Я имею в виду, что он вечно обменивался шуточками с другими мужчинами за обедом, носил в нагрудном кармане авторучку и сигары, любил пошуметь и выпить. Но когда я приходила к нему на свидание, он совершенно преображался. Он становился спокойным, внимательным и очень нежным. Отличным парнем, просто отличным парнем. Мы ехали по шоссе в какой-нибудь мотель и там, о боже, этот парень был лучшим из всех. Этот маленький, толстый, лысый, немолодой парень был лучше всех. Он показал мне, что такое настоящий секс.
Джоу Родс замер, до половины расстегнув рубашку.
– Ты говоришь это для того, чтобы придать мне уверенности?
– Неужели мужчина, который способен снять женщину вдвое младше него в Нью-йркском историческом обществе нуждается в поддержке? Не говорите глупостей. Нет, я просто хочу сказать, что гуляла с мальчиками с девяти лет. И к тому времени, когда я встретила старого Джонни, я уже знала, что к чему. Но для меня это никогда ничего не значило. Знаешь, вроде как почесать зудящее место, не более того. Но для Джонни это значило очень многое. В этом была вся его жизнь – он жил ради этого. И он показал мне, что это такое. Я многому научилась у него, но это было больше, чем просто секс. Джонни был первым мужчиной из всех, с кем я до этого спала, который дал мне почувствовать, что я нужна, что я желанна, что я составляю с ним единое целое. Не просто любая женщина, а именно я. Понимаешь, о чем я?
– Да, Элен. Мне кажется я понимаю.
Он выпутался из петель своих шелковых подтяжек, снял рубашку и встряхнул ее. Затем повесил ее на ручку дверцы шкафа. Он остался в легкой бежевой нижней рубашке с короткими рукавами и тремя пуговицами на вороте.
– А что ты делала до того, как стала официанткой в «Китти Кэт»?
– До этого? Ну, целый год после школы я жила дома и помогала матери по хозяйству. Она очень болела после того, как умер мой отец. У меня есть три брата, все старше меня. Альфред к тому времени уже женился и жил в Калифорнии. Средний, Эрл, служил в армии. Его призвали в сорок восьмом. И все еще служит. Теперь уже капитан. Сейчас он во Вьетнаме. Но он в хозчасти, так что я не думаю, что он подвергается большой опасности. Льюис, это младший, закончил школу на год раньше меня. Он работал в банке. Так мы и жили на то, что зарабатывал Льюис и на страховку отца. Иногда Эрл присылал нам какие-то деньги из своего армейского довольствия.
– У тебя было счастливое детство?
– О, да! Да, очень счастливое. Мы жили на ферме под Лоуер Хотчкисс. До того как умер отец, они с дядей, это брат отца, вели хозяйство, а мои братья им помогали. Да, весело было. Мой отец и дядя любили работать, но и отдохнуть были не прочь. Они любили посмеяться и вечно шутили.
– И как же они шутили?
– О, боже, Джоу, я тебе наверное уже до слез надоела со всей этой ерундой.
– Нет, вовсе нет. Мне доставляет это огромное удовольствие. Мне очень интересно. Пожалуйста, не останавливайся.
– Хорошо. Ну, ты наверное представляешь, какие шутки отпускают фермеры. Однажды дядя привез мне маленького хорошенького кролика из города. Такого белого крошечного кролика. Я не знала, что он купил еще четырех белых кроликов, один другого больше. Каждое утро в течении четырех дней он тайком пробирался к клетке, вынимал оттуда кролика и клал на его место кролика побольше. Таким образом мой кролик с каждым днем становился все больше и больше. Я была так потрясена этим, что таскала его с собой повсюду и показывала соседям. Через четыре дня, когда он стал совсем большим, дядя дал обратный ход, и мой кролик начал уменьшаться с каждым днем. Боже, я не понимала, что происходит. Я боялась, что он станет совсем маленьким и исчезнет. Я заплакала, и тогда мой дядя обнял меня, поцеловал и рассказал мне все, а затем отдал мне остальных кроликов. Вот такие были шутки.
