Он еще не давал Корману психологических портретов обоих мужчин и может никогда не дать. Слишком много разных мнений, он не сможет оправдаться, если дела пойдут наперекосяк.
Шрёдер опять обратился к Лэнгли:
— Рассматривая теорию Кормана о неосуществленном желании Хики умереть, как же мы получим судебный ордер об эксгумации?
— Судья в Джерси уже в курсе дела, — ответил Лэнгли. — Можно разрыть могилу Хики в полночь.
Шрёдер кивнул головой. «Полночь — могилы разрываются». Он унял дрожь в теле от этой мысли и снова принялся читать докладную. Она занимала три стандартных страницы. Читая их, он подумал, что в данном случае Корман не смог разобраться в ситуации. Шрёдер верил, что по-настоящему только Бог знает, что представляют собой эти двое мужчин, но ни Корман, ни кто-либо в этой комнате, а возможно, и они сами точно ничего не знают.
Он посмотрел на троих оставшихся в кабинете: Лэнгли, Шпигель и Беллини. Все они — он понял это по выражению их лиц — ждали, когда он что-нибудь скажет. Тогда он откашлялся и начал:
— Из всего этого следует… что я имею дело с сумасшедшими… Хотя, по сути дела, все люди, с которыми я вообще имею дело, в большей или меньшей степени психи. Разве не смешно, когда близость смерти кажется им игрой, но это временное явление. Все изменится, когда они увидят, что им противостоят намного превосходящие силы.
— Только двое в башнях зримо видят это превосходство. Остальные же забрались в своеобразную скорлупу и ни черта не замечают, — возразил Лэнгли. — Вам об этом известно?
Шрёдер бросил на Лэнгли раздраженный взгляд.
— Да черт с ней, с этой психологической ахинеей, — вклинился в разговор Беллини. — Скажите лучше, где Стиллвей? — Он испытующе посмотрел на Лэнгли.
Тот неуверенно пожал плечами. Беллини не унимался:
— Если Флинн держит его при себе, то перед нами серьезная проблема.
Лэнгли затянулся сигаретой и, выпустив кольцо дыма, коротко отрезал:
— Мы сейчас разбираемся с этим.
— Хики лжет, — снова включился в разговор Шрёдер. — Он отлично знает, где Стиллвей.
— Не думаю, что знает, — с сомнением покачала головой Шпигель.
— Хики был очень несдержан, когда упоминал по телефону майора Мартина. Ну а Флинн не желает, чтобы личность майора обсуждалась в прессе. В данной ситуации он не хочет неприятностей между Вашингтоном и Лондоном, — добавил Лэнгли.
Шрёдер рассеянно кивнул головой. Он полагал, что правительства редко когда действовали согласованно, а если все же такое и случится, то уж наверняка они не договорятся об освобождении заключенных в Северной Ирландии. Поэтому-то у Шрёдера не было ничего за душой, чтобы предложить фениям, кроме обещания сохранить им жизнь и провести честный судебный процесс, но фениев такое обещание совсем не устраивало.
Капитан Беллини быстро подошел к камину и заявил:
— Я не поведу своих людей в бой, пока не узнаю досконально про каждую колонну, каждую скамью, каждый балкон и алтарь в этом соборе.
Лэнгли обернулся и посмотрел на шесть толстенных иллюстрированных книг, грудой лежащих на кофейном столике.
— Эти книги должны содержать планировку собора. В них есть несколько неплохих иллюстраций интерьера. Сносный план первого этажа. Прикажите своим людям начать их изучать. Прямо сейчас!
Беллини посмотрел на него с раздражением.
— И это самые лучшие разведданные, которые вы им можете предложить? — Он взял книги и направился к двери. — Черт побери, если в этом дурацком доме все-таки есть потайной ход, я должен узнать о нем! — Он нервно заходил по кругу. — Они же пользовались им до сего дня… но я их все равно достану. — Он настороженно посмотрел на притихших людей. — Только продолжайте вести с ними переговоры, Шрёдер. Когда мне подадут команду к бою, я буду готов. Я достану этих чертовых ирлашек, пожирателей картошки… и принесу вам на блюдечке яйца Флинна… — Он вышел из кабинета и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Роберта Шпигель удивленно посмотрела на Шрёдера:
— Он что, совсем спятил?
Шрёдер пожал плечами:
— Он каждый раз ломает такую комедию, когда ситуация ухудшается. Он сам заводится, заставляя себя психовать. И выходит из себя, когда операция затягивается.
Роберта Шпигель медленно встала, засунула руку в карман рубашки Лэнгли и вытащила сигарету.
Лэнгли молча смотрел, как она щелкнула зажигалкой и прикурила. В ее движениях проглядывалось что-то мужское и одновременно что-то чувственное — женское. Эта женщина обладала реальной властью над мэром, хотя что это за власть — никто с уверенностью сказать не мог. И еще, подумал Лэнгли, она была более резкой, нежели ее шеф. Рано или поздно все приходят к окончательному решению, от которого зависит жизнь множества людей, а она одна могла бы решить этот вопрос. Вот кто такая эта Роберта Шпигель, чье имя никому не известно за пределами Нью-Йорка. Роберта Шпигель, которую не волнует суматоха выборной кампании или карьера. Роберта Шпигель, загадку которой никто не может раскусить.
