не собаки? на славу потрудились маги-вивисекторы), выискивающих контрабанду в сваленных кучами тюках постояльцев, между неплотно пригнанными досками пола… напрасно.
Хозяин гостиницы, бывший скальд по прозвищу Светлоголосый, ныне старейшина «ночной артели» с увесистым именем Багор, любит повторять: «У меня здесь приличное заведение, господа». Ничего свыше дозволенного законом. А сомневаешься, любопытствуешь, вынюхиваешь, суешь длинный нос… Могут и найти на отмели после отлива, обмотанного якорной цепью. На радость тамошним крабам.
Если ты, конечно, не носишь браслеты, положенные артельщику, или, как говорят за пределами порта, «нищему брату». И не знаешь нужные Слова. А носишь и знаешь – тогда с тобой другой разговор. Серьезный. Как у нас здесь говорят–деловой.
Итак, он в гостинице. И не в простой, а в притоне контрабандистов, всяких смутных перекупщиков и прочих «братьев», по которым плачет виселица на Площади.
Он тоже из их числа?
Кинул взгляд на оголенное предплечье, но ничего, кроме выступивших от холода мурашек, не увидел. Никаких браслетов. Жилистая вполне рука, может и бойцу принадлежать, и какому-нибудь там кожевнику. Или вору. Или?
Обидно было, что название гостиницы не желало идти в голову. Никак.
Но куда обидней, это уж как пить дать, было забыть и собственное имя.
Сидел, напрасно сжимая голову руками и мыча под нос себе всякую бессмыслицу. Может быть, обрывки знакомых имен. Может быть, ругательства,
А может, молитвы.
За окном, в пронзительно синем небе, закричала чайка. Он вскинул голову и оглянулся.
На великанском табурете у кровати были сложены его (а чьи же еще?) немногочисленные пожитки, Широкополая шляпа и суконный плащ на подкладке, такие здесь носили рыбаки. Настоящие, а не «артельщики». Еще заплечный мешок из грубой дерюги. Он с интересом развязал горловину. Не найдется ли там ответ на все вопросы?
Шурша бумагой, он достал из мешка свернутый трубкой лист, просунутый в широкий браслет из гладкой матовой стали. Металл была непростой, без единого пятнышка ржавчины. Большая редкость там, где влага сжирала любую сталь вшестеро быстрее обычного. Не помогало толком ни масло, ни заговоры.
Говорили, потрудился Меерфольк, Народ Моря, живший в этих местах до прихода людей и изгнанный Словом, огнем и железом. С тех давних пор с невиданной скоростью ржавели мечи и кольчуги, сырели дрова и лучины, а заклинания без причины распадались и обращались против своих владельцев. Так вершилась месть изгнанников завоевателям.
А еще было Обещание Волны. Клятва-пророчество Меерфолька вернуться на сушу и вернуть себе утраченное. Сбросив людей и их союзников в бездну, сровняв их Город с землей, а землю с Морем.
Он задумчиво расстегнул браслет, примерил его на руку. Браслет подходил, не жал и не болтался свободно. Складывалось впечатление, что запястье к нему давно привычно. Хмыкнув, он развернул лист бумаги, прочел обращение, написанное вверху большими буквами:
«Здравствуй. Пусть это и звучит как злая шутка, ведь если ты читаешь это письмо, значит, ты мертв. Как и я».
Хмыкнув еще громче, он опустил глаза в самый низ послания, где уважающий себя человек (или нечеловек) должен был поставить подпись, фамильный герб или хотя бы инициалы. Ничего такого там не было, автор пожелал остаться безымянным. Ну что же.
Он продолжил чтение.
Прерывался дважды. Один раз в середине письма, чтобы достать из мешка металлический крюк (тоже совсем не тронутый ржавчиной), сужающийся на изогнутом конце, как ястребиный клюв. Попробовал «клюв» пальцем – острый. По внутренней стороне изгиба шла борозда кровостока, изобличая в крюке боевое оружие.
Второй раз, ближе к концу, на свет появилось небольшое серебряное зеркало. Он долго смотрел в него, касаясь своего лица пальцами. Ощупывал подбородок, скулы, переносицу.
Отложив зеркало в сторону, дочитал письмо.
Долго сидел, глядя перед собой и бездумно комкая бумагу. Болела грудь – там, где сердце, и на две ладони вправо от него.
Спустя незначительное время в главную залу гостиницы спустился человек. Он был одет простым рыбаком, а на плече нес полупустой с виду мешок.
Заговорив вполголоса с одним из подручных хозяина, мрачным одноглазым мангасом, он показал ему браслет на руке. Тот кивнул бугристой головой на незаметную дверь в углу. Можно было поклясться, что минуту назад ее там вовсе не было. И, захлопнувшись за спиной этого члена «ночной артели», она снова исчезнет.