Он снял нижнюю рубашку через голову. У него было худое, бледное, безволосое тело. Соски напоминали две крошечные блеклые розы. Элен была очарована.
Он достал из шкафа темно-бордовый шелковый халат, одел его, завязал пояс, повернулся к ней спиной и стал снимать брюки и трусы под халатом.
– Может быть, я в чем-то ошибаюсь, но по-моему у нас был очень счастливый дом. Мои родители любили шумные компании. Каждое воскресенье к ужину собиралась куча народу. Если погода была хорошей, ужинали на поляне перед домом. Люди приносили с собой разные кушанья. Печеные бобы, картофельный салат, салат из огурцов, пирожки с орехами, шоколадный пирог, иногда большой окорок. Каждая женщина готовила то блюдо, которое ей лучше всего удавалось. Мой дядя играл на мандалине, а мой брат Эрл играл на гитаре. Веселья хватало. Братья приглашали своих девушек. Это было здорово. Мы пели песни. Никто даже не предполагал, что случится вскоре.
– А что случилось?
– Мой дядя и отец поехали по делам в город. Наверное, выпили там немного. На обратном пути они попали в катастрофу и оба погибли.
– Ты любила своего отца?
– О, боже, да! Очень. И дядю. Они были настоящие мужчины. Настоящие мужчины – ты понимаешь? Совсем не такие, как в Нью-Йорке.
– Да, я представляю.
– Нет, ты не представляешь. Ты не можешь этого понять, если ты не женщина. Они были настоящие мужчины. Даже мои братья уже не такие. Немножко похожи, но уже не такие. Я думаю, таких мужчин больше нет. О черт, да что об этом говорить!
Он поставил свою рюмку на столик рядом с кроватью. Затем мгновенным, неуловимым движением скинул на пол халат и голый скользнул под простыню рядом с ней, но не касаясь ее. Это случилось так быстро, что она не успела ничего разглядеть. Он промелькнул перед нею белым призраком. Он прикурил «Голуаз», а она свою сигарету с фильтром.
Стемнело. Через стеклянную крышу спальни ей показалось, что она видит звезды. К потолку поднимались клубы дыма. Где-то едва слышно играла музыка. Это был марш Джона Филипа Соузы «Звезды и полосы навсегда» note 5 Note5
"звезды и полосы» – американский флаг

.
– Что произошло после того, как погибли твои отец и дядя?
– Что произошло? Ох… все пошло прахом. Альфред женился и переехал в Калифорнию. Эрл отправился в армию. Мама просто слегка и мы продали почти всю нашу землю. Все, за исключением дома. Все пошло прахом.
– А какая была твоя мать?
– Мама? У нее были очень красивые глаза. Она была очень хорошая. Работящая. Никогда не жаловалась. Бог мой, сколько она работала! Она не смеялась так громко, как отец, но она как-то незаметно отводила взгляд, и мы знали, что она смеется про себя, не желая, чтобы кто-нибудь это видел. Она была гораздо спокойнее отца и дяди Барни. Она позволяла им шуметь, петь песни и дурачиться. Но она заправляла домом. Это она связывала всех нас – до тех пор, пока не умер отец. Затем она изменилась. Она почти не разговаривала и никогда не улыбалась. Затем она умерла. Может быть, вы думаете, что таких женщин тоже больше нет. Возможно, вы правы.
– Какой ты была в детстве, Элен?
– О черт, просто кожа да кости. Носилась как сумасшедшая. Коротко стригла волосы, носила штаны и старалась ни в чем не отставать от своих братьев. Меня нельзя было назвать хорошенькой маленькой девочкой. Полагаю, я доставляла матери много хлопот. Она пыталась что-то сделать, но потом отступила, сказав, что такова моя судьба – быть сорванцом.