Роберта присела на краешек стола Шрёдера и нагнулась к нему, а затем опять посмотрела на Лэнгли:
— Позвольте мне быть откровенной, пока мы здесь остались только втроем… — На мгновение задумавшись, она коснулась указательным пальцем верхней губы, затем продолжила: — Англичане не собираются уступать, как вы знаете. А у Беллини маловато шансов спасти заложников и сохранить собор. Вашингтон играет в свои собственные игры. Губернатор — этот осел — мечется между ними. Мэр — как бы это получше выразиться — не готов к решению вопроса. А тут еще с духовенством того и гляди возникнет проблема, если мы будем тянуть со временем. — Она совсем близко наклонилась к Шрёдеру. — Таким образом… все в ваших руках, капитан. Теперь ситуация зависит целиком и полностью от вас в большей мере, чем когда-либо за все время вашей блистательной карьеры. Если вы проигнорируете мои слова, капитан, то, судя по всему, не сможете выполнять свои обязанности с прежним, присущим вам апломбом.
Лицо Шрёдера побагровело. Некоторое время он молча смотрел на Шпигель, затем откашлялся и произнес:
— Если вы… если мэр захотел бы отстранить меня…
Роберта встала со стола и сказала:
— Настает час, когда каждый человек начинает понимать, что ему достался достойный оппонент. Думается, что мы все в этом соборе столкнулись с неслабым противником. Мы вроде еще ни одного мяча не забили. Почему же так, я спрашиваю?
Шрёдер снова откашлялся и принялся оправдываться:
— Сначала всегда все так и происходит. Они — нападающая сторона, как вам известно, и готовились к этому захвату несколько месяцев. Но со временем ситуация начнет складываться в нашу пользу…
Шпигель с силой хлопнула ладонью по столу и заявила:
— Они это знают, черт побери! Вот потому-то и не дают нам отсрочки. Блицкриг, Шрёдер, блицкриг! Молниеносная война. Вам известно это слово? Они не будут сидеть сложа руки, пока мы тут совещаемся. Рассвет или смерть. Очень верная фраза, которую кто-то талдычил весь вечер.
Шрёдер пытался не волноваться и говорить уверенно:
— Мисс Шпигель… видите ли, много лет я… Позвольте мне объяснить. С психологической точки зрения мы находимся в невыгодном положении, так как есть заложники… Но представьте себя сейчас в соборе. Подумайте об их слабых местах, которые они должны укреплять. Они вовсе не хотят умирать — хотя и утверждают как раз обратное. Такова глубинная линия их мышления. Заложники же гарантируют им жизнь — следовательно, они не убьют их. А поэтому на рассвете ничего не случится. Ничего. И никогда. Никогда!
Шпигель глубоко вздохнула. Затем повернулась к Лэнгли, но не за другой сигаретой, а за револьвером. Она вынула его из наплечной кобуры и, повернувшись к Шрёдеру, резко произнесла:
— Видите его? Люди применили для своих целей вот этот аргумент. — Она внимательно посмотрела на вороненый металл и добавила: — Почему-то считается, что нам использовать такой аргумент не к лицу, но я все-таки скажу. В мире существует кое-что посильнее и действеннее, нежели переговоры насчет заложников. И еще одно: я бы лучше направила в собор Беллини с его вооруженным отрядом, чем ходить вокруг да около, как ослы, и покорно ждать, что случится на рассвете. — Она опустила револьвер и перегнулась через стол. — Если рассвет так и останется крайним сроком и нам не удастся его продлить, то выступить нужно будет под покровом темноты — до того как они начнут ответное самоуничтожение, разрушая это здание.
Шрёдер неподвижно сидел на своем месте, затем не выдержал и спросил:
— Какое такое ответное самоуничтожение?
— Господи, как жаль, что у меня не такие нервы, как ваши. У вас они просто железные, разве не так?
Она швырнула револьвер обратно Лэнгли. Тот убрал оружие в кобуру и посмотрел на Шпигель. Она брала у него вещи бесцеремонно, но как-то галантно. Но вместе с тем, пришла ему в голову мысль, может, это и к лучшему, что она не церемонится и не действует осторожно, как поступал бы мужчина в данной ситуации.
Посмотрев на обоих офицеров полиции, Роберта Шпигель произнесла:
— Если хотите знать, что на самом деле происходит здесь, не слушайте этих политиков. Лучше слушайте Брайена Флинна и Джона Хики. — Она взглянула на огромное деревянное распятие, висящее над головой Шрёдера, а затем перевела взгляд на собор святого Патрика, видневшийся за окном. — Если Флинн и Хики говорят «рассвет или смерть», значит, они имеют в виду рассвет или смерть. Теперь понимаете, с кем вы имеете дело?