А где окажется тот, кто прошел через нее… Да где угодно! Потайные двери гостиницы «Молочное море» распахивались в самых разных уголках Города и даже Архипелага. Через них, на радость хлебосольному хозяину, приходили самые разные гости. И уходили тоже.
В это же время упадут сходни с одной неприметной ладьи, причалившей в порту. На них ступит чужеземец в дорожном наряде и сапогах из отборной кожи малого василиска, перепоясанный грозного вида мечом и боевой плетью. В бумагах Береговой Стражи он будет значиться как барон Готфрид фон Ваденполь, прибывший в Город по семейным делам.
Закончив досмотр, капрал «береговиков» принял от барона положенную въездную пошлину. Увы, недостаточную, чтобы отвратить даже офицера Стражи от подношений тех же «нищих братьев», в своем нищенстве плативших полновесным золотом. Провожая чужестранца прищуренными глазами, он подозвал к себе одного из рядовых – раздолбая в помятом и неровно выправленном саладе, не чищенном к тому же от начала времен. Неряха этот по случайности приходился капралу троюродным племянником.
– Слушай сюда, – тихо, но внушительно сказал капрал, упираясь указательным пальцем в ржавый нагрудник рядового. – Смена сейчас кончается, наденешь гражданское и бегом на площадь Соленых Камней. Там гостиница «Молочное море». Зайди внутрь, найди хозяина, Багра, или его помощника. И передай, что барон прибыл. Запомни – барон прибыл.
– Запомнил, – ломающимся баском отозвался племянник, – Дядя, а какие дела у благородного с «артельщиками»?
– А ну, цыц! – Капрал отвесил кровинушке подзатыльник, латная рукавица гулко лязгнула по саладу. – Заткни пасть – и бегом на площадь! Понял?
– Понял. – Племянник кивнул так, что великоватый шлем чуть не слетел на мостовую, и резво припустил к казарме.
Капрал покачал ему вслед головой. В последнее время он жизни не дает своими идиотскими вопросами, вместо того чтобы молча бегать на посылках. Надо будет все-таки стереть уродца. Или хотя бы перепрограммировать его заново.
Выслушав послание капрала, Багор повернулся к помощнику-мангасу.
– Отправь почтового демона Камбале, – сказал хозяин гостиницы в своей всегдашней рассеянной манере, глядя куда-то в сторону. – Напиши, что клиент прибыл. И обязательно добавь– у нас есть всего двенадцать часов. Пусть сделает одолжение и поторопится.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Для легкого орнитоптера СО-12, предназначенного для разведки и скрытого ведения боевых действий в городских условиях, каждый взятый на борт килограмм имеет решающее значение. Пожертвовав толикой маневренности и максимальной высоты полета, можно вооружиться дополнительной связкой ракет «воздух–земля» или реактивной артиллерийской установкой «Торнадо». С известным риском можно даже смонтировать на носовом пилоне дальнобойный лазер, позаботившись, конечно, о дополнительной энергоустановке.
Но, увы, взять на борт пассажира свыше установленных двух человек экипажа невозможно. Если этот пассажир не ребенок, способный уместиться у кого-то на коленях. А Даша уже давно не была ребенком.
Разумеется, на заднем сиденье своего ховер-лимузина или в устланном коврами салоне личного вертолета Владимир Белуга с радостью усаживал ее на колени. Но в кабине «Сомова» Дарья уперлась бы красиво уложенной головой в броневой купол кабины. Не вытянув на взлете, они бы врезались брюхом в крышу родового гнезда и красивым огненным шаром канули за ее край.
Может быть, кто-то даже загадал бы желание, глядя на падение с Небес этой случайной звезды. Или сплюнул бы через плечо, узнав в ней зловещую комету, предвестницу скорых несчастий.
Но сегодня этого не случится. После небольшого скандала, прерванного решительным рыком Владимира, личный пилот оставлен в особняке потягивать утешительный коньяк, а Даша занимает его место в кабине. Вокруг ее стройного тела, по случаю затянутого в облегающий полетный комбинезон, крепко смыкаются пристяжные скобы. Сминая волосы, на ее голову опускается шлем с непрозрачным забралом,
– Влад! – кричит она. – Он испортит мне прическу!
Белуга усмехается в темноте собственного головного узилища. Он, шлем, а точнее, ЦИКЛОП – «церебрально-интерфейсный комплекс летного обеспечения пилотирования» – умеет еще много гитик. Напрямую проецировать в мозг пользователя показания бортовых приборов. Подменять поступающую через зрительные и слуховые рецепторы информацию данными с двух сотен миниатюрных камер панорамного обзора и такого же количества сверхчувствительных микрофонов, установленных снаружи, на корпусе «нетопыря». Координировать действия наводящих и огневых систем. С помощью обратной связи осуществлять управление орнитоптером…
Или, например, выжечь тебе дотла мозг направленным микроволновым импульсом, если твой ЛИК не занесен в список допущенных к пребыванию на борту. Радикальное решение проблемы возможных угонщиков и «русская рулетка» для хозяина «нетопыря». Ведь даже самая надежная система может дать сбой. Бах – и все!