Он повернулся, чтобы затушить сигарету, затем забрался поглубже в постель и натянул простыню до самого подбородка. Тыльной стороной ладони он коснулся ее обнаженного бедра. Рука была прохладной и мягкой.
– Ты хорошо училась в школе?
– Средне, я бы сказала. Если меня что-нибудь интересовало, я получала неплохие отметки. История, экономика и тому подобные вещи вызывали у меня отвращение, поэтому с ними я была не в ладах. Но я влюбилась в нашего учителя естествознания и здесь у меня все шло замечательно. Еще я ходила в драмкружок. У нас там не хватало мальчиков, и когда мы ставили «Отелло», я играла Яго. Почему ты смеешься?
– Гм… Да так. А как к тебе относились одноклассники?
– Я бы сказала, что мальчишкам я нравилась, а девчонкам не особенно. У меня хватало кавалеров. Мальчишки за глаза называли меня – шалава. Они думали, я об этом не знаю, но я знала. Мои братья всякий раз лезли в драку, едва заслышав это.
– А что они имели в виду под «шалавой»?
– Милый, ты откуда родом?
– Я родился и вырос в Нью-Йорке. А что?
– Иногда мне кажется, что ты свалился с другой планеты, таких пустяков не знаешь. Если хочешь знать, они называли меня шалавой, потому что думали, будто я всегда готова… лечь с кем-нибудь.
– В самом деле?
– Конечно.
– Господи, помилуй! Элен, кто был вашим первым… вашим первым…
– Моим первым парнем? Эдди Чейз. Это произошло на лесопилке. Боже, я потом вытряхивала пыль из ушей недели две.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Мне было тринадцать, а Эдди четырнадцать.
Кончики его пальцев осторожно дотронулись до ее бедра и замерли. Она повернулась к нему и поцеловала его в белое холодное плечо.
Потом откинулась на спину и стала смотреть, как ночь входит в комнату.
– Знаешь, дорогой, – сказала она сонно, – сегодня замечательный день, и я хотела бы сделать тебе подарок. У меня есть замечательный маленький попугай. Уверена, ты его полюбишь. Я сама его люблю, но я редко бываю дома и мало забочусь о нем.
– О, Элен, я не могу.
– Я даже принесу тебе клетку.
– А попугай говорит?
– Он знает несколько простых, но очень многозначительных фраз. Он очень сообразительный. Я уверена, ты многому сможешь его научить.
– Спасибо, Элен, но я не думаю…
Он замолчал.
– Джоу? – позвала она.
Он молчал.
На мгновение ее охватил страх, и она вспомнила, как он рассказывал о своем слабом сердце. Но приложив ухо к его груди, она услышала размеренные удары. Она склонилась к его губам и почувствовала запах вина, шампанского, коньяка и чеснока. Она улыбнулась.
– Спокойной ночи, дорогой, – сказала она вслух и поцеловала его в лысину.
Потом встала и оделась. Ему она написала записку, в которой поблагодарила за замечательный день и оставила свои служебные и домашние телефоны и адреса.
Она вытащила крошечную розочку из петлицы его пиджака и задумчиво жевала ее, спускаясь по лестнице.

4

Элен Майли вошла в офис «Свансон энд Фелтзиг, Паблик Релейшенз» в девять часов двадцать четыре минуты утром в понедельник. Сьюзи Керрэр сидела на секретарском месте, шумно всхлипывая в скомканный платок.
– Что случилось, детка? – встревоженно спросила Элен. – Опять залетела?
Сьюзи всхлипнула.
Чуть приподняв миниюбку, Элен присела на край стола Сьюзи.
– Ладно, – сказала она. – Перестань плакать. Это не конец света.
Сьюзи продолжала всхлипывать.
– Прежде всего пойти к доктору и удостоверься, – посоветовала Элен. – Затем я дам тебе адрес одного замечательного человека в Бруклине. Он дает пенициллин и даже приглашает потом на осмотр. Как у твоего парня с деньгами?