Шрёдер почти незаметно кивнул головой. На какие-то доли секунды перед его глазами возник образ врага, но изображение исчезло так же быстро, как и появилось.
Долгая тишина повисла в комнате. Но вот Роберта снова стала говорить мягким и спокойным голосом:
— Они могут ощущать наш страх… почуять его. Они могут также почувствовать, что мы не собираемся выполнять их требования. — Она посмотрела на Шрёдера. — Жаль, что начальство не дало вам ценных указаний, какие вам следовало бы иметь. Но зато они перепутали ваши обязанности со своими. Они от вас ждут чудес, а вы начинаете верить в свои способности. Но вы не волшебник. Только Джо Беллини способен на чудо, на чудо военной хитрости, — никого не убив, ничего не повредив, не причинив ничему и никому вреда. Беллини кажется людям со стороны более действенным. А в ваших методах они видят долгий и тяжелый путь и теряют надежду. Они предаются фантазиям, что проблему можно решить победоносным оружием. Так что пока вы тут уговариваете фениев и вешаете им лапшу на уши, не забывайте пудрить мозги также и ответственным чинушам в других комнатах.
Глава 36
Флинн и Хики все еще играли на органах, а Джордж Салливан подыгрывал им на волынке. Имон Фаррелл, Фрэнк Галлахер и Абби Боланд пели песню «Моя дикая ирландская роза». На чердаке Джин Корней и Артур Налти лежали, тесно прижавшись друг к другу, прямо на подмостках церковных хоров. На доске, на которой они улеглись, отражались трубы большого органа. Пэд Фитцджеральд сидел, прислонившись спиной к двери склепа. Он устало прикрыл глаза и тихонько что-то мурлыкал про себя.
Флинн почувствовал, что напряженность стала ослабевать и каждый погрузился в мир собственных грез. Он ощутил, как мысли и чувства двенадцати человек унеслись прочь из холодного каменного мешка храма. Брайен посмотрел на Меган и Лири. Даже они казались притихшими и размякшими: спокойно сидели на парапете церковных хоров, повернувшись спиной к залу, попивая чай и выкуривая одну сигарету на двоих. Флинн отвернулся от них и опять заиграл на звучном органе.
Отец Мёрфи неподвижно стоял на коленях перед высоким алтарем. Он взглянул на часы.
Гарольд Бакстер расхаживал по помосту алтаря, пытаясь казаться равнодушным, а сам тем временем так и шарил глазами по всему собору. Он тоже взглянул на часы. Нет причин, подумал он, ждать намеченного времени. У них может больше никогда не быть столь удобного случая, как сейчас. Проходя мимо отца Мёрфи, он сказал:
— Тридцать секунд.
Морин, сжавшись в комочек, лежала на скамье, прикрыв лицо руками. Сквозь щель между пальцами она посмотрела на Бакстера и заметила, как тот кивнул ей. Он же, развернувшись в очередной раз, подошел к престолу. Поравнявшись с кардиналом, прошептал:
— Время…
Кардинал поднялся со своего престола, спустился вниз по ступенькам и пошел к ограде алтаря. Открыв ворота, он быстро шагнул вниз в центральный проход между скамьями.
До отца Мёрфи донесся шепот Бакстера:
— Идите!
Мёрфи перекрестился, быстро встал и направился к боковой алтарной ограде.
Флинн заметил движение на помосте в зеркале органа. Продолжая наигрывать какую-то веселую мелодию, он крикнул Лири:
— Обернись!
Лири и Меган молниеносно спрыгнули с парапета и повернулись. Лири поднял винтовку.
Орган Хики замолчал, вслед за ним оборвал мелодию на долгой протяжной ноте и главный орган Флинна. Песня прервалась, в соборе наступила тишина, и взгляды всех устремились на кардинала. Флинн, продолжая глядеть в зеркало, произнес в микрофон:
— Стойте там, где стоите, кардинал!
Отец Мёрфи открыл коробку автоматического выключателя тока на стене алтаря, опустил рычаг, и все пространство алтаря погрузилось в темноту. Бакстер сделал три длинных шага, миновал ризничную лестницу, сильно оттолкнулся ногой и по мраморному полу скользнул к медной плите. Морин скатилась со скамьи и быстро подползла к задней ограде алтаря. Пальцы Бакстера нащупали медную плиту, и он быстро приподнял ее над полом. Морин резко развернулась, и ее ноги скользнули в отверстие в полу.
Четыре человека в трифориях дико заорали. На церковных хорах раздался выстрел, и крики стали еще громче. Из трифориев почти одновременно вырвались четыре выстрела.
Морин проскользнула в отверстие и нащупала внизу земляной пол.
Бакстер почувствовал, как что-то — не поймешь, то ли пуля на излете, то ли кусочек отколовшегося мрамора — с силой ударило ему в грудь, и он неловко сел прямо на пол.
Кардинал продолжал идти, высоко подняв голову, но на него никто не обращал внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77