим шурином никогда не считал.
Всю кухню просто завалило едой. На полу стояла огромная корзина с покупк
ами, а на доске возле раковины кучей громоздились овощи. Роскошный ужин у
нас будет. Разговаривали за столом только они. Я до сих пор чувствовал на с
ебе крабов, даже еда ими отдавала. Перед глазами стояли эти живые твари по
д мостом Ц ползают во тьме, покойников собирают. И этот, здоровый, Голиаф.
Великий боец. Я вспомнил эту чудесную личность; вне всякого сомнения, он б
ыл вождем своего народа. А теперь умер. Интересно, отец и мать ищут в потем
ках его тело? Я подумал о скорби его возлюбленной Ц или она тоже мертва? Г
олиаф сражался, щурясь от ненависти. Много патронов пришлось истратить,
чтобы его убить. Великий был краб Ц величайший из всех современных краб
ов, включая Принцессу. Крабий Народ должен воздвигнуть ему памятник. Но б
олее ли великий он, чем я? Нет, сэр. Я Ц его покоритель. Подумать только! Это
т могучий краб, герой своего народа Ц и я его победил! И Принцессу тоже Ц
самую потрясающую крабиху в истории, ее я тоже убил. Крабам этим меня еще д
олго не забыть. Если бы они писали историю, мне бы досталось в их хрониках
много места. Они меня даже могли бы назвать Черным Убийцей Тихоокеанског
о Побережья. Маленькие крабики услышат обо мне от своих предков, и я буду н
аводить ужас на их воспоминания. Страхом буду править я, даже отсутствуя,
буду менять весь ход их бытия. Настанет день, и я стану легендой в их мире. М
ожет быть, найдутся даже романтически настроенные особы, которых очаруе
т жестокая казнь Принцессы. Они сделают меня своим божеством, и некоторы
е станут тайно мне поклоняться и страстно меня любить.
Дядя Фрэнк, мать и Мона продолжали болтать. Походило на заговор. Один раз М
она посмотрела на меня, и во взгляде ее читалось: мы намеренно тебя игнори
руем, ибо хотим, чтобы тебе стало неловко; более того, после еды тобой займ
ется дядя Фрэнк. Потом сам дядя Фрэнк одарил меня отсутствующей улыбкой.
Запахло жареным.
После десерта женщины поднялись и вышли. Мать закрыла дверь. Будто все за
ранее отрепетировали. Дядя Фрэнк приступил к делу Ц раскурил трубку, от
одвинул в сторону тарелки и склонился ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22