– Он портовый служащий, – убитым голосом ответила Сьюзи.
Элен мрачно кивнула. «Вот где собака зарыта» – подумала она.
– Ну, тогда я позабочусь о деньгах.
– Спасибо, Элен, – с благодарностью сказала Сьюзи.
– Лоеб и Леопольд уже звонили?
– Мистер Свансон будет в одиннадцать. Он хочет разок посмотреть с тобой расписание деловых ланчей на этот месяц. Мистер Фелтзиг сказал, что у него встреча с клиентом и он вернется не раньше двух или двух тридцати.
– Хорошо, – кивнула Элен. – Были какие-нибудь звонки по нашему объявлению?
– Пока только три. Я сказала им зайти в десять, десять пятнадцать и десять тридцать.
– Это хорошо, детка. Я спущусь вниз выпить кофе. И не волнуйся насчет этого. Я сделала больше абортов, чем ты перманентов. Поверь мне, это не больнее, чем укол. До встречи.
В «Сэм-Эл Ланченет» было полно народу. Единственные свободные места за стойкой оставались прямо напротив повара, яростно колдующего над шипящим грилем. Элен скользнула на высокий стул и положила свою сумочку из крокодильей кожи на соседний. Секунду спустя рядом оказалась Пегги Палмер. Она переложила сумочку, забралась на стул и улыбнулась Элен.
– Горячая булочка! – проревел рядом повар. – Забирайте!
– Привет, дорогая, – сказала Пегги, улыбаясь, отчего на щеках у нее заиграли ямочки. – Как уик-энд?
– Да, есть что вспомнить, – ответила Элен. – А твой? Ты наконец сделала это с Верблюдом?
Пегги закатила глаза.
– У меня начались месячные. Представь себе. Субботний вечер, и я наконец решилась…
– Какая досада, – сочувственно произнесла Элен. – После всех твоих волнений. И что?
– Он-то ничего… – хмыкнула Пегги. – Я спросила его, что я по его мнению из себя представляю.
– И что он?
– Он сказал, что считает и меня, и себя нормальными взрослыми людьми с нормальными желаниями и нормальным взглядом на вещи. Ты уже заказала?
– Нормальный? – насмешливо фыркнула Элен. – Это он-то, мистер Длинный Нос, нормальный? Ну смех. Мне только кофе. Не понимаю, как ты вообще его терпишь?
– Ох, Элен, он не так уж плох. Он принес мне букет фиалок. Я думаю, я возьму кофе и гренки. Не правда ли, это мило?
– Гренки и два кофе! – выкрикнул повар.
– А что ты делала? – спросила Пегги. – Боб звонил?
– Боб? Я не видела его уже несколько недель. Разве я тебе не говорила, что между нами все кончено? Вчера я встретила одного старичка, который годится в ровесники богу. Его зовут Джоу Родс. Я думала, он окажется грязным стариканом, но он был мил, очень мил. Мы замечательно пообедали в итальянском ресторане на Семьдесят второй улице. Выпили море вина. Это было восхитительно. Он носит носки на подвязках.
– Ты шутишь?
– Нет, клянусь. А в пятницу вечером мне позвонил Чарльз!
– Чарльз?
– Жареный ржаной хлебец! – вопил повар.
– Да, Чарли Леффертс. У меня болела голова, я уже разделась и собиралась спать, но я подумала: «Какого черта!»
– Вы ходили куда-нибудь?
– Нет, – улыбнувшись ответила Элен, – не совсем.
Пегги фыркнула:
– Он опять обслюнявил тебе все пальцы на ногах?
Элен изобразила изумление:
– Боже, неужели я тебе об этом рассказывала? Передай мне пожалуйста сливки, дорогая. Разумеется, он ничтожество. Говорю тебе, у него в голове нет ни одной извилины, но когда дело доходит до постели, ему нет равных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32