Именно эта непредсказуемая острота ощущений, постоянный медный привкус бурлящего адреналина не давали Владимиру заскучать настолько, чтобы сыграть в эту рулетку последний раз. С полностью заряженной обоймой.
Как-нибудь потом. Когда надоест и это.
Помещенный в специальную люльку из упругих лент, сложивший крылья в предстартовую позицию, «нетопырь» застыл в самом начале пускового желоба. Электромагнитная катапульта, смонтированная в трубе длиной шестнадцать и диаметром три метра, была готова «выстрелить» орнитоптером в любую секунду.
«Внимание, – сказал нежный женский голос в ушах Владимира и Даши. – Приготовьтесь к процедуре идентификации личного кода. Предупреждение: неправомерное проникновение на борт карается высшей мерой воздействия».
– О чем она говорит? – нервно спросила Даша.
– Не обращай внимания. – Владимир опять улыбнулся. – Постарайся не моргать.
«А то чертова машина решит, что ты пытаешься ее надурить, и поджарит твои маленькие нежные мозги».
Ослепительная красная вспышка считывателя. Полторы секунды на обработку информации.
«Добро пожаловать на борт, Владимир. Добро пожаловать на борт, Дарья. Ваши полномочия подтверждены». И тут же вмешивается другой голос, более резкий, мужской. Так и видишь перед собой постаревшего, но все еще крепкого вояку с морщинами вокруг глаз от вечного поглядывания в прицел. «Предполетное тестирование завершено, все системы готовы к работе». Это электронный пилот, штурман и бортмеханик, его в полете приходится слышать чаще всего. Милая дамочка, «стюардесса», как ее зовет Белуга, оживает только при взлете и посадке.
Есть еще третий голос, звучавший в его ушах всего однажды, во время летных учений на федеральном полигоне. Равнодушное, бесплотное бормотание виртуального демона, живущего в управляющих контурах бортового вооружения. Демона-убийцы. Сейчас он дремлет, скованный магической печатью своих хозяев, кодовой пломбой Федерального Контроля,
Ну и пусть. Владимиру с Дарьей хорошо и без него.
– Дать обзор, – командует Белуга. – Блокировать шлем-один, полное управление на шлем-два. Отключить голосовые команды.
((Подача команд голосом отключена, – ласково нашептывает ему «стюардесса». – Управление с ЦИКЛОПа-один блокировано. Управление передано ЦИКЛОПу-два. Приблизительное время зрительной адаптации составляет двадцать три секунды».
Изображение врубилось секунд через восемнадцать. Ощутив себя висящим в пусковом туннеле, Владимир пережил давно ставшую привычной дезориентацию, когда, чтобы посмотреть в разные стороны, не надо крутить головой. Достаточно просто посмотреть.
В такие минуты он даже жалел, что не был теком и не мог в полной мере испытать всех ощущений, сопутствующих обратной связи с орнитоптером. Ведь как это было бы, наверное, чудесно: почувствовать дрожь нетерпения, пронизывающую текстолитовые крылья, напряжение синтетических мышц, дремлющую мощь реверс-моторов. Но в его мозгу, до обиды натуральном комке серого вещества, не содержащем в себе даже вживленного базиса, не было соответствующих рецепторов, чтобы принять, обработать и ретранслировать подобные сигналы.
Все, чем ему приходилось довольствоваться, – это совершенная и абсолютно трехмерная аудиовизуальная проекция. Увы, всего лишь жалкое подобие настоящего эффекта присутствия, которым мог насладиться любой банковский клерк и любая «крыса». Он, владыка Небес, седлающий на Олимпе своего ездового «нетопыря», не мог.
И это временами приводило его в ярость.
«Произведено обновление метеорологических данных, – радостно сообщила стюардесса. – Скорость ветра составляет четыре метра в…»
– Заткнись! – заорал Белуга, – Старт!
Машина продолжала безмятежно болтать, и он вспомнил, что заблокировал голосовое управление, опасаясь брякнуть что-нибудь в разговоре с Дашей. Вот дерьмо! Где теперь этот хренов курсор?!
((Будьте добры, проверьте надежность пристяжных креплений, – шепчет голос в Дашином шлеме. – Соблюдайте осторожность во время стартовых перегрузок. Желаю вам приятного полета».
Когда выброшенный из трубы орнитоптер почти достиг верхней точки взлетной траектории, Владимир включил обзор Дашиного ЦИКЛОПа.
И спустя двадцать секунд сверкающий, крутящийся, вставший на свою хрустальную голову мир обрушился на Дашу. Завертелся с ней под ее оглушительный визг, рухнул куда-то вниз, и на смену ему пришло небо.
Нет, Небо. Огромное, бесконечное, так не похожее на все, что она видела до сих пор, даже глядя в окно их спальни или гуляя по спиральным верандам их дